Успокоившись, я разделась. В камине приятно мерцал огонь. Усевшись в глубокое кресло и наслаждаясь теплом, я принялась читать одну из книг профессора. Теперь, когда я познакомилась с этим человеком, его труды стали представлять для меня новый интерес. Читала я медленно, увлеченно.
Проснулась я внезапно, ощутив холодный страх. Огонь почти догорел, и книга соскользнула с моих колен на ковер. Я слегка вздрогнула, но разбудил меня не холод, а какой-то звук.
Комната была точно в таком же состоянии, как два часа назад, когда я принялась за чтение. Шурупы, которые мои испуганные глаза быстро отыскали в панели возле камина, по-прежнему были на месте. Я вздохнула с облегчением, пересчитав их серебристые головки, крепко сидящие в дереве. Но пока смотрела на них, звук раздался снова. Я застыла, чувствуя, что волосы у меня на затылке встали дыбом, как шерсть у испуганной кошки.
Из-за потайной панели доносился слабый ритмичный скрип.
Скрип-скрип, скрип-скрип. Звук продолжался в постоянном ритме, и я вслушивалась в него со все возрастающим ужасом. Это был не животный, а механический звук. Он не был похож ни на писк мыши или крысы, ни на скрип ставни или оконной рамы, потревоженной ветром.
Я медленно встала с кресла, прижала ухо к панели и прислушалась. Теперь звук стал громче, напоминая скрип ножа о фарфор или напильника о сталь... У меня застучали зубы.
Напильника о сталь?
Я вздрогнула и в панике наклонилась ниже. Кто-то спиливает защитные шурупы?! Но это невероятно! Ведь их острые концы глубоко сидят в сплошной деревянной основе за панелью? И все-таки кто-то там был! И явно пытался проникнуть в мою комнату! Я боролась с желанием закричать, прося о помощи, но было уже заполночь. Во всем огромном доме не раздавалось никаких звуков, кроме этого ужасного скрипа стали о сталь. Если позвать Джона или профессора, они придут, увидят, что шурупы на месте, и сочтут, что я сошла с ума...
Я представила себе большую фигуру, взламывающую панель со стороны хода, чтобы наброситься на меня в темноте. Поискала глазами какое-нибудь оружие, хоть что-нибудь, чем можно защититься, и в страхе и спешке натолкнулась на кресло, о котором забыла. Вскрикнув, я схватилась за него обеими руками, и, опять повернувшись к панели, в ужасе уставилась на нее.
Панель не двигалась. Шурупы были на месте. Но звук пропал.
С бешено колотящимся сердцем я вернулась к панели, усилием воли заставила себя схватиться за ту же розу, которой пользовался профессор, чтобы открыть дверь. Потянула ее, дернула, но она не шевельнулась. Тогда, прижав губы к панели, я гневно спросила:
— Кто вы? Что вам нужно? — И замерла, прислушиваясь.
За темным красным деревом, украшенным розами, не раздавалось ни звука. Ничего.
Дрожа, я прислонилась к панели, слишком слабая, чтобы отойти. Сердце по-прежнему колотилось, и мне вдруг захотелось с облегчением засмеяться. Потому что в пустом и звучном внутреннем ходе не раздавалось ни малейшего звука, напоминающего поспешное бегство. Ни одного звука, выдающего присутствие человека. Никакого скрипа стали о сталь. Не было вообще никаких звуков! Полная тишина!
Я неподвижно ждала, а минуты медленно проходили. Скрип не повторился.
Постепенно я начала понимать, что замерзла и смертельно устала. Это, должно быть, крысы резвились в ходе. Ничего другого и не могло быть, убеждала я себя. Крысы обычно пищат, когда играют, спариваются или дерутся из-за еды, украденной с кухни или из помойного ведpa. В таких старых домах, как этот, в укромных уголках обязательно должны быть крысы! В современных зданиях их уничтожают выкуриванием. Но разве можно извести этих тварей, если дом полон потайных ходов и даже есть тоннель длиной в полмили, ведущий к морю?
Стены Уэруолд-Хаус, наверное, просто рай для этих ужасных маленьких существ! Я осторожно оглядела комнату. Дверь плотно закрыта, кроме дымохода и окон, нет никаких вентиляционных отверстий. Окна закрыты плотными сетками от насекомых, в камине горит огонь. Нет, крысам сюда не пробраться!
И все же инстинкт заставил меня подтянуть тяжелый письменный стол к предательской панели. А страх не позволил на этом остановиться. Выбрав самые тяжелые каминные предметы, я положила их поближе к кровати. Стол, решила я, послужит препятствием для налетчика и, возможно, даст мне время, чтобы выбежать из комнаты, а медная кочерга — неплохое оружие.
Заснуть этой ночью я уже не надеялась, потому что поймала себя на том, что вслушиваюсь в малейшие звуки в доме и снаружи. Один раз услышала, как внизу тихо закрылась дверь. 3а окнами снова поднялся ветер. Внизу беспрестанно бурлило море.
Но не было никакого скрипа. Прошло много времени прежде, чем мне удалось заснуть. Во сне меня преследовали фантастические видения, призраки из античного прошлого, так что вряд ли это успокаивало. Однако запомнила я только одного. И мой страх стал еще сильнее, когда я поняла, что это лицо профессора Уайганда, искаженное гротесковой маской безумия.
И тем не менее я спала, и, вероятно, спала крепко, потому что проснулась с криком и обнаружила, что сижу на постели с сильно бьющимся сердцем, а медленные, гулкие удары гонга возвещают о начале нового дня.
Глава 4
— Найдите могилу царя нетронутой, и везение на вашей стороне, — говорил профессор Уайганд, сидя напротив меня за огромным письменным столом в его кабинете при музее. — Производя раскопки, надо мыслить категориями тысячелетней давности или более ранними. Вы должны быть готовы к тому, что можете найти коррозию металлов и внутреннее разложение или следы пожарищ во времена давно забытых войн и революций. Или что здесь, как в Месопотамии, случился великий потоп, о котором упоминается в Библии. Вам также приходится считаться с силой давления сорока или тридцати футов земли, высящейся над предметами, которые вам нужно извлечь и сохранить.
— Не говоря уж о грабителях могил, — заметила я, помахав карандашом.
Он кивнул:
— Не говоря уже о том разочаровании, которое испытываешь, когда, открыв запечатанную камеру, в которой находится саркофаг с мумией фараона и со всеми погребальными украшениями, обнаруживаешь, что многие столетия назад грабители проникли туда, вынесли из нее все, что могли унести, и снова запечатали ее! А что говорил вам Картрайт о реставрации исторических памятников?
Я пожала плечами:
— Боюсь, не очень много, профессор. В основном из теории. Рассказывал, как Вулли и другие учились покрывать воском предметы, предварительно вываляв их в земле, чтобы сохранить их в том же виде, в каком они были найдены. Он говорил, что так можно точнее воссоздать образ предметов, доставив их в музей. Разумеется, в Калифорнийском музее я видела несколько отреставрированных предметов.
— Иногда мы находим лишь отпечатки материальных предметов, раздавленных накопившимися слоями земли. От металлов, даже таких, как серебро, остаются иногда лишь маленькие пятнышки. Не более. Мы заливаем эти отпечатки воском, тщательно срезаем и упаковываем в пропитанную воском ткань. Здесь за реставрацию отвечает Джон, разумеется, под моим присмотром. Это очень долгий процесс. Иногда требуется много дней, чтобы воссоздать один лишь квадратный дюйм поверхности предмета и сохранить его! Впрочем, игра стоит свеч! Вещи, которые вы здесь увидите, бесценны! Антиквары заплатили бы миллионы, лишь бы приобрести их для своих коллекций!
— Но вы их не продаете? — испуганно спросила я.
Он засмеялся:
— Над некоторыми из этих безделушек Джон работал десять лет! Рандолф однажды целый год реставрировал статуэтку овна. Реставрация и перевод надписей, которые мы находим, может стать делом всей жизни! И это должно быть оплачено! Но предметы, которые вы здесь увидите, никогда не будут проданы! После завершения реставрации и перевода надписей все это, — он показал в сторону музея за кабинетом, который был забит корзинами и коробками, перенесенными с «Лорелеи», — отправится в другие, более крупные музеи. Здесь, конечно, будут замешаны деньги, и большие! Но никто никогда не сможет отнять у меня гордость первооткрывателя и реставратора. Это им придется признать! Археолог живет своими открытиями, Дениз! Ради них мы живем, работаем и, если надо, рискуем жизнями! Уинкельман, Лейард, Джордж Смит, Вулли, Шампольон, я сам и сотни других имен никогда не будут забыты, пока жива история!