— Девять очень тяжёлых. Состояние стабилизировано, но нужно стационарное лечение. Четверо — лёгкие. Полевой госпиталь. Остальные — отдохнут, и в бой.

— Ясно. Короче, майор, пусть фройлян Анна отправит их к нам. Немного отойдут, подлечатся, а там решат.

— Есть, господин генерал!

Отдал честь, капитан машинально повторил, и почувствовал, как его снова потянули за рукав, послушно повернулся и последовал за майором…

Фройлян Анна оказалась крепко сбитой девушкой лет двадцати пяти в зелёной форме с совершенно уже непонятными знаками различия. Но потому, как уважительно майор отдал ей честь, чин у неё был явно не маленький…

— Что у вас, майор?

Бесцеремонно, не обращая внимания на отданное приветствие, осведомилась она.

— Генерал приказал переправить капитана и его людей к нам.

— Яволь. Десять минут.

Майор поднёс ко рту запястье и быстро заговорил по-немецки. Между тем Анна села за стул, который стоял перед высоченной стеной аппаратуры и дисплеев, на которых мелькали непонятные знаки. Послышался нарастающий гул, между двумя металлическими фермами в углу замелькали сиреневые искры. В это время в огромную, не меньше штабной, палатку вошли новые посетители. При виде их Островский обрадовался — его пацаны, немного напуганные, немного ошарашенные, но целые и живые. Следом вкатили несколько непонятных агрегатов, представляющих собой полупрозрачные саркофаги, в которых лежали раненые солдаты.

— Что с ними?!

— Они в тяжёлом состоянии, но выкарабкаются, сейчас просто спят. А это — для того, чтобы им не стало хуже…

Любезно ответил Кемпке. Между тем сверкание стало громче, и вдруг пространство между стойками засветилось и появилась дыра.

— Вперёд!

Капитан почувствовал дружеский толчок и шагнул в никуда…

Серёга Фёдоров вытер полотенцем выступивший пот и опустился на скамейку. Он выиграл схватку, и теперь надо ждать следующего поединка. А пока — отдых… Не зря, ой не зря переживал он, волновался. После трёх месяцев такой привольно-вольготной жизни настала другая. Настоящая каторга. Всё началось после того, как всех перемещённых собрали в помещении большого зала, где проходил показ кино и чтение лекций по истории, а по выходным — танцы. Прежде всего, проверили наличие, и недостающих буквально приволокли за воротник. Это, в основном были «обнаглевшие», как их называл про себя Серёга. Когда все собрались, внесли четыре стола и разбили сельчан на четыре колонны. Вежливо, но настойчиво. Каждый подходил к своему столу и получал карточку определённого цвета, затем возвращался назад. Когда все получили бумаги, выяснилось, что они в основном четырёх цветов: белые, зелёные, красные и чёрные. Фёдорову досталась чёрная. Ивану — тоже. Такую же в руках вертела Наташка Восьмиламповая. Впрочем, её уже никто так не называл… У части сельчан были красные, у многих — зелёные, ну и белых хватало. Но только у взрослых. Детям всем выдали карточки тоже разного цвета. Чтобы это значило? Но ломать голову пришлось недолго — загрохотал динамик:

— Всем, у кого документ белый, направиться к выходу.

Небольшая кучка сельчан, недоумённо озираясь, послушно двинулась в указанном направлении.

— Зелёные документы, направиться к выходу.

Это, в основном был народ в возрасте. Но и несколько молодых, о ком Серёга знал, что ребята больные были среди них… Его осенило:

— Это же сортировка! Значит, карантин кончился! Но почему у детей и родителей РАЗНЫЕ цвета?! Неужели…

Догадка была такой страшной, что ему стало не по себе… тем более, что цвет такой страшный…

— Красный цвет! К выходу!

Пошли остальные… Но, как Серёга видел, и у детей, и у родителей документы ОДНОГО цвета. Семьи не разлучали…

— Чёрный цвет — на выход!

… Обладателей чёрных аусвайсов оказалось больше всего. Почти вся молодёжь, дети, словом, большинство. На сердце стало полегче, всё таки не один… Их посадили в огромные мягкие автобусы, и куда то повезли… Не выдержав, Серёга спросил сопровождающего их громилу:

— Куда нас?

Тот в ответ улыбнулся, наморщив веснушчатую физиономию:

— Вам, ребята, повезло! Вы прошли отбор, и теперь будете работать и учиться. Дети — кто в интернат, кто — в школу.

— А как же…

— Ну, парень, белые — это заражённые. Ты думаешь, вы тут сами по себе? Нет, шалишь! За всеми смотрели. Кто, что, как…

— Как это, заражённые?

— Либерастическим дерьмократизмом. Их уже не перевоспитать… А жаль. Людей теряем. Они становятся жидами…

— А мы?

— Вы? Увидишь. Но если откровенно — я тебе завидую! У тебя всё впереди. Короче: белые — не перевоспитываемые. Их на поселение, в чумные земли на освоение территории. Получат инвентарь, и пусть живут, как хотят, или как могут. сколько проживут, столько проживут. Но, как правило, недолго. Сами себя сжирают, образно говоря. Так вот. Ладно. Зелёные — это пенсионеры или инвалиды детства. Их — кого на лечение, поскольку у нас большинство болезней лечиться, кого — в дом стариков. Красные — те, кто может получить полное гражданство. Им предоставят выбор, кто куда и кем захочет. А чёрные — вы.

— И что?

Тот неожиданно подмигнул:

— Хе, а кто тут народу все уши прожужжал, что пусть здесь хорошо, но родной дом — лучше? Вот и будешь СВОЙ дом от ЧУМЫ освобождать! А мы — поможем!..

Тренировка закончилась. Серёга выиграл пять схваток из семи, и был доволен результатом. Предстояли ещё занятия по информатике, но это уже семечки, с его то способностями… Он надел форму курсанта, тщательно застегнулся и, взглянув в зеркало, вышел из раздевалки. Возле входа в строгой белой кофте и чёрной длинной юбке нетерпеливо приплясывала Наташка:

— Слышь, Серый! Новеньких привезли!

— Да ты что?

— Угу!

И мечтательно прикрыла глаза:

— Военные! Солдатики! А среди них — один офицер!

И умчалась дальше по коридору, а Серёга, сдвинув форменную кепку с коротко стриженных волос почесал затылок… Похоже, что дело сдвинулось с места, если уже солдатиков сюда перебрасывают, и весело свистнув, зашагал в аудиторию… Наташка не соврала — среди уже привычного набора голов маячили новенькие, молодые, по восемнадцать-девятнадцать лет, пацаны, жавшиеся к широкоплечему мужчине, лет тридцати трёх — тридцати — пяти на вид, как цыплята к курице…

Отто проснулся от яркого солнца, бьющего в глаза. Вставать не хотелось, поскольку ночь прошла с таким напряжением нервов, что даже чуть болела голова. Конечно, выигрыш ему был ГАРАНТИРОВАН, но всё равно…

— Здоровье беречь надо…

Пробормотал себе под нос и всё-таки выбрался из кровати. Туалет, душ с ледяной водой, растирание полотенцем до красноты, зарядка. Снова душ. С кухни уже тянуло горячими бутербродами и свежесваренным кофе.

— Хм… Особь обживается… Возьмём на заметку…

Небольшой столик уже был накрыт. Дымились ароматные горячие булочки, парил кофейник, подрумяненный шпик дразнил обоняние.

— О! Неплохо! Пожалуй, в содержании такого существа есть даже и плюсы… Но минусов — гораздо больше! Того и смотри, что-нибудь сотворит… Непотребное человеку… рано или поздно, кровь себя покажет…

Положил в тарелку тосты и мясо, налил кофе, включил раухер, просматривая вчерашнюю операцию заново. Фиксируя и отмечая свои и напарников ошибки, чтобы учесть их в дальнейшем и не повторяться. Голографический экран послушно отображал каждый шаг, выдавая все требуемые параметры, начиная от частоты пульса, и заканчивая кровяным давлением и электрическим напряжением мышечных сокращений каждого человека в казино.

— Неплохо… Неплохо…

Потянулся за сигаретой. Первая затяжка после еды — самая вкусная. С удовольствием смаковал ароматный дым, всматриваясь в экран. Наконец, закончив просмотр, быстро продиктовал выводы. Послушный умный агрегат вывел готовое решение на экран. Отто прочитал, внёс пару поправок, отправил Соколову. Затем подошёл к окну и всмотрелся в панораму, расстилающуюся перед ним… Чадное, грязное от тысяч автомобилей, небо, пыльные, несмотря на армию уборщиков, улицы, потёки грязи на домах… Стаи летающих крыс, почему то ставшие здесь символом мира… Противно. Как хорошо ДОМА…