— Цел, сволочь! Дерьмо не тонет! Берите эту суку, ребята!

Профессор не успел обернуться на голос, как сильные руки ухватили его под мышки и выдернули из траншеи. Он попытался дёрнуться, но тяжёлый удар по почкам враз заткнул готовую родиться в горле фразу. Тело рефлекторно согнулось, и, о, чудо! Ему это удалось! Отпустили! Наверное, узнали! Мысль успела родиться в мозгу… Но тут же удар ботинка в промежность свалил его на землю.

— Полегче, капитан, не отпускай его быстро.

— У, тварь…

Рука в чёрной перчатке ухватила его за ногу и поволокла по каменистой земле, сдирая с тела одежду, царапая изнеженное тело. Профессор попытался вывернуться, но бесполезно, казалось, что его тащил не человек, а робот. Робот?! Глухой чёрный шлем, такие же — латы? Всё чёрное внушало ещё больший ужас, чем то, что он пережил десять минут назад. Это — НЕ РОССИЯНСКАЯ АРМИЯ! Натовцы? Вряд ли. Но кто же?! По россиянски разговаривают…

Командир танкового полка подполковник Чердынцев просто не знал, что ему делать. Уже который раз, едва танкисты пытались выехать на задание, толпы вайнахов сбегались на площадь и укладывались живым щитом на дороге. Конечно, будь его воля, просто отдал бы команду, и перемешали бы стальные траки плоть с грязью. Чего, скрывать не стоит, на самом деле подполковник этого очень желал. Надоело уже находить сожжённые до тла железные коробки бронетехники, изуродованные тела товарищей по оружию. Но… При каждом таком спектакле одновременно появлялись и «правозащитники». Сверкая оптикой кинокамер они устраивались поудобнее на близлежащих к расположению части крышах и ждали, когда же росссиянские военные не выдержат. А чем это грозило — известно. Всем была памятна судьба полковника Буданцова, который пристрелил снайпершу, положившую двенадцать его пацанов-срочников, и за это получил девять лет тюрьмы строго режима. А заграничные, да и доморощенные «правозащитники» с пеной у рта требовали для него пожизненного заключения… Поэтому оставалось только стискивать кулаки, да скрипеть зубами, пока его товарищи гибли в горах без поддержки… Он повернулся к заместителю по строевой майору Мелентьеву:

— Что там?

— Беснуются, сволочи…

— А наши?

— Застряли на мосту. Взорвали под самым носом. Сейчас пытаются навести переправу, но пока ещё долго.

— А мы выехать не можем…Будь моя воля…

— Товарищ подполковник! Тут к вам… Это…

— Чего мямлишь, сержант?!

— К вам, короче, товарищ подполковник. Говорят, что капитан Островский.

— Лёха Островский?! Немедленно сюда зови!

Сержантик, дежурный по штабу исчез в мгновение ока.

— Слышь, Петрович, а чего это твой так замялся? Он что, капитанов не видел?

— Так Островский месяц назад без вести пропал. Видно, из плена сбежал, вот и…

— Понятно…

Щёлкнула дверь штаба, и оба офицера повернулись на звук, чтобы застыть в изумлении — ТАКОГО они себе даже представить не могли: нет, то, что стоящий перед ними был действительно пропавший месяц назад со своими бойцами Лёшка Островский, весёлый разбитной капитан из соседнего полка сомнений не было. Но вот только форма на нём… И оружие… Не обращая внимания на их ошарашенный вид, он прошагал к столу и не спрашивая разрешения уселся на стул:

— Вибрируем, господа офицеры? Опять вайнахи концерт устроили? И эти, дерьмократы на подхвате?

— Как всегда, Лёха. Какая то сука всё сливает. А там… Чего это я?! Ты — откуда: Да ещё такой красивый?!

— Оттуда, Петрович!

Он мотнул головой куда то в сторону.

— Короче, господа. Сейчас будет маленький концерт, так что прикажите бойцам не дёргаться.

— Да ты объясни толком…

Островский взглянул на часы, висевшие на стене.

— Время, господа. Прошу к экрану.

Поднялся, перехватил поудобнее непривычного вида оружие, поправил висящий на руке шлем и развевая длинными полами чёрного плаща, под которым угадывались щитки то ли бронежилета, то ли какой другой защиты, подошёл к окну, за которым бесновалась толпа.

Несколько мгновений ничего не происходило, потом вдруг в конце улиц, выходящих на площадь, появились необычного вида машины. Полностью глухие. Без стёкол, окошек, бойниц. Вот они остановились. Из-за них показались солдаты в таком же обмундировании, как и у Островского. Быстро, сноровисто они перекрыли все выходы с площади, незамеченные распалённой толпой, всё внимание которой было направлено на танкистов.

— Туда смотри, майор.

Закованная в перчатку рука капитана указала на крышу, где расположились американские «наблюдатели». Те сидели с удобством. Под балдахином, на раскладных стульях, рядом — столик с закусками и напитками, мощная телекамера установлена на треноге. Один из янки повернулся к коллеге, желая что-то сказать, и вдруг рухнул навзничь, получив удар массивным прикладом прямо в лоб. Второй вскочил, и покатился к краю плоской крыши от того, что его приложили ботинком в колено, упасть, впрочем, ему не удалось — одна из чёрных фигур вскинула своё оружие и выстрелила… Переводчица открыла рот, пытаясь завизжать, но её просто ударили в сплетение и заломив руки, ловко спутали их сзади каким то шнуром. Ближайшие к дому чеченцы, услышав выстрел, задрали головы, но в этот момент со всех сторон ударили выстрелы, и дымные трассы прочертили небо, заканчиваясь в толпе. Толпа взвыла и шарахнулась было к неизвестным солдатам, но те вскинули оружие к плечам и открыли огонь. Подполковник рванулся:

— Они что?! С ума сошли?!!! Там же женщины и дети!

— Не бойся, подполковник. Это — пластиковые пули. Отделаются синяками. А газ — вырубит их.

— Ты уверен? И что вообще всё это значит? Что за чертовщина?!

Капитан уже отошёл от окна и вновь уселся на стул.

— Скоро узнаешь. А вообще, Петрович, тебе не надоело неизвестно за чьи деньги свою кровь проливать?

— Куда вербуешь, Лёха…

Он вперил воспалённый взгляд в спокойного, словно ничего и не происходило, Островского.

— Не переживай, Михаил Петрович, я тебя не Родину предавать зову. Скорее — спасать. Сам всё увидишь. А теперь — пошли. И дай команду, чтобы твои орлы по местам расходились. Помогать уже никому не нужно. Всё сделано. Вот.

Он выудил из кармана несколько бумажек и швырнул их на стол. Майор, про которого все забыли, развернул их и вдруг у него стал необычайно удивлённый вид.

— Товарищ командир… Они Ваху завалили… Кочиева…

— И всё его шайку. Пошли, подполковник. Познакомишься кое с кем. Заодно и по присутствуешь… При суде…

— Господин барон! У меня отличные новости! Трудно было. Но нам удалось выбить для вашей фирмы частоты вещания!

Кепкин захлёбывался от восторга, сообщая такому уважаемому человеку приятную новость. Ещё бы — почти полгода не было никакой возможности приобрести телеканал, как этого желал барон фон Соколофф, самый богатый среди налогоплательщиков столицы. Конечно, были нефтяные и газовые картели. Множество экспортных и импортных фирм, но, по сути своей, все они зависели от конъюктуры рынка. Упали цены на сырьё — упали налоги. Вырос курс иностранной валюты — снизились доходы Москвы. А фирма господина барона… О! Это особая статья! Стабильный прирост производства практически во всех областях! Никаких отходов! Стерильный воздух безо всяких выбросов! Фантастика! И большие, просто — колоссальные деньги в бюджет! Благодаря налоговым отчислениям от "Дойче-Руссиш Индастриз" мэр смог наконец то достроить две станции метрополитена, реконструировать ряд улиц, тем самым немного разгрузив задыхающиеся от пробок улицы столицы, словом, господин барон заслуживал того, чтобы иметь свой телеканал…

…Поблагодарив, рейхсмаршал государственной безопасности Соколов положил трубку аппарата и весело взглянул на сидящего напротив Отто.

— Ну что, парень, хватит тебе разорять злачные заведения. Займись делом.

Вопросительный взгляд был ему ответом.

— Телестудия давно уже готова. Набирай персонал, обслугу. Мы подбросим тебе свои кадры, и давай, начинай работу. Через неделю мы должны выйти в эфир.