Правилом должна стать духовная импровизация, "дух дышит, где хочет", это божественная игра, где нет пустого повтора, игра, где форма и суть одно. Удел же "не духа" - "дышать" лишь в строго отведенном месте, когда после длительной подготовки на сам вдох уже нет сил, есть лишь силы на то, чтобы открывать рот, подобно рыбе, выброшенной на берег, есть лишь силы на правила дыхания, на пустые игры.
К сожалению, такие пустые игры являются основным видом взаимодействия большинства людей, и это касается не только отношений с Богом, это отношения мужчины и женщины, родителей и детей, отношения коллег, друзей, отношения членов одной партии, одной церкви, вообще любые взаимоотношения, в которых не происходит встречи, взаимоприятия двух или более "я" друг другом. По сути, такие игры - это волевое замирание на периферии своего "я", когда практически отсутствует самопознание, а
22
значит, отсутствует или искажается всякое познание. Разве возможно принять другого, когда человек не принимает большую часть самого себя, когда он отторгнут от собственной глубины? Разве возможно увидеть и принять мир, когда человек сосредоточен на усилиях по сохранению этого неустойчивого и неестественного с точки зрения подлинного бытия равновесия? Разве возможно обрести свободу, не выходя из темницы такого неестественного положения? Самая главная несвобода человека - это зависимость от раздвоенного сознания, от раздвоения воли, и она, словно плодовитая самка, снова и снова рождает детей- мутантов, а это - все существующие формы несвобод в мире.
Такое волевое замирание на периферии и есть результат раздвоенного сознания, раздваивающегося в стремлении и одновременно нестремлении к абсолютному благу, к абсо- лютной незамутненной реальности. Всем известна притча об ослике, умирающем от голода между двух стогов сена из-за невозможности сделать выбор, к какому же из них подойти. В бытийственном смысле волевое замирание также убийственно для человека и всего человечества в целом, как и для ослика из притчи.
Волевое замирание на периферии собственного "я" делает сложным общение не только с Богом, но и с любым другим "я". Требуются особые ухищрения, чтобы "взаимодействовать", не нарушая своей волевой неподвижности. И если учитывать тот факт, что другой человек также замер на периферии своего "я", то взаимодействие получается весьма условным, по касательной. Такое мгновенное касание - вот содержание большинства человеческих взаимодействий, хотя само мгновение может быть растянуто во времени. Для того чтобы состоялось хотя бы это, люди прибегают к различным ритуальным играм. Существуют определенные архетипические сценарии для таких игр (см.:
Эрик Берн. "Игры, в которые играют люди"). За свою жизнь человек, как плохой или хороший актер, может сыграть
23
лишь весьма ограниченное количество ролей в этих сценариях. Ограничение проистекает из его волевой раздвоенности и порожденного ею неустойчивого периферий-ного равновесия. Чтобы зафиксировать это периферийное равновесие, человек создает нечто вроде сценария всей своей жизни. И в дальнейшем он участвует лишь в тех играх, сценарии которых соотносятся с базовым сценарием его жизни.
Но иногда случается, что люди теряют и это хрупкое равновесие, они начинают путаться в своих ролях и, словно актеры, внезапно потерявшие память, начинают играть нечто по совершенно новому сценарию, в котором есть своя логика и свой смысл, но это неизвестно никому, кроме них самих. Эта внезапная или постепенная перемена сценария и есть сползание в болезнь - следующая форма существования раздвоенного сознания. Другие актеры недоумевают, они не знают, что говорить и что делать. Да и сам виновник происходящего не вполне отдает себе в этом отчет. Он озабочен лишь тем, чтобы найти вновь то неустойчивое равновесие, которое он утратил, прежняя форма этого равновесия по той или иной причине уже не удерживает человека на оболочке его души.
Иногда болезнь удается обуздать, вернувшись в позицию изначального равновесия, чаще всего лечение заключается во включении болезни внутрь интерьера своей души, подобно бабушкиному сундуку, который невозможно выбросить, хотя он и нарушает современный ансамбль. Периферийное равновесие из неустойчивого превращается в олезненно-неустойчивое, пограничное. Такого рода болезнь не обязательно может иметь клиническую картину, когда группа признаков (симптомов) вписывается во вполне определенное болезненное состояние организма (синдром). Большинство людей проживает всю жизнь в пограничном состоянии во многом благодаря различным институтам, приспосабливающим любое проявление жизни, даже болезненное, к продолжительному существованию.
24
Иногда болезнь, подобно вирусу гриппа, блуждает по определенной местности, поражая ослабленных и уязвимых. Наиболее распространенный вирус - это этнопаранойя, этническая одержимость. Националистические эпидемии вспыхивают то здесь, то там, принимая форму погромов, резни, расовых преследований. Кажется почти невероятным, как на первый взгляд добропорядочные граждане могут впасть в такое невменяемое состояние и сладострастно избивать стариков, раскраивать черепа детям, заживо сжигать молодых девушек. Тем не менее эта возможность заразиться вирусом этнопаранойи была у них всегда. Неустойчивое равновесие раздвоенного сознания - попытка победить недоверие к непознаваемому Богу доверием к вполне постижимой формуле, как надо жить. Обычно в такую формулу обязательно включается защита от врагов, это не всегда проговаривается, но всегда подразумевается. Это и враги личные, и враги рода, клана, церкви или партии, враги образа жизни, а также и враждебность к непознаваемости Бога, непознаваемости смысла бытия, так как непознанное всегда ощущается как скрытая или явная враждебность. И когда на такое сознание попадает вирус - разрешение на проявление в открытую своей враждебности, то на сокрушаемого врага - этнического врага рода - переносится вся сумма враждебности, и до этого внешне порядочные люди теряют человеческий образ.
Природа душевно-духовной агрессии - это отвержение личности ребенка со стороны родителей. Человек рождается, и на него накладывается "некрофильское одеяло" - это своего рода физиологическая заботливость при отвержении личности ребенка. Родители с удовольствием принимают "кукловидность" ребенка, потому что он очень сильно расширяет их эмоциональное поле, а сложность личности начинают забивать, не замечать, ибо принять личностные проявления - это значит принять все тяготы духовного роста, принять мучения, связанные со
25
страданиями личности. В ребенке мучительно рождается мир, и нужно вместе с ним выносить трудности роста, - это и есть ответственность. Но в большинстве своем родители сами находятся на уровне самосознания детей и потому помочь не могут, они рождают ребенка для того, чтобы он им что-то дал. Таким родителям ребенок дает максимальное эмоциональное чувство в раннем возрасте, он дает им ощущение власти и значимости. Постепенно эта власть становится все более относительной и ребенок перестает "давать" в том объеме, в котором ожидалось. Далее ребенок начинает покушаться на пространство, на доходы, на время - у родителей возникает эмоциональное разочарование, у них исчезает радость за ребенка. "Кислотный дождь запретов", к которому в основном сводится воспитание, создает почву для фрустрации, для подавления и ущемления личностных проявлений, действия ребенка уважаются только как реакция на действие родителей, а не как его собственная активность. Иными словами, закладывается механизм, работающий на оппозиционность, на реакцию, а не на активное действие, которое является способом организации жизни.
Особо пагубно это отражается на мужском начале, ибо "мужское" по природе своей - это проявить инициативу, выдвинуться, высунуться вперед, достойно устоять. Воспитание "мужского" - это воспитание ответственной и содержательной инициативности. Когда "все нельзя", у ребенка формируются только реакции, у него нет самостоятельного действия, и если к этому еще добавить наказания не за провинность, а за неумелость - все вместе создает почву для деформации мужского начала. К примеру, импотенция - это страх собственного неуспеха. Гиперпотенция, синдром Казановы - это недоверие качеству инициативности, требующее опровержения все новыми и новыми актами. Мужская агрессия выражается в беспричинном нападении, в демонстрации силы над более слабыми, в изнасиловании. Беспричинное нападение -это инициативность, не проявленная вовремя и ставшая злокачественной, некое содержание, испорченное от длительного хранения. Демонстрация силы над более слабыми - это криминальные наклонности, желание воспользоваться чужой слабостью, личной или ситуативной. Изнасилование, как правило, это опосредованная месть матери через какую-либо женщину, это агрессивное пренебрежение ее чувствами, ее словами и действиями.