Дисгармоничность жизни очевидна всем - и обездоленным, и тем, кто в довольстве, - отсюда возникает желание интенсифицировать эволюцию человеческого в человеке, посему люди тяготеют к каким-то конструкциям, которые "заставят" всех быть хорошими и счастливыми, но в человеке развивается то, что заложено как психологические комплексы, поэтому все эти конструкции носят утопический характер.

31

Итак, следующей формой существования раздвоенного сознания, наряду с игрой и болезнью, является утопия, попытка преодолеть раздвоение сознания не изнутри, а вовне, но это все равно, как если бы мы пытались напиться, н наливая воды. Утопия - это уловка сознания, попытка решить свою проблему, не решая ее. Это несколько отличается от игры. В игре совершается закрепление проблемы сознания как нормы. Утопия - это попытка создать новую норму, которая ошибочно выдается за решение сути проблемы. Человеческому сознанию для решения своей проблемы действительно нужна новая, не игровая норма, не болезненная и не утопическая, норма духовной эволюции, вырастание из одежд инфантильности. Раздвоенное сознание создает некое неустойчивое, хрупкое равновесие между стремление! к благу абсолютному и стремлением к благу относительному. Утопия - это выбор в пользу блага относительного и, как следствие, исключение из ситуации блага абсолютного. Реализация утопии - это проверка глубины и подлинности такого выбора. Утопии бывают личные, социальные, религиозные. На первый взгляд кажется, что религиозная утопия и выбор в пользу блага относительного - вещи взаимоисключающие. Тем не менее это не так, религиозная утопия - это усекновение блага абсолютного. Бога Живого до уровня бога удобного, по сути идола, которым можно манипулировать (ср. эссе об Иуде), а это и есть выбор в пользу блага относительного.

Что такое грехопадение - это усекновение, ущемление и самовольная деформация божественного пространства, самовольное "отщипывание" энергии; человек взял е? украдкой, будто выхватил из-за спины у Бога, - и нарушил целостность, гармонию отношений. Но не это было самое страшное; ведь человек мог еще испугаться потерять гармонию, мог попытаться исправить то, что сделал, однако этого не произошло, и грешник утвердился в том, что совершил, то есть утвердил антинорму как норму, это и было падением.

Когда падение свершилось, то произошел раскол сознания, который как раз и запечатлел такое противоречие, "зафиксировал" его, - с одной стороны, у человека было представление о гармонии, а с другой стороны, он отшатнулся от этой гармонии, и вот это противоречие нестремление к гармонии, о которой знает, вызвало стыд, резкое чувство стыда, что и закрепило состояние раздвоенности.

Второе последствие грехопадения - это закрытость, ставшая естественной реакцией на потерю стремления к источнику бытия из-за невозможности преодолеть стыд. Человеку понравилась дисгармония "хоть плохо, да мое, могу это присвоить, а там, в райском состоянии, хотя и гармония, да не мое". Теперь человек пользуется жизнью только бла- годаря энергии, заключенной в нем самом. В раю воля к жизни не персонифицирована, она там разлита, потому что личность не расколота. После грехопадения появилась воля к жизни, которая объективировалась, ибо человеку предстояло жить в этом ограниченном, обусловленном временем пространстве по закону выгоды. Конфликт между людьми - это конфликт различных выгод, в том числе и религиозного характера, ибо через грехопадение потеряно субъектно-объектное единство с Богом и людьми между собой, проявилась форма ограниченного бытия, власть над которым люди устремились поделить между собой.

Воля к власти, движущая человеком, - это "загрязненная" воля к жизни, некая форма воли к жизни, которая не стремится преодолеть ограниченность бытия, а стремится утвердиться на том участке, который она оценивает как свой. Отсюда проистекает конфессиональная враждебность внутри христианской церкви, враждебность к другим религиям, а также возвышение своих мифов и представлений о спасении и уничижение чужих при "исчислении" потусторонних выгод. Свои этические воззрения и свои мифы люди считают неразделимыми и потому нападение на миф расценивают как нападение на добродетель. Условно говоря, люди воюют за свои метафоры, за свои ритуалы,

33

за свой ограниченный опыт, за свои утопии, и в этой борьбе чаще наблюдается стремление расширить свой опыт, нежели взгляд. Человек ищет смысл своей жизни, не жизни вообще, а именно своей, и когда к нему в руки попадает религиозная идея, то он поступает с ней, как с картошкой, - очищает все ненужное и готовит свое блюдо.

Современный экуменизм более похож на дипломатическую договоренность, нежели на любовное принятие. Представители разных конфессий будто говорят друг другу: "Если вы не будете делать "это", то мы не будем "то"".

Через экуменизм вызывается искусственное уважение другим конфессиям. Не проклинать, не плевать друг другу в лицо - это такой низкий уровень экуменизма, что невольно возникает вопрос, каково же тогда качество христианства? Нужно достигать своего единства с Богом, чтобы одним неединством было меньше, а при отсутствии этой воссоединенности с Богом получается, что человек хочет того, чего сам не знает и не понимает, опять же заменяя реальность псевдореальностью. Владимир Соловьев дош?л до определенных глубин понимания Божественной реальности, и это вызвало в нем естественное уважение к католикам и протестантам.

Ценность идей определяется человеком по степени совпадения с его волеизъявлением, насколько идея совпадает с его желанием обладать частным бытием, поэтому реакция на не соответствующую этому идею в лучшем случае недоумение, а в худшем - агрессия. Реальность связана осознанием своей воли, а следовательно, с самопознанием, которое очень болезненно для большинства людей, потому так редки люди, живущие в реальности. Человек познает мир настолько, насколько ему нужно для удовлетворения своего хотения, словно усекая, подтасовывая реальность под свою волю, под свои представления, под свой конфликт, порожденный раздвоенньм сознанием, под свое личное горе. Личный мотив человека, чтобы вступить

34

в борьбу с уже существующими мотивами, облеченными в идеи, должен обрести форму абстрактной мысли.

Создавая свою социальную утопию, К. Маркс переработал диалектику Гегеля на материалистической основе, прибегнув к тактической уловке, заявив, что наука не доказывает существование Бога, а следовательно, его нет. Осознание Божественной реальности, осуществляемое посредством всех духовных сил человека, свелось Марксом только к познавательно-научной форме, в результате чего скрытое под мифологической оболочкой было отсечено и обесценено, ибо не поддавалось научной форме познания. Иными словами, произошло сужение бытийственной ориентации, когда отчужденная форма божества, очевидно существовавшая в сознании самого Маркса, была отброшена в его философии вовсе и сведена, по существу, к роли транквилизатора для слабых. Сознание человека в его философии плотно привязывалось к пространству и времени, к материи, что создавало иллюзию преодоления раскола сознания: есть только этот мир и ничего другого не существует. Тем самым утверждается единомерная объективация, бесконечно бегущая горизонтальная линия, человек оказывается один без Бога, и никто его не воспринимает, кроме других людей. По сути, это утверждение смерти и согласие на нее, то есть достаточно мрачная философия.

К. Маркс дал философски обоснованное "добро" на пересмотр ценностей "христианского" мира, на перераспределение благ этого мира, построенного на ложном основании. Вакуум, образовавшийся в результате "изгнания" Бога, заполнил Призрак, некий прислуживающий дух, который с проповедью равенства и братства зашагал по Европе с миссией справедливого перераспределения материальных благ, то есть абстрактная мысль превратилась в политический взгляд. Если с наукой можно поспорить (всегда существует разность научных мнений), то с правящей идеологией нельзя, а это значит, что научная мысль не вправе выказывать нерасположение к основам идеологии;