На четвертый день рано утром Фрике проснулся с легкой дрожью во всем теле. Причиной озноба явился туман — верный ночной спутник низменных и сырых мест. Желая согреться, он решил сесть в лодку и, не будя Андре, сплавать к берегу.

Бреванн в свою очередь также проснулся от холода и, не сговариваясь со спящим, как он считал, другом, предпринял те же действия. Оба были очень удивлены, когда столкнулись у трапа лицом к лицу.

У юноши было ружье шестнадцатого калибра, у Андре — винтовка «Экспресс» калибра четырнадцать с четвертью.

Друзья тихо спустились в лодку и приказали неграм как можно меньше шуметь веслами.

Вскоре снопы длинных красных лучей пронизали туман, и он почти моментально рассеялся. Верхушки деревьев, до той минуты невидимые, вдруг словно загорелись, засверкали, между тем как стволы их еще окутывала сероватая, постепенно исчезавшая пелена.

Воздух становился все свежее и прозрачнее. Предметы обозначились особенно ясно, звуки слышались отчетливо, как ни в какое другое время дня. Словом, то было настоящее тропическое утро, когда солнце встает без зари, а закатывается без сумерек.

Восход больше похож здесь на световой взрыв.

Путешественники долго любовались хорошо знакомой картиной. Они видели ее сотни раз, но никогда не могли насмотреться вдоволь.

Эстетические впечатления, однако, не заглушили в них охотничьего инстинкта. Парижанин первым заметил нечто черное, двигавшееся между широкими листьями водяных зарослей.

Он подал гребцам знак остановиться.

— Что там? — тихо спросил Бреванн.

— У берега барахтается какое-то крупное животное вроде слона.

— Черт возьми!

— Слышите? Фр! .. Фр! .. Фр! .. Точно наш покойный приятель Осанор, когда умывался, бывало, утром.

— Мудреного ничего нет: в бирманских лесах много слонов.

— Но я-то хорош! Нечего сказать.

— А что?

— Да ведь захватил только ружье, заряженное дробью.

— Зато у меня винтовка. Впрочем, оставим слона в покое. Сегодня мы не готовы вступать с ним в поединок. Лучше в другой раз. Еще успеем пополнить свою коллекцию бивнями.

— А если он на нас нападет?

— Не говори глупостей. Фрике. Виданное ли дело, чтобы слон нападал на человека первым, не будучи раздражен?

— Правда, ну и наивен же я. Начитался когда-то страшных рассказов кабинетных охотников.

Бреванн, не ответив, улыбнулся и осторожно приподнялся над водяными растениями.

— Это не слон, — прошептал он, — а носорог.

— Гадкий зверь. Терпеть его не могу. Один носорог едва не прикончил меня в Африке, когда я отыскивал нашего жандарма.

«Черт возьми! — размышлял Андре, не слушая друга. — Я предполагал, что он ближе, а здесь сто двадцать метров, не менее».

— Неужели вы хотите стрелять отсюда?

— Почему бы и нет? Его можно смертельно ранить, а если повезет, то и убить. В любом случае отпугну его, такое соседство мне очень не нравится. Из всех животных только носорог да буйвол бросаются иногда в слепой ярости на предмет, который видят в первый раз. Этот зверь вполне может наброситься на нашу лодку и перевернуть ее. Надо попробовать выстрелить. Эй, вы! Пригнитесь пониже и прижмитесь друг к другу. И ты также, Фрике. Отдача моей винтовки может сбить всех с ног.

Охотник медленно поднял «Экспресс» и стал целить носорогу в заветное черное пятно около плеча.

Стрелок находился в самых благоприятных условиях. Казалось, ничто ему не мешало, торопиться не было надобности, зверь стоял спокойно и ничего не замечал.

Он уже хотел спустить курок, как вдруг раздался хриплый, сдавленный, но яростный рык, словно громадной пилой провели по самому твердому дереву.

Сильно встревоженный, даже испуганный, носорог бросился было из воды, где он был стеснен в движениях, но не успел выскочить на сушу. Вслед за рыком, означавшим, очевидно, сигнал к нападению, из густых кустов выскочили два гибких проворных тела и дружно набросились на толстокожего.

— Черные пантеры! — Потрясенный Андре опустил винтовку.

— Черные пантеры? — машинально повторил Фрике. — Это интересно. Я видел их только в зоологическом саду. Говорят, очень злые… Ай-ай! Тебе, толстяк, приходится плохо.

Носорог испустил отчаянный вой — громкий, яростный, сипло-металлический. В нем были и боль, и бешенство, и испуг. Положение увальня было ужасное. Чета свирепых пантер застигла его врасплох. Он оказался лишенным всех способов защиты. Самец сидел на его спине, глубоко запустив когти всех четырех лап в кожу, и грыз зубами затылок, стараясь добраться до мозжечка. Самка оказалась слабее. Сделав прыжок, она передними лапами достала до крупа носорога, но задние так и остались на земле. Она яростно рвала зубами и когтями ляжки своей добычи.

— Господин Андре, — тихо проговорил парижанин, — мне было бы жаль этого несчастного, если б я не знал, какой у него злобный нрав. Пантеры съедят его живьем!

— Если только я им позволю. Четвероногому я хоть и не особенно сочувствую, но этих мерзких кошек положительно не терплю. К тому же мех черных пантер так красив и настолько редок, что нам с тобой не мешает приобрести по одной шкурке.

— Вы отсюда хотите стрелять?

— Конечно, с расстояния в сто двадцать метров обыкновенный стрелок должен всаживать пулю в дно шляпы, а голова у пантеры гораздо шире.

Громоподобный выстрел потряс воздух и вызвал долгое раскатистое эхо.

Самец привскочил на спине жертвы, изогнул туловище, вытянув вперед лапы, точно геральдическое изображение, и тяжело упал на самку. Та не обратила внимания на выстрел, который приняла, вероятно, за гром. Но, увидев своего друга мертвым, испустила отчаянный крик. Пантера сочла, что самца убил носорог, и набросилась на врага еще неистовей. Она атаковала его с головы, пытаясь перегрызть горло, выцарапать когтями глаза. Это не удалось, и кошка с безумным исступлением вцепилась в выпяченную нижнюю губу противника.

Бреванн прицелился и вновь выстрелил. Пуля попала между лопатками и перебила хребет, но пантера не отцепилась от зверя, а лишь глухо завыла.

Терзаемый носорог, вне себя от ужасной боли, изо всех сил тряхнул головой.

Умирающая кошка все же не разжала своих челюстей. Она с размаху упала рядом с мертвым самцом, сжимая в челюстях часть оторванной губы хозяина реки.

Внезапно избавившись от врагов, носорог стал вертеться как безумный. Вода около него окрасилась кровью. Но вот он перестал выть от боли и зарычал от ярости, увидев лодку с людьми.

— Недостает только, чтобы он на нас напал, — заметил молодой человек.

— Конечно, нападет. — Андре аккуратно вложил в винтовку два металлических патрона. — Уже плывет прямо на нас. Тем хуже для него. Я размозжу ему голову. Сидите и не шевелитесь. Пусть приблизится.

Француз стоял на носу лодки и хладнокровно наблюдал за зверем, приближавшимся необыкновенно быстро. Исцарапанная морда с откушенной губой имела отвратительный вид. Глаза носорога сверкали тупой злобой, челюсть была обнажена. Он остервенело ревел.

Миг нерешительности, легкое головокружение, осечка или что-нибудь в этом роде — и всем пассажирам лодки пришел бы конец.

Носорог уже был в десяти шагах.

— Боже, какой гадкий! — как всегда в подобной ситуации не смог промолчать Фрике. — Стой, красавчик! Ни шагу дальше!

Это было как бы командой «пли! ». Бреванн прицелился и сделал третий выстрел.

Он метил в череп, как раз в ту кость, за которой скрыт мозг. Голова носорога являла собой настоящий блиндаж. Но против пули «Экспресс» не устоял бы и он. Смертоносный снаряд ударил в голову. Исполин круто остановился, точно внезапно окаменел, расширив глаза и открыв рот. Ни стона, ни даже хрипа. И вдруг, как пробитая лодка, пошел ко дну. По воде разошлись круги. Лопнули крупные воздушные пузыри, и все замерло.

— Ну, парижанин, что ты на это скажешь?

— Скажу… Скажу, что это ужасно. Голова треснула и разлетелась, как тыква. Я сам видел мозг. Как жаль, что толстячок исчез под водой! У него великолепный рог, голову можно было бы препарировать.