— Мне плевать на их рассуждения, — твердо произнес — Комиссар. — Но фактов у нас кот наплакал — вот в чем я действительно уверен!

— Мне бы вашу уверенность хоть в чем-то, — вздохнул Фуэнтес.

А Радж Махагупта по традиции промолчал, промолчал, хотя внутренне он сотрясался от неприличных для философа приступов злости и отчаяния.

«До чего же далек этот мир от наших с Игорем схем, — думал Радж, прикрыв глаза. — Кто-то занес меч над нашим делом, и этот меч способен в любой момент обрушиться на голову мальчишки. И возможно, он уже снес одну талантливую женскую головку… Вот так — время философствовать, и время браться за оружие…»

— …и, как вы видели, все наши силы брошены на поиск Тима Ясенева, говорил с экрана человек с красным треугольником на рукаве, знаком ПСБ. Еще раз всмотритесь в портреты мальчика, — продолжил он, и на экране замелькали многочисленные изображения Тима, — он может появиться в самом неожиданном месте… Наша служба еще раз предупреждает: ни в коем случае не предпринимайте активных действий против его сопровождающих — это опасно для мальчика и для вас. Террористы несомненно вооружены и готовы отразить нападение. Немедленно свяжитесь с нами по своему индиканалу…

— Сволочи! — убежденно сказал Тэд Нгамбе, наблюдавший за событиями на экране со своего постоянного места в баре «Счастливый шанс».

— Да, засуетились треугольнички, — кивнул сосед по столику, давний его друг Славчо Миров.

— Жаль парнишку, — вздохнул третий приятель, Свен Олафссон. — Здорово этот Нодье Ясенева подцепил…

— Думаешь, он? — спросил Славчо.

— Кто ж еще? Я давно говорил, что на этих ученых смирительные рубашки натягивать пора.

— Какие сволочи! — повторил Тэд Нгамбе, поворачиваясь к экрану спиной. — Ничего святого! Попадись они мне…

— Ты кого имеешь в виду? — спросил Свен.

— Как кого! — воскликнул Нгамбе и ударил кулаком по столу. — Попадись мне этот чертообразный Нодье, я вмиг размазал бы его по стенке!

— Ты бы размазал, — добродушно ухмыляясь, протянул Славчо. — Только я вовсе не уверен, что старикашка Жан занялся столь опасным делом…

— А по-моему, Свен прав, — произнес Нгамбе, — эти ученые на все готовы пойти ради своих автоматических игрушек…

— Вот тебя-то я как раз не понимаю, — перебил его Олафссон, — хоть убей, не понимаю, как можно быть отличным наладчиком робототехники и одновременно — противником ускоренного прогресса. Сидишь себе дома, три часа дремлешь перед экраном, потом свободен, как птица… Чего тебе не хватает?

— Роботы усыпляют нашу бдительность, вот что я скажу, — загорячился Тэд. — Они перехватили все производственные операции, они успешно планируют их и сами себя обслуживают. За три года работы наладчиком мне ни разу — ты понял, ни разу! — не пришлось лезть в схемы с инструментом в руках. Вызовы в цех — просто традиция, к моему появлению все сбои уже устранены, и я смываюсь домой с вечно праздничным настроением. Корректировочные системы делают все за меня, а программирует их мощный самоналаживающийся компьютер — опять я не при чем. Впечатление таково, что и без моего контроля все шло бы столь же четко и гладко. А теперь роботы перехватывают и всякие там творческие функции. Вскоре лишними станут не только наладчики, но и сами ученые — вот что такое эвроматы, вот что такое программа Ясенева…

— Ну, это я не раз слышал, — усмехнулся Свен. — Ты слишком правоверный неолуддит, дружище, ты воспринял все ихние лозунги, как будто лозунги и есть реальный мир.

— Да, я убежденный неолуддит, — азартно перебил его Тэд. — И не скрываю этого. Но я неолуддит потому, что отлично знаю возможности роботов. У нас нет ни одного шанса в борьбе с ними. По сути, мы уже не способны их контролировать. Мы живем лишь с иллюзией контроля, а если управляющие компьютеры дополнятся эвроматами, мы вообще не сможем ни во что вмешиваться. Эти мозговитые железяки будут лучше нас знать, чего мы хотим и как удовлетворять любые якобы наши желания. Возможно, эти самые суперсапы Нодье еще сумеют стать партнерами эвроматов, но только не мы. И мне кажется, Свен, именно тебе следовало бы стать активистом и призывать к ограничению эволюции роботов… Потому что ты и сейчас в ауте!

— Положим, обидеть меня ты не сумеешь, — спокойно ответил Свен, однако взгляд его потемнел. — Я действительно до сих пор не выбрал себе дело по душе и боюсь, что мне нелегко будет влиться в этот мир. Так уж вышло… Мне не нравятся все эти попытки вылезть из собственной шкуры, чтобы мгновенно поумнеть. Умнеть надо постепенно, без понуканий… Но я вот думаю — а как бы мы кормились, во что бы одевались, о чем пели бы свои песни, если бы не роботы? Мы все — десять миллиардов…

— Ты клубок противоречий, Свен, — наконец-то улыбнулся Тэд. — То ты предлагаешь натянуть на ученых смирительные рубашки, то говоришь точь-в-точь, как этот официальный канал. И разве можно ускорять прогресс, похищая мальчишек?

— А я все-таки не уверен, что тут виноват Нодье, — сказал Славчо. Для старикашки Жана это слишком рискованно.

— Кто же еще мог устроить такую пакость? — спросил Тэд.

— А я вот думаю, не выгодно ли это твоим неолуддитам, а? — все так же добродушно ухмыляясь, заявил Славчо. — Я бы на их месте…

— Ты что, совсем сдурел? — выкрикнул Нгамбе, вскакивая и хватая Мирова за рубашку. — Да я тебе голову оторву!

— Ребята, успокойтесь, — вступился Свен и легким захватом отвел руку Тэда. — Глядя на тебя, хочется податься в суперсапы. Говорят, у них усилены контрольно-корректировочные функции мозга.

— Так какого дьявола этот болтун валит вину на неолуддитов, — заворчал Нгамбе, усаживаясь на место. — Мы не занимаемся террором. То, что сказал Славчо, невообразимая чушь!

— Я вправе говорить все, что мне вздумается, понял? — с обидой, хотя и довольно флегматично произнес Миров. — В компании наладчика и бездельника слова нельзя вымолвить…

— Ладно, не сердись, — совсем успокаиваясь, начал Тэд. — Завтра я отвезу вас обоих в одно уютное местечко и покажу, чем на самом деле занимаются эти страшные неолуддиты. А когда разоблачат старикашку Жана, ты, Славчо, будешь угощать нас целую неделю. Согласен?

— По рукам, — буркнул Славчо. — Но если прав окажусь я, тебе не сдобровать. Ты будешь ежедневно ставить нам бочку стима…

— Идет, — заулыбался Тэд. — Считай, что ты проиграл!

Первое ощущение — темная тягучая пустота, оглушающе бессмысленная, лишающая даже надежды на самоотождествление. В этой пустоте медленно стало вырисовываться нечто временеобразное, внутренне определяющее ход событий, точнее — лишь слабо подталкивающее к определению.

Потом как-то сразу сдвинулись мировые часы, разделяя прошлое и настоящее, и в прошлом возникло лесное озеро в солнечных бликах, пронзительный звук, превратившийся в капсулу, в распахнутую пасть кабины, в три черных фигуры, в одуряющий запах, мгновенно поглотивший озеро, солнце и совсем уже близкий мамин крик: «Тим! Ти-моч-ка!..»

Говорят, перед смертью многие слышат мамин голос, подумал Тим и очень удивился своей способности думать. Если я могу что-то вспоминать и размышлять об этом, я жив. А раз так, надо разобраться — где я, как я сюда попал? И на чем я лежу? Нечто вязкое и мягкое, руки не оторвать, не на что опереться — ни прыгнуть, ни вскочить…

Тим заставил себя обогнуть странное помещение по слабо выраженному периметру и убедился, что нет здесь даже намека на окна, дверь или какой-либо иной выход. Тим закричал, но крик его тут же сглотнули стены, судя по всему, столь же вязкие и мягкие, как и пол.

В такой уютной норке можно запросто сойти с ума, думал он, — это прекрасная могила для заживо похороненных, так делали в старину, замуровывая жертву в стену. Тим на момент представил себе, как эта мягкая нора схлопывается, облегает его, выдавливая отсюда воздух, потом становится комковатой и рассыпчатой, забивает уши, глаза, нос и сквозь губы, разжатые в поисках последнего глотка воздуха, проникает в горло и душит, душит, душит…