Слова эти, как сказал потом По, "были, насколько помнится, первыми словами поощрения, когда-либо слышанными мною".
Заметка в сентябрьском номере "Янки", подписанная знаменитым Джоном Нилом, должно быть, сослужила По двойную службу. Во-первых, верная мисс Валентайн или кто-нибудь из друзей наверняка не преминул показать ее Джону Аллану, заставив его призадуматься. Во всяком случае, в середине декабря По неожиданно получил от опекуна 80 долларов и позволение возвратиться домой. Вовторых, теперь, когда имя его появилось на страницах известного литературного обозрения, он уже мог смело вести переговоры с любым балтиморским издательством, ибо мнение видного критика с Севера тогда, как и сегодня, почиталось непререкаемой истиной на Юге, который не склонен баловать вниманием доморощенные таланты до тех пор, пока их не похвалят в другом месте. В итоге книга была принята к публикации. 18 ноября он пишет Аллану, что балтиморское издательство "Хэтч энд Даннинг" согласилось выпустить сборник на самых выгодных условиях, "обязавшись напечатать книгу и предоставить автору 250 экземпляров". Мистер Даннинг, спешит добавить он, отлично зная, что опекун тотчас вообразит, будто его втягивают в новые расходы, намеревается в ближайшее время посетить Ричмонд и сам подтвердит условия контракта.
Итак, после весьма своеобразного, но в целом достаточно обнадеживающего предуведомления второй поэтический сборник По - "Аль-Аараф, Тамерлан и малые стихотворения" - вышел в свет в декабре 1829 года в Балтиморе. Это была тоненькая книжка в одну восьмую листа в синем картонном переплете, с очень широкими полями и несколькими дополнительными титульными листами, отведенными для эпиграфов из испанских и английских поэтов. Посвящением взята строка из Кливленда:
Полней других испить кто чашу смог? Тому сей стих.
Главное место в книге занимали "Аль-Аараф" и "Тамерлан". Последний "с уважением" посвящался Джону Нилу и был, по существу, полностью переделан под впечатлением несчастной любви к Эльмире и с литературной точки зрения значительно улучшен. За двумя поэмами после короткого предисловия следовали девять стихотворений, три из которых с некоторыми поправками были перепечатаны из первого сборника.
"Аль-Аараф" представляет собой попытку молодого поэта облечь в аллегорическую форму свою философию красоты. И хотя аллегории его весьма туманны, в поэме много прекрасных строк. Название ее заимствовано у арабских поэтов, обозначавших словом "Аль-Аараф" некую область между землей и небесами - ни рай, ни ад, - где обретаются души тех, кто своей жизнью не заслужил ни вечных мук, ни вечного блаженства. Свой идеал красоты По воплотил в прекрасной деве Незейе, обитающей на далекой звезде:
(Перевод В. Топорова.)
В космическом видении темы ощущается влияние Мильтона; достаточно явственно звучат и мотивы "Королевы Мэб" Шелли, причудливо переплетаясь с реминисценциями из Байрона и Мура. Несмотря на этот простительный для молодого поэта грех, поэма носит глубокий отпечаток своеобразного гения По, чей взор в поисках прекрасного достигает самых сокровенных уголков вселенной.
По оставался в Балтиморе до конца 1829 года, дождавшись выхода из печати всего тиража книги (несколько экземпляров он немедленно послал редакторам различных журналов на рецензию). После чего он попрощался с Клеммами и другими балтиморскими родственниками и, воспользовавшись полученным от Аллана разрешением вернуться домой, отправился в Ричмонд, увенчанный новыми лаврами и с порядочным запасом экземпляров только что опубликованного сборника, которые намеревался раздарить друзьям.
Прибыв в Ричмонд еще до окончания рождественских праздников, он нашел свою старую комнату в доме Аллана готовой: к его приезду. После тесноты и убожества его балтиморского жилища просторный, богато обставленный особняк, утопающий в зелени садов, показался ему, наверное, сказочным дворцом. По встретили радостные улыбки знавших его с детства чернокожих слуг, преданных ему, как и раньше, и, конечно же, добрая мисс Валентайн, чья привязанность нисколько не ослабела с годами. Но до чего грустные воспоминания нахлынули на него, едва он только переступил порог! Фрэнсис Аллан не стало, ее комната пустовала; не было и Эльмиры, с которой они когда-то катались на качелях и смотрели в телескоп на звезды. То, что в начале января 1830 года По уже находился в Ричмонде, не подлежит сомнению, так как именно в это время из магазина "Эллиса и Аллана" им было получено по заказу кое-какое платье, в том числе сделанная по последней лондонской моде шляпа. Несмотря на все старания миссис Клемм, без конца что-то штопавшей или перелицовывавшей, гардероб его после трудного года в Балтиморе пребывал, должно быть, в плачевном состоянии.
На следующий по возвращении вечер По случайно повстречался в книжном магазине с Томасом Боллингом, своим университетским товарищем (и, судя по его письмам, приятнейшим молодым человеком). Боллинг приехал домой из Шарлотсвилла на рождественские каникулы, и после столь долгого перерыва старым друзьям было о чем поговорить и что вспомнить. По подарил Боллингу экземпляр "Аль-Аарафа" и поведал ему о своих мифических "заморских путешествиях", ибо действительные факты его весьма небогатой событиями армейской жизни не годились для романтической биографии, какую, по его мнению, полагалось иметь уже опубликовавшему две книжки поэту. На Боллинга рассказ произвел большое впечатление, и можно не сомневаться, что весть о захватывающих приключениях и блестящем успехе, выпавших на долю "Гаффи", он принес в университет, чем, безусловно, помог рассеять неприязнь по отношению к бывшему игроку, так и не заплатившему долгов чести.
Таким образом, уже тогда стала обретать вид "легенда о По", начало которой положил он сам, побуждаемый стремлением казаться, человеком, непохожим на других, - искателем приключений, который оставил университет, чтобы повидать свет. И надо сказать, что ему вполне удалось произвести желаемый эффект. В этих рассказах, по всей видимости, он всегда отталкивался от реальных эпизодов из жизни своего брата Генри.
По часто бывал в городе, навещая старых друзей, которым имел обыкновение дарить лично или пересылать через ричмондских книготорговцев свою новую книжку. Поскольку лишь очень немногие были способны попять его стихи, в отношении к ним со стороны местной публики преобладала насмешливая ирония, ведь за ней легче всего скрыть невежество. В подобном пренебрежительном мнении городским знатокам поэзии помогла укрепиться рецензия в балтиморском журнале "Минерва и изумруд", написанная, вероятно, довольно известным в то время критиком Дж. Хьюиттом, который самым беспощадным образом высмеял молодого автора. Редактором журнала был тогда Руфус Доус, и По, возможно, вспомнил об этом позднее, когда буквально растерзал его живьем в статье для филадельфийского ежемесячника "Грэхэмс мэгэзин".
О последнем посещении Эдгаром По дома Аллана зимой и весной 1830 года известно не так уж много. По все еще ожидал зачисления в Вест-Пойнт, и по этой причине опекун терпел его у себя скорее как временного гостя, нежели члена семьи. Аллан был теперь вдовцом, причем с порядочным состоянием, которое уже само по себе делало его завидной партией. Его хозяйство вела сестра покойной жены, мисс Валентайн, и бережливый торговец стал подумывать, не сделать ли домоправительницу законной женой. За год до смерти Фрэнсис Аллан он написал в одном письме, что мисс Валентайн "все такая же веселая толстушка, как и раньше". Надо думать, что за столь короткий промежуток времени она не утратила привлекательности; к тому же женщина эта хорошо знала, сколько сахара класть ему в кофе, всегда была рядом и вообще отлично его понимала. И Аллан начал оказывать ей явные знаки внимания. Каковы были ответные чувства мисс Валентайн, мы не знаем. Несомненно, возможность стать полновластной хозяйкой одного из лучших ричмондских домов была довольно соблазнительна. Однако намерения Аллана возмутили По до глубины души. Со дня смерти Фрэнсис Аллан не прошло еще и года, и он не питал никаких иллюзий относительно утонченности нежных чувств, обуревавших опекуна. По решительно воспротивился этому союзу и напомнил "тетушке Нэнси" обо всех обидах и несправедливостях, которые претерпела от мужа ее покойная сестра. Быть может, он даже как-то помешал ухаживаниям Аллана. Так или иначе, но мисс Валентайн отказала Джону Аллану - вероятно, под влиянием По, - что окончательно разрушило последние слабые узы, связывавшие воедино семейство Фрэнсис Аллан. Негодованию Аллана не было предела. Неужели он никогда не избавится от этого наглеца, постоянно вносящего расстройство в его столь разумные и логичные планы? Нет, он должен теперь же положить этому конец раз и навсегда! И По был обвинен в попытке помешать Аллану обзавестись законным наследником. Впрочем, у него, вероятно, имелись и "другие причины", причем довольно веские. Каковы бы они ни были, эти причины, следствие их известно - По был без промедления отправлен в Вест-Пойнт. Через компаньона Аллана, Чарльза Эллиса, удалось получить рекомендательное письмо брата последнего сенатора от штата Миссисипи, Паухэтена Эллиса, адресованное министру обороны. Как обычно, вмешательство сенатора возымело действие на чиновников из военного ведомства, и 31 марта 1830 года опекун По, наверное, не без внутренней радости, подписал следующий документ: