Словом, весь день был занят разбором различных малых и немалых, иногда серьезных, но чаще мелких событий и случаев.

- Ну и денек! - вздохнула Анна Георгиевна.

Но денек продолжался, и под конец вовсе нехорошая узналась история, сильно расстроившая и рассердившая Анну Георгиевну. Она говорила о ней по телефону, когда вошел Артем.

- Тёма! Здравствуйте, Тёма! - дружески приветствовала Надежда Романовна, знавшая его по приездам домой на праздники и каникулы.

- Здрасьте! - холодно бросил он и не сел, будто не заметил приглашения.

Стоял, опершись на спинку стула, и не глядел на нее.

- Что с вами, Тёма? - обеспокоилась она.

Поглощенная трудным телефонным разговором, мать поначалу не заметила странной угрюмости сына, так не свойственной его открытой и простодушной натуре.

- История! - кладя телефонную трубку, вздохнула она. - Тёма, хорошо, что зашел. Надежда Романовна, трудно поверить! Принимают девочку в комсомол, отличницу, во всех смыслах чудесная девочка! Вызвали на бюро и подумайте, какая бессовестность! - томят у двери комитета, в коридоре, час, полтора. Потом секретарь, школьник же, девятиклассник (не старше шестнадцати, а уже бюрократ) вышел к девчонке: "Ступай домой, сегодня не успеем, вызовем после".

Девочка на людях сдержалась, а дома в слезы. А после из-за экзаменов отложили прием до осени. Теперь зовут на бюро, а она ни в какую. Волновалась, готовилась как на праздник... А теперь ни в какую. Вот формализм так формализм. А учителя были где? А мы? Вот о чем, товарищ спецкор газеты, надо писать бы.

Артем молча, исподлобья глядел на мать. Только теперь она заметила его недружелюбие.

- Тёма, что-то случилось?

- Мне надо поговорить с тобой наедине.

Его тон и ответ показались ей грубыми и обидными для Надежды Романовны.

- Если о деле, можешь говорить сейчас, обычно мы сообща решаем дела.

- Наедине.

Мать удивленно, не понимая, смотрела на сына. Он молчал.

- Тогда ступай домой. Кончу работу, поговорим дома.

Он повернулся уйти.

- Артем! - все более удивляясь, окликнула мать. - Ты не простился с Надеждой Романовной.

Он оглянулся через плечо, кивнул. Как кивнул! Мать похолодела от его кивка.

- Боже мой, что с ним такое? - испуганным полушепотом спросила старший инспектор после ухода спецкора газеты.

- Извините, - растерянно ответила мать. - Что-то, должно быть, его огорчило. Извините, Надежда Романовна.

13

Не укладывается в голове! Хорошую учительницу вынуждают уйти на пенсию, вместо нее назначают другого учителя, знакомого зав. гороно, Анны Георгиевны Зориной, матери Артема. Так прямо спецкору и сказали: по рекомендации завгороно.

До сего дня Артем о матери знал: справедлива. Именно это качество он уважал в ней более всего.

Второе - добра.

Когда в областном центре мама работала методистом Дома учителя, учителя толпами валили в ее кабинет и сплошь и рядом домой, без боязни выкладывая неудачи, заботы и нужды. Мама если и не знала что посоветовать, то хоть выслушает, хоть посочувствует.

Отец сердился.

- Покоя нет! Когда это кончится? Анна, ты превращаешь дом в учреждение. Мало тебе службы?

- Игорек, - мягко возражала она. Учителя такой народ, что нельзя быть с ними формалистом. И так уж обюрократили школу. Планы, планы, отчеты, бумаги.

- Не на войну ли с бюрократизмом поднялась?

- Что смогу.

- Что ты сможешь на своей тихой должности, Анна?

Мать старалась переменить тему.

- Игорек, раздобыла тебе важную книгу "Некоторые вопросы психотерапии". Новинка.

- Спасибо. К твоим способностям да побольше бы житейской хватки, Анюта. Никто твой идеализм не оценит, - так обычно заключал споры отец.

Однако оценили. Назначили Анну Георгиевну заведовать гороно, правда, в районном, но довольно большом городе с перспективами роста. Это уже работа ответственная.

- Смотрите, пожалуйста, выходит в руководители наша мать, - шутил и удивлялся отец. - Егоровна, справишься?

Она улыбнулась:

- Боишься?

- Как-то не представляю тебя чиновником, женушка.

- А непременно надо быть чиновником?

- Богиня Афина, спустись с Олимпа, оглянись на нашу грешную землю.

Она шутливо грозила пальцем:

- Давай-ка без аллегорий.

У каждой семьи свое лицо, своя обстановка. Речь не о сервантах, полотерах, сервизах, вазах чешского стекла - речь о нравственной обстановке. Посторонний взгляд не сразу ее уловит, но поведение отцов и детей в обществе решительно направляется ею. В хорошей семье плохие дети редки. Они могут вырасти не очень умелыми, не очень волевыми и сильными, и, конечно, эти свойства характера с отрицательной частицей "не" крупными достоинствами не назовешь, - но они, дети умной, честной семьи, не вырастут плохими людьми. Как нужны нашему обществу хорошие люди! Потребуют обстоятельства, хороший человек сумеет стать и сильным и смелым.

Так размышляла Анна Георгиевна. Она еще не догадывалась, в каких рискованных обстоятельствах оказался ее сын Артем.

Он заперся от старухи и Ляльки в кабинете отца, упал в кресло и, опершись на письменный стол, сжав кулаками виски, думал, думал, думал о матери. Артем не задавался вопросом: "Какая у меня семья? Похожа на другие или сама по себе? В чем сама по себе?" Но образ дома благодарно и нежно жил в сердце.

Он любил мать. Все было в ней ясно. Она серьезно судила о жизни. Артем любил говорить с ней о серьезном.

Отец посмеивался над их философствованиями. Кроме медицинской литературы, на письменном столе отца постоянно лежал очередной детективный роман. Отец смотрел телевизор, решал все кроссворды, какие попадались на глаза, и не имел склонности рассуждать на отвлеченные темы.

Что касается Артема, "философствования" более всего и сближали его с матерью.

С отцом отношения были другими. Отец был веселым, шутливым человеком, отчасти даже гулякой, но в меру - веселость и легкость сочетались в нем с благоразумием. Вот, например, он приучил всех домочадцев к утренней физзарядке, приохотил к лыжным походам, летним вылазкам по грибы - словом, всякого рода укрепляющим здоровье занятиям. "В здоровом теле здоровый дух" - это мудрое изречение, начертанное едва ли не метровыми буквами, он вывесил на стене своего кабинета и неукоснительно ему следовал.