— Может он здесь прошел? — спрашивает милиционер.

— Нет. На железе не тронута ржавчина.

— Куда же он, дьявол делся?

— Трудно сказать. Наверно сидит в пересечениях, там посуше и по просторней.

— А далеко это?

— Километр еще топать, но заручиться, что этот, которого вы ловите там…, невозможно…, вдруг он в начале… у реки, где Рой.

— А кто это, Рой?

— Парень с таким именем, идет нам на встречу…

— Ну и вонища. У меня все легкие забиты.

— Одень респиратор.

— Да не надо, вы то ходите так…

— Тогда идем дальше.

Через пол километра коллектор резко переходит в кирпичный коридор. Теперь идти легче, так как с левой стороны идет сухой выступ, а сточная канавка справа.

Стены в белых разводах, в слизи на мокрых местах и паутине на сухих участках. Мы левым плечом иногда скребем по стене, собирая все эти прелести на одежде. Опять отвод вверх, но не такой как раньше на скобах, а с лесенкой, начинающейся от самого дна, сваренной из арматуры и первым прореагировала Оля.

— Здесь кто то до нас недавно был.

— Откуда знаете? — удивляется Криволапов.

— След на стенке. Человек шел без фонарика, он ориентировался рукой по стенке.

— И проходил здесь дважды, — добавил я. — Один раз туда, другой обратно.

— По видимому, он добрался до металлической трубы и вернулся назад, предполагает Ольга.

— А он не мог вылезть здесь?

— Нет. Он почему то протер лестницу и пошел дальше.

Я подергал железные прутья и лестница заходила ходуном, загремев по стенкам колодца.

— У нее сгнили крепления.

— А где мы сейчас находимся? — спрашивает милиционер.

— Наверно в районе Нагатинской…

— А… А…

Идем дальше, теперь не отрываемся от едва видимых следов на стене. С правой стороны все чаще попадаются сливные отверстия, это трубы в стене из которых стекают в канаву мелкие ручейки грязи. Под луч фонарика попалось быстро перемещающееся существо.

— Крыса, — выдохнула Ольга.

— Где то здесь будет участок посуше.

Опять отвод. Мы с Олей изучаем следы на стенах.

— Кто то пытался здесь подняться? — неуверенно говорит Оля, освещая металлические перекладины лестницы.

— Да, поднялся и спустился опять. Значит, что то его испугало наверху. Я полезу, посмотрю, подождите здесь.

Железные прутья неприятно впиваются через резиновые сапоги в ступни ног. Лесенка прочная и вскоре каска стукнулась о люк. Я осторожно приподнимаю его плечами. Свет резко ударил по глазам и когда немного резь прошла, то увидел рядом шины машины. Вдруг они дернулись и проползли в нескольких сантиметрах от люка, еще шины и в просвет между ними вижу много таких движущихся колес. Я на шоссе. Быстро захлопываю люк и спускаюсь вниз.

— Ну что там? — спрашивает меня милиционер.

— Похоже, Андроповское шоссе. Выбраться совсем не возможно, если только ночью.

— Идем дальше? — спрашивает Ольга.

— Идем.

Через метров двадцать коллектор пересекает, абсолютно сухой тоннель, он чуть повыше и на него надо забираться по бетонным ступенькам.

— Ой…, я здесь была два года назад, — вспоминает Ольга, — искала по координатам проход в подвалы церкви.

— Нашла? — спросил я ее.

— Нет.

— А это куда проход? — спрашивает Криволапов.

— Такие туннели делают метростроевцы, видите по стенке тянутся четыре высоковольтных кабеля, но они обычно, в целях безопасности, в конце галерей ставят стальные двери или решетки… Дело в том, что это выход на рельсы.

— Так он может быть уже в метро?

— Нет. Двери закрываются на задвижку с той стороны, а на решетки вешают замок

— Так, теперь мы куда?

— Коля, он пошел сюда, — кивает Оля на отвод.

— С чего ты взяла? — недоумевает сержант.

— Здесь сорвана паутина.

— Смотри, сержант, — показываю я на стены, — видишь след руки, он шел по коллектору к нам на встречу, здесь на переходе постоял и пошел дальше, дошел до металлической трубы и вернулся сюда обратно, здесь свернул в тоннель.

— Значит все ощупью…

— Да. У него фонаря нет.

— Ребята, идите за мной, я знаю эти места, — говорит Оля и уверенно поднимается в галерею.

Она сворачивает в сухой тоннель. Здесь много паутины и крыс, которые сначала остолбенеют, попав под пучок света, а потом решительно удирают, стараясь не отрываться от световой дорожки. Тоннель заворачивает, проходим еще метров двадцать и тут раздается грохот. Фонарь у Ольги в руке вдребезги разлетается. Она пятится назад и упирается мне в грудь.

— Там…, я его видела…

Опять грохот и Ольга дернувшись, валится на дно.

— Оля…

Я роняю фонарик и падаю на нее, началось такое, что не передать. Криволапов палит из автомата в черноту тоннели над нашими головами, на встречу тоже стреляют. Грохот такой, что уши заложило, только крошка от стен иногда валится на наши головы. И вдруг наступила тишина, звенящая, зловещая тишина. Осторожно шевелюсь и поднимаю голову. Фонарь Криволапова, как и мой лежит на бетоне и тупо освещает стенку. Ольга лежит нелепо боком, головой ко мне. Пытаюсь толкнуть ее.

— Оля…, - тихо, она не шевелится, — Оля… Оля.

Хватаю, лежащий рядом фонарик, освещаю ее лицо. Оно все в крови, из губ тоже течет кровь.

— Оля, что с тобой, ты ранена?

Молчит. У шеи пульсирует жилка, значит жива.

— Криволапов, ты где? — вспоминаю о милиционере.

Фонариком свечу назад. Криволапов лежит на спине и по моему хрипит. Я приподнимаюсь, даже не подумав, что могут опять стрелять спереди и освещаю место трагедии. Пуля попала милиционеру в горло и он доживает последние секунды, захлебываясь собственной кровью. А где же этот тип? Я даже не подумал об опасности, а машинально пошел вперед. В перепачканном костюме лежал лицом вниз молодой парень с пистолетом в руке, под ним черная лужа крови. Я переворачиваю его на спину и вижу широко раскрытые глаза, парень мертв. Его грудь в двух местах пробита. Возвращаюсь обратно к милиционеру и Оле.

— Оля, ты как?

Она, по-прежнему, ни слова. Тогда поднимаю ее тело и начинаю снимать с нее веревки, пояс, каску, все эти вещи бросаю на пол, потом поднимаю девушку на руки и иду обратно в сторону коллектора. Вот и поворот теперь надо добраться до отвода на шоссе.

Прежде чем поднять тело девушки на верх, я оставляю ее у лестницы, а сам ползу на верх. Решительно скидываю люк на сторону и бросаю свою каску наружу. Слышу визг тормозов, потом глухой удар. Выглядываю наружу. Недалеко от меня боком стоит БМВ, а сзади вздыбившийся Жигуленок, протаранивший заграничную машину. Шофер БМВ выскочил из машины и бешено орет на меня.

— Говнюк, что ты наделал?

— У меня здесь убитые и раненые, если у тебя есть телефон, позвони в милицию.

Парень затихает.

— Нет у меня телефона.

Я ничего больше не говорю и спускаюсь вниз. Подхватываю тело Ольги и начинаю осторожно поднимать на верх. С трудом пролезаю с ней через отверстие люка и медленно опускаю девушку на асфальт. Вокруг нас собралась толпа.

— Да вызовите же в конце концов санитарную машину, — прошу я.

Передо мной возникает фигура ГАИшника.

— В чем дело, товарищи?

— Срочно вызови скорую помощь и пусть дозвонятся до майора Мухина из управления, там внизу убитые.

ГАИшник помчался к своей машине. Я тупо сажусь на край колодца и пытаюсь ощупать Ольгу. Тело не задето, зато на залитом кровью лице, видна черная дырочка отверстия пули, наверно, разбита челюсть. Мне ее жалко и так девчонку обидела природа, а тут еще, если вылечат, изуродует шрам и возможно будет дефект речи. И почему я не пошел навстречу, с этим гадом, первым?

С воем подъезжает автобус спецназа. Несколько здоровущих парней подбегают ко мне.

— Что там? — кивает на люк старший.

— Там двое мертвых. Один милиционер, сержант Криволапов, другой преступник, которого мы искали.

— Покажи нам.

— А ее? — я киваю на Олю.

— Сейчас подъедет скорая. Полезли.

И опять я спускаюсь вниз, но уже со здоровущими ребятами. Привожу их в тоннель. Эти даже не осматривают и не фотографируют место происшествия, а просто хватают и тащат убитых на верх.