– Вы моя единственная поддержка в этой жизни, но мы оба прекрасно знаем, что вам нельзя высовывать наружу носа...
– Да, но...
Эмма, не дав мне договорить, потащила за собой в спальню, где царствовала типично женская атмосфера. Указав на кресло в стиле Людовика XV, обтянутое нежной расцветки атласом, она распорядилась:
– Усаживайтесь, нам необходимо освоить и эту территорию.
Как только я расположился в кресле, она, опустившись на ковер, положила голову мне на колени.
– Как мне хорошо...
– Да, Эмма, мне тоже удивительно хорошо с тобой...
При этом я не мог оторвать глаз от кровати, тщетно силясь представить, как она и Медина занимались на ней любовью. Тем не менее Фернан овладевал ею именно на этом ложе. И каждую ночь против своей воли она была вынуждена удовлетворять его похоть. Здесь она испытала первое разочарование, здесь начала его ненавидеть.
– О чем вы думаете, Жеф?
– Я вряд ли смогу объяснить, Эмма...
Необходимо было вернуться на грешную землю.
– Я буду продолжать писать, Эмма. Коль скоро мои статьи пользуются спросом...
– Но вы же не сможете...
Внезапно она замолчала. Ее глаза округлились, и едва заметная улыбка тронула губы.
– Мне в голову пришла потрясающая идея!
– Ты чудо, Эмма. Я заранее знаю, что ты придумала нечто уникальное.
– Итак, слушайте. Я отправляюсь к издателю газеты, в которой работал Фернан. Я его знаю, это энергичный, очень умный человек.
– И что?
– Я ему скажу: "Месье Торазофф, мой муж все послевоенное время работал в вашей газете ответственным секретарем редакции. Вас не удивили внезапно прорезавшиеся у него способности к журналистике? Наверняка да. Так вот, если вы хотите знать правду, месье, это мне однажды пришла в голову мысль взяться за телекритику. Получилось, как вы помните, неплохо, и я решила, что Бог не обделил меня литературным даром. Последующие статьи, которые Фернан приносил в редакцию, были также написаны мной. Теперь, после его смерти, я пребываю в полной растерянности. Неужели я должна отказаться от журналистики только потому, что серия моих первых сочинений вышла под его именем?!"
Ей-Богу, я был в восторге от актерских способностей этой маленькой женщины. Она великолепно исполняла роль человека, мучимого рефлексией. Я легко представил себе кабинет издателя газеты и самого месье Торазоффа, тронутого до глубины души откровениями убитой горем вдовы, которая тем не менее держалась с таким достоинством.
– Это не просто хорошо, Эмма, это гениально!
– Ты одобряешь?
– Еще бы, черт побери!
– Он не усомнится в моих словах, если я выдам ему следующую статью того же уровня, что и предыдущие?
– Ни на мгновение!
Мне оставалось лишь написать эту статью!
2
Малейший шум заставлял меня вздрагивать. Я ждал уже четыре часа, сил у меня больше не было. Тишина в доме действовала угнетающе. Я бросил еще одно полено в камин, из которого вырвался сноп искр.
Удастся ли Эмме добиться успеха? Не вызовет ли задуманное ею подозрений издателя? Ведь он может догадаться об истинном авторе статей и заняться поисками кого-то третьего, предпочитающего оставаться в тени...
Я открыл окошко, чтобы выветрился дым. Сад под дождем напоминал кладбище. Ощущалось тяжелое дыхание зимы, с ее снегом и стужей. Я с трудом переводил дыхание, больше не в силах переносить одиночество. Вечное противостояние сделало меня пугливым.
Когда мой взгляд случайно упал на калитку, она вдруг открылась, и я увидел идущую по аллее Эмму, которая, заметив меня, торжествующе помахала рукой. Я бросился ей навстречу и, схватив за плечи, с немым вопросов заглянул в глаза.
– Полная победа! Моя история привела издателя в восторг. Он признался, что всегда испытывал сомнения по поводу литературных способностей моего мужа. И предложил двести тысяч франков в месяц за ежедневную статью и телерубрику.
– Но это же просто фантастика!
– Но я отказалась, – надув губки, заявила Эмма, бросая перчатки на стол.
– Ты шутишь!
– Нисколько. Я объяснила ему, что его газета не единственное место, где я смогла бы работать. Ведь Медина успел получить немало других предложений.
– Как он это воспринял?
– Как деловой человек, сразу же прибавив дополнительную сотню тысяч. И тогда уж я дала свое согласие. Надо же с чего-то начать, не так ли, Жеф?
– Потрясающе! Я всегда знал, что умные женщины представляют серьезную общественную угрозу.
Эмма была возбуждена, казалось, счастье переполняло ее.
– В течение долгих, нескончаемых месяцев я прозябала в тени этого ничтожества Фернана, Жеф! И вот теперь я вышла, наконец, на солнце. Как это прекрасно, вы не находите?
– Я отлично тебя понимаю, так как нечто подобное происходит и со мной. Долгие годы я задыхался и вот теперь наконец обрел самого себя. Ты вернула меня к жизни, Эмма!
– Как восхитительно вы говорите!
Наш поцелуй длился целую вечность. Губы Эммы, вобравшие в себя весь холод осенней улицы, быстро согрелись.
– Это еще не все, – сказала она. – Необходимо придумать псевдоним. Я обещала сообщить его по телефону.
– Псевдоним? Разве ты не хочешь подписываться собственным именем?
– Послушайте, Жеф, но это же невозможно! Ведь у меня по-прежнему фамилия Медины. На что это будет похоже? Более того, женщину-памфлетиста никто не воспримет всерьез. Читатели после каждой строчки будут бояться натолкнуться на кулинарный рецепт!
По крайней мере, на славу ей было наплевать! Я имел дело с весьма здравомыслящей девочкой... Немного подумав, я произнес:
– Ну что же, когда-то я предлагал Медине подписывать мои статьи псевдонимом "Циклоп". Как ты его находишь?
– Звучит несколько старомодно. К тому же Торазофф предпочитает какое-нибудь нормальное имя. Ему не нравятся статьи, которых автор словно боится.
– В таком случае...
Эмма призадумалась. Я поглядывал на нее в полной уверенности, что нужное имя она отыщет быстрее меня. И действительно, вскоре ее глаза искрились, словно шампанское в хрустальном бокале.
– Когда я была ребенком, я прочитала роман, главным героем которого был прекрасный белокурый юноша. Я по уши влюбилась в этот образ. А звали его, если не ошибаюсь, Эрве Гино. Что, если мы остановимся на этом имени?
– Ну вот, ты уже начинаешь мне изменять, Эмма, пусть даже и с детскими мечтами. – Мне стало немного грустно.
– Ну неужели ты не понимаешь, Жеф, что именно благодаря тебе эти мечты становятся явью? Ведь это же ты – Эрве Гино.
– Да, действительно...
– В таком случае...
– Ты, как всегда, права, мой ангел! Твое счастье, что ты не только умна, но и красива, иначе мужчины возненавидели бы тебя.
Эмма улыбнулась. Ее щеки раскраснелись. От нее исходил чудный аромат цветочных духов.
– Мне кажется, мы будем очень счастливы, Жеф!
– При условии, что я тебе не надоем через неделю...
– Как ты смеешь это говорить! До твоего появления в этом доме я прозябала, не зная, что на свете есть солнце, а ты, Жеф, распахнул ставни...
3
Под именем Эрве Гино начался третий этап моей карьеры. На сей раз псевдоним меня не раздражал, я с радостью сменил имя. В результате этой перемены я словно приобрел новый гражданский статус, частью которого была Эмма.
Я писал с большим подъемом и вдохновением. Сюжеты роились в моей голове, мне оставалось лишь облачить их в подходящую форму. Рожденные мной статьи Эмма перепечатывала на машинке, с удовольствием играя роль моей помощницы. Всей душой я радовался тому, что мы с ней образуем творческую группу, в которой я являюсь направляющей силой, что, наконец, завершились мои одинокие блуждания по миру. Когда она отправлялась в редакцию, я принимался за домашние дела. Если раньше я почитал ниже своего достоинства сварить яйцо или развести огонь в печи, то теперь я с радостью готовил несложные блюда, натирал полы в ее отсутствие... Новое положение все больше и больше увлекало Эмму. Она постепенно приобретала в газете определенный вес и была вынуждена много времени проводить в редакции, присутствовать на заседаниях у директора или посещать приемы.