Меня вернул из прошлого крик с вершины башни за пропастью.

Жрец, до той минуты застывший как изваяние, поднялся, раскинул руки с привязанными к ним перьями, двинулся по крутым ступеням к башне. Его поддерживали колдуны. Все трое запели.

Под их суровое однообразное пение костры гасли один за другим - их накрывали толстыми циновками, и пламя мгновенно укрощалось. Погас костер и за пропастью. Воцарилась тьма, лишь тлел огонек сигареты Розетти, но вот и он исчез.

Мы с Виктором сидели недалеко от мэра. Я воспользовался темнотой, придвинулся к нему, спросил еле слышно:

- Извините, о чем они поют?

- Духов лунных заклинают. Пока не подымутся на самый верх башни, - дыша мне в ухо, отвечал мэр. - Я вам буду переводить как сумею, а вы все перескажете другим, попозднее.

- Спасибо за доверие, - сказал я, нащупал его руку и потряс в знак признательности.

- Кто готовится в путь над бездной, в чьих рукахосиянная весть? спрашивал жрец речитативом, видимо, уже с вершины башни.

- Властительница Лунного Огня, - отвечал молодой голос из-за пропасти.

- Кто несет на крьглах знак преображенья богини бессмертной?

- Хранительница Лунной Благодати.

- Чьи волосы - струны света, ростки зеленых побегов, струи молодых ручьев?

- Властительницы Лунного Огня.

- Чьи слезы - дождь, живительный и благодатный?

- Хранительницы Лунной Благодати.

- Кто линию смерти и жизни, зла и добра, света и тьмы прочерчивает на камне Вселенной?

- Властительница Лунного Огня...

Всех вопросов и ответов запомнить было невозможно, тем более в переводе на английский. Наконец, после некоторого молчания жрец прокричал с высоты каким-то задушенным голосом:

- Лети же, лети к нам, твоим ратникам, вещая дева света, Властительница Лунного Огня!

...И я увидел, как над нами, во тьме, в той стороне, где другая башня, явилась вдруг светящаяся человекоптица. Она медленно махала фосфоресцирующими руками-крыльями, столь же медленно приближаясь к нашей башне. Подобие сияющего хитона плескалось между крыльями, лицо мерцало лунной белизной с голубыми ободьями вокруг глаз, а над головой она несла тонкий серп молодой луны. Зачарованный, я хотел потеребить Виктора, этого сурового реалиста, не верящего в чудеса, но его рядом не оказалось: должно быть, передвинулся поближе к Стаматычу.

Было тихо. Доносился глухой далекий шум реки со дна пропасти, над которой парила Властительница Лунного Огня. Я сосчитал про себя до ста пятидесяти, прежде чем загадочная летунья достигла башни и скрылась в ней.

Тем временем в небесах над башней обозначился новолунный серпик, точь-в-точь такой, какой несла она.

Все племя лунных ратников запричитало, запело. После долгого песнопенья разом вспыхнули костры, кроме единственного, за пропастью.

Как только костры запылали, я начал переводить взгляд от башни к башне. Я надеялся заприметить канат, по которому, опьяненная отваром гравейроса, только что прошествовала Хранительница Лунной Благодати, но не увидел ничего.

Показался жрец, один, без колдунов. Он грузно спускался по ступеням. В правой руке он держал длинный блестящий нож, в левой - обезглавленного петуха.

Жрец отвесил поясной поклон вождю, распорол петушиное брюшко, запустил руку вовнутрь, вынул сердце и съел.

Лунные ратники возликовали. Некоторые ударились в пляс. Застучали барабаны. Стали раздавать варево из котлов.

- Ну как, Виктор? - спросил я Голосеева, который и вправду передвинулся к Стаматычу.

- Во! - Он поднял большой палец. - Эти куй, замечу тебе, объедение. Я своего уплел мигом, вместе с травой. Вот тебе и морская свинья. Жду теперь добавки.

И ни слова о полете призрачной птицы! Не характер - кремень.

В голове у меня шумело. Я ощущал во всем теле необыкновенную легкость, Казалось, поднимись я сейчас на башню, шагни в пропасть - и легко воспаришь, едва взмахивая руками. Такое чувство бывает иногда во сне, особенно в детстве, когда я зависал как жаворонок то над полем цветущего клевера, то над глухими заводями Ельцовки, то над родной деревней. Помнится, я отчетливо, до мельчайших подробностей, различал с высоты не только грядки в огородах или пасущихся на косогоре коз, но по необъяснимому свойству сонно - г о зрения, даже головки тыкв, похожие на выводок цыплят, даже рыбешек, резвящихся на плесе, даже мышейполевок возле прошлогодней скирды, даже начинавшие чернеть ягоды смородины у нашего плетня. Позже, в Автоакадемии, я увидел фотографию во всю стену. С высоты нескольких сотен километров спутник запечатлел старт планетолета "Иван Ефремов" к Сатурну. На фото были хорошо различимы мельчайшие детали степного пейзажа: красные чаши тюльпанов, змеи, греющиеся на камнях, суслики возле своих норок - шагов за триста от стартовой площадки. Вот и начали сбываться сны детства, подумалось тогда...

- Приезжайте весной, - шепнул мне мэр. - Весною празднество ничуть не скучней. - Тут он мечтательно посмотрел на луну и вздохнул. - Намного веселей.

Хотя бы потому, что на него допускаются и лунные ратницы. Представляете; между башнями растягивают сеть, куда ловят первые лучи новорожденного солнца.

Розетти в самых изысканных выражениях поблагодарил вождя за сверхневероятнейший, как он выразился, подарок - зрелище летящей Лунной Девы и попросил в виде особой милости познакомить нас с ней. Если будет на то добрая воля владыки лунных ратников, он, Розетти, готов прокатить ее в своей колеснице, даже свозить в Ла-Пакуа, в прекрасный дансинг.

- Я выслушал тебя, восседающий в колеснице, - отвечал вождь и бросил взгляд на телохранителя с винчестером. - Желание твое невыполнимо. Властительница Лунного Огня не открывает свой лик чужеземцам.

Даже если чужеземец случайно ее увидит, узнает ее небесную тайну, ему несдобровать. Он неукоснительно найдет смерть. На линии света и тьмы. В ночь лунного затмения.

- На линии света и тьмы... В ночь лунного затмения... - ошарашенно повторил Розетти.

И здесь в первый и в последний раз подал голос жрец:

- Это так же невозможно, как одному из вас, восседающих в колесницах, подарить верховному владыке лунных ратников, - поясной поклон в сторону владыки, - свою колесницу. Вашей колеснице негде бегать среди наших скал, в нашем лунном свете. Лунная Дева умрет в вашей тьме.