"Все?" — мне не очень верилось, что Он наконец-таки отстанет от меня. Впервые за эти долгие годы.
"Абсолютно. Разве я когда-нибудь нарушал своё Слово?" — Он хитро прищурился.
"Проваливай. Я сделаю всё, как надо. И в последний раз". — Меня начинало лихорадить. Ещё немного, и я упаду от изнеможения. Тварь пьёт силы почище безводной пустыни.
"Я ухожу. Но учти, — попрощаемся мы с тобою только тогда, когда всё обещанное тобою будет исполнено, как договаривались. А пока… А пока, позволь, я сделаю на тебя небольшую ставку…" — Мне послышалось, или Он действительно довольно гадливо захихикал?! "Знаешь, мы там, у себя, любим иногда побаловаться… Ты отчего-то выглядишь предпочтительней. Пока выглядишь… А там посмотрим. Эй, ты!" — Он мотнул тому по-прежнему чавкающему скоту рогатым черепом.
"Давай, закругляйся там… Когда ты уже нажрёшься?! Пойдём"… — Спешно покидав в пасть какие-то особо лакомые куски, «Трапезник» лихорадочно, угодливо и безо всяких возражений собрал расстеленную скатёрку в узелок, прямо со всеми блюдами, и выскочил куда-то, тарахтя перевёрнутыми тарелками внутри узла. Наверное, помчался доедать где-нибудь в чужой душе.
"Ну, бывай, солдат. Не подведи меня…".
И оставив мне на прощание в воздухе запах серы, Он растаял.
Виски тут же отпустило.
…Я сидел опустошённым и выжатым, без сил и с осознанием того, что допустил какую-то непростительную слабость, которая стоила мне потери многих прежних ценностей и принципов.
Что-то горячее и влажное течёт у меня по верхней губе. Я инстинктивно смахнул ладонью неприятную субстанцию… и увидел, что рука в крови. Рассматриваю её пристально, будто вижу впервые. Перед глазами постепенно оживают обрывки разных сюжетов, в которых тоже была кровь. Но чужая. Интересно, сколько я пролил её именно в литрах? А в каплях? Если б даже за каждый литр давали по неделе тюрьмы… — да сидеть бы мне не менее трёх пожизненных, наверное…
Да плевать! Мне плевать на всё. Я — профессионал! Я буду делать то, что умею. Что умею и что хочу. И снова — так, как должен.
И пусть мне теперь точно не видать пушистых облачков и никогда не слыхать пения арф под сенью роскошных садов, ничто не заставит меня отступить. Как не могу уже отказаться от данного обещания. Он точно спросит.
Может, сиволапый рогач прав?
И мне стоит перестать играть в дурака, в эту идиотскую игру в миролюбие и никчёмный "гуманизм"?
Что и говорить, — я и сейчас убиваю. Убиваю вполне достаточно. И столько, что некоторым, я думаю, стоит счесть меня конченым животным.
Но сейчас…
Сейчас, пожалуй, стоит лить кровь уже не ради того, чтобы заявить о желании побыть в покое. Чтобы оградить от посягательств отдельных групп наши уклунки и чемоданы, набитые всякой полезной всячиной.
Теперь…
Хм, теперь кое-что существенно изменилось. Теперь мы должны выжить, как данность. Как класс, если это слово применимо к горстке людей, трусливо сбившихся в кучку на краю всемирной прожорливой трясины.
В конце концов, я действительно в ответе за тех, кого любил и люблю. Кому открыл когда-то двери и подарил призрачную, но надежду.
Начхать на все запреты, табу и условности этого оттраханного сверху мира?
Что же, это и в самом деле не так уж и трудно.
Особенно если учесть, с кем мне совсем скоро придётся иметь дело…
Будем считать, что меня мягко и ненавязчиво убедили. И фактически наняли. В конце концов, я сделал всё, что мог со своей совестью и когда-то наложенными на себя самим табу. И хватит тянуть лямку епитимьи!
Не моя вина, что мне ПРИДЁТСЯ убить всех, кто встанет у меня на пути. Пусть даже их будет чёртова погибель, прорва.
Пусть даже я буду убивать, может быть, последних уцелевших людей в этом регионе.
Да хотя бы и в этом мире! Довершая дело, так удачно начатое Небесами…
Да, да! Я буду убивать. Так, как следует. Так, как умею, как привык. И будь оно всё, всё проклято!
Я с трудом открываю словно засыпанные песком глаза…
…Тот, к которому я намерен наведаться в гости, должен быть готов. Я получил твой привет, я услышал тебя, добрый мой, старый мой друг Вилле… Приготовь же для меня всё, что только сможешь. Да не скупись…
Ты ведь знаешь, — я не прихожу на скудный стол. Иначе перестану себя уважать.
А зная тебя, твои таланты, я уверен, что нахомячил и стяжал ты за это время ой, как немало. Теперь тебе пригодится всё и все, чем и кем ты столь предусмотрительно разжился.
Ведь ты ж не думал, Вилле, что я приду к тебе в колпачке, с дуделкой и тортом?!
Радуйся хотя бы тому, что я приду один. Хотя ты и это тоже знаешь, сволочь…
Тебе нужен я. Именно я, и ты выбрал для этого верный, хотя и наиболее подлый шаг, чтобы заполучить меня к себе на «побывку» и последнее «свидание»… Именно для этого ты меня и нашёл. Случайно, но, скорее, вполне закономерно.
Такая скотина, как ты, выживет везде. Даже в этой круговерти… Но сколько верёвочке ни виться, всё когда-то должно закончиться. Или для меня, или для тебя. Двоим нам на целой Земле тесно. А что уж говорить о какой-то маленькой территории Кавказа, на которой мы будем просто толкаться локтями?
Представляю, какой радостный визг подымут хвостатые, когда мы начнём валиться с небес к ним в их начищенные до блеска кастрюли…
Да ради такого случая они будут сиять первородной красотой, полы будут подметены до первозданной материи, а пал будет разведён до небес!
Не удивлюсь, если вокруг него почётным кольцом караула встанут все умытые и причёсанные обитатели Преисподней.
Пропустить такое зрелище даже там не в силах, я думаю, никто.
"Пионерская зарница" в нашу честь будет ещё та…
Но даже аду, пожалуй, многовато двоих таких, как мы… Если мы сцепимся ещё и там, то боюсь, Люцик потребует внеочередного повышения за Вселенское Терпение. А это уже добродетель, знаете ли… Хоть и вынужденная.
Уж откуда-откуда, а ОТТУДА он нас вот так, запросто, взять — и с позором выпереть — просто не имеет права!
И Кое-кого он тогда просто очень, ну очень, обяжет…
А вот допустить возникновения предметов для торга подобного рода ни в коем случае нельзя…
Основы мира претерпят тогда весьма существенные изменения…
Поэтому один из нас будет долго плавать в киселе Небытия, ожидая своей очереди на костёр в свою честь…
А ждать придётся — ой, как долго! Пожалуй, дрова у свинорылых даже на одного нас никогда не закончатся.
Блин, откуда ты взялся, сволочь?!
Ведь я так хотел просто пожить ещё немного…
Эх, о чём это я? Наши пути по-любому должны были пересечься, рано или поздно.
Ты нашёл меня первым. Ты, мой ненавистный друг… Ты даже имел глупость убить тех, кто дышал со мною одним воздухом, на кого я мог рассчитывать.
А они… Они были вправе рассчитывать на мою защиту.
Теперь я большой должник. И их, и твой. Зря, зря ты сделал это, Вилле…
Ты слышишь меня, Вилле?
Я иду к тебе…
…Ощущение какой-то потери…, начинают свербеть нервы. Ах, да!
Поворачиваю голову в поисках своего бывалого друга. Ага, вот ты где! Завалился за топчан… Иди сюда, верная моя железяка…, и прости своего хозяина за допущенную преступную небрежность. За неуважение к твоей преданности.
Воронёная сталь осуждающе и как-то обиженно поблёскивает жирными боками, на которых от всяких приключений остались небольшие потёртости. Ничего, отсутствие парадного мундира не мешает солдату быть блистательным бойцом, верно? Так и ты, мой верный товарищ.
Ты всегда со мною, всегда рядом.
Хотя прости… В этот раз тебе придётся побыть одному, без меня, и дома. Там, куда я собрался, ты будешь несколько слабоват… и старомоден, что ли…
Любовно погладив карабин по прикладу, аккуратно откладываю его на застеленные одеялом нары. Тебя приберёт на место Шур.
Жди меня терпеливо, — ведь я всегда возвращаюсь, не так ли?
Медлю ещё немного, и встаю решительно, насколько позволяют ещё ватные ноги; иду к выходу. Как только я принял решение, всё словно снова стало на свои места.