Машина летела очень высоко. Она находилась далеко за облаками, и шум ее моторов больше нельзя было услышать на земле. Это был переоборудованный «Юнкерс», приспособленный для перевозки восьми солдат с легким вооружением. Самолет был снабжен сдвижной дверью, так как эти восемь солдат должны были покидать его с парашютами.

Снаружи была ночь. Глубокая полная бесконечности чернота как бы обрызганного звездами неба. Облака проносились в паре сотен метров над землей, тягучие, смешивающиеся в непроницаемую, светящуюся серым массу. Это была ночь новолуния, и кроме непостоянного мерцания звезд, другого света не было. Была только пустая, нагоняющая страх мрачная тишина, разрывавшаяся шумом двигателей, больше ничего. Мужчины в машине знали это. Они не могли смотреть наружу; так как у самолета не было окон. Но они все же знали, что ожидало их, когда они спрыгнут через сдвижную дверь: несколько сотен метров падения сквозь беззвучное, совершенно неизвестное пространство, которое лежало между землей и покровом ночных облаков. А потом земля.

В самолете было тесно. Отсек освещала только слабая предохранительная лампа с голубоватым свечением. Воздух в отсеке был наполнен испарениями мужчин, потным запахом их тел, запахом их кожаных ремней и табачным дымом, которым пропиталась их одежда. Восемь мужчин сидели рядом на узких продольных скамейках, тела немного нагнувшись вперед, согнувшись в лямках парашютов. На головах похожие на горшок каски, покрытые пятнистой маскировочной тканью, совершали иногда кивающие движения, потому что мужчины пока не затянули ремешки под подбородком и за ушами. Руки их лежали между коленями, неподвижно, как омертвелые, или беспокойно, бесцельно двигающиеся. На груди у них висели очень маленькие, короткие пистолеты-пулеметы, поверх камуфляжа, который был таким же пятнистым, как чехол на каске. Это были легкие, похожие на игрушечные винтовки, короткоствольные итальянские «Беретты», и в половину не такие восприимчивые к пыли, сырости и грязи, как немецкие пистолеты-пулеметы. Больше никакого другого оружия на солдатах не было видно. Они засунули ручные гранаты в карманах брюк, а пистолеты в потайные карманы камуфляжей. В других карманах хранились патроны и шоколадные батончики, кабели для взрывчатки и перевязочные пакеты, катушки с проводом и быстро действующие болеутоляющие таблетки.

Только у одного из солдат не было пистолета-пулемета. Между его ног стоял контейнер с взрывчаткой. Он должен был донести его до земли. Такую взрывчатку можно было спокойно бить кузнечным молотом, не боясь того, что она взорвется. Абсолютно надежное подрывное средство, которое приводилось в боевое состояние только за пару минут до его предполагаемого подрыва с помощью комбинации с крохотным, продолговатым капсюлем. Солдат это знал. Однажды он, когда не было никакой другой возможности, прибил заряд этой взрывчатки к опоре моста двенадцатидюймовым гвоздем, прежде чем присоединил капсюль взрывателя. Он был специалистом в этой области, и его товарищи знали, что скорее обрушится небо, чем откажет разрывной заряд, заложенный этим маленьким щуплым старшим официантом из отеля «Штадткроне» в Штутгарте.

Лица мужчин были отмечены тупой безучастностью. Это были лица молодых, сильных солдат, для этой ночи зачерненные сажей, чтобы не было светлых пятен, если им придется где-нибудь лежать в засаде в нескольких метрах от вражеского часового, перед тем, как убрать его. Их черты нельзя было распознать. Они мало говорили друг с другом. Да и не о чем было говорить. Задания были распределены. Каждый знал, то ему делать. Они целую неделю на макете в ящике с песком знакомились с территорией, куда им предстояло высадиться, они десятки раз повторяли все детали опасного предприятия, они знали из аэрофотосъемок самолетов-разведчиков каждый холм, каждый водоток и каждое убежище на территории, к которой они подлетали. Они были хорошо накормлены и снабжены. Они владели всем, что было необходимо, чтобы осуществлять операции, подобные этой. Они владели не только их собственным оружием, но и оружием противника. Они были обучены вождению автомобиля, радиоделу, минно-взрывной технике. Они владели полудюжиной различных методов убийства. С помощью пистолета-пулемета и складного ножа, спрятанного в кармане на икре ноги, пистолета и края ладони.

Мост, к которому они подлетали, находился лишь в нескольких минутах полета за застывшим, закопавшимся в грязной, по-осеннему влажной земле фронтом у старой границы Восточной Пруссии и Польши. Был 1944 год, и до Рождества оставалось еще два месяца. Армии лежали друг напротив друга в стрелковых ячейках. Сдержанно затаившись, собираясь с силами, и готовясь к будущему удару – Красная армия, измученные отступлением, усталые, нервно организующие оборону, готовящиеся к отражению будущего наступления – немцы.

Мост был массивной, старой конструкцией из лекальных тесовых камней и бетона. По рельсовому пути над его опорами к близкому фронту катились эшелоны. Стрелковые дивизии и танковые батальоны. Платформы с грузовиками и реактивными установками, вооружение, боеприпасы и люди Поезда шли днем и ночью, так как у немцев едва ли были еще самолеты, которые могли бы их атаковать. Они катились к наскоро оборудованной товарной платформы около фронта и исчезали отсюда в глубоких лесах. Назревал шторм, и этот самолет с восемью солдатами был одной из многих попыток оттянуть начало шторма. Подобно ракете, которой стреляют в грозовую тучу в надежде задержать обрушивающуюся бурю.

Машина поднялась далеко за немецким фронтом с полевого аэродрома. Пилот знал этот вид полетов. Он летел очень высоко и пересекал фронт. Потом он пролетал большое расстояние над русским тылом, прежде чем снова поворачивал самолет на обратный курс. Пеленгатор указал, что он был в нескольких минутах над местом, где ему предстояло сбросить парашютистов. Он махнул радисту и сказал в ларингофон: «Приготовиться!» Потом он приглушил двигатели, пока они не заработали только лишь со слабым бормотанием, и машина медленно опускалась вниз.

Радист через перегородку прополз в грузовой отсек. Он увидел, как солдаты цепляли карабины их фалов вытяжного кольца за трос, который был натянут вдоль отсека. Они стояли в ряду за еще закрытой сдвижной дверью. Унтер-офицер проверил, все ли крючки прикреплены к тросу. Потом он первым подошел к сдвижной двери.

– Завтра ночью, в два часа! – сказал радист унтер-офицеру. – Ровно в два часа зажгите сигнальные огни. Вы нас услышите. Кроме того, погода будет ясной. Осмотрите место, чтобы вокруг не было никаких обломков или камней. И если у вас будут раненые, сделайте носилки и пристегните их к ним крепко. Проем двери довольно высокий.

Унтер-офицер кивнул. Покрытое черной краской лицо его оставалось неподвижным. Он был большим, благодаря камуфляжу несколько неуклюже выглядевшим человеком.

В этот момент первый, протяжный звук зуммера послышался из звукового сигнала на потолке отсека. Радист раскрыл сдвижную дверь. Сквозняк затеребил одежду солдат. Он ворвался в отсек и наполнял ее свежим, холодным дыханием ночи. Последний в ряду сказал своему соседу спереди: – Ночи уже чертовски холодные…

Потом послышался второй звук сигнала. Машина скользила в паре сотен метров от земли. Унтер-офицер прыгнул первым. Ночь поглотила его без звука. Мужчины теснили к выходу, одной рукой передвигая карабин на стальном тросе у себя над головой. Через четверть минуты после звукового сигнала отсек был пуст. Радист снова закрыл сдвижную дверь. Машина еще некоторое время скользила дальше на приглушенных двигателях, но потом летчик снова разогнал их до полной мощности и поднял машину круто вверх в облака, все выше и выше.