Когда ночь развернула свой круглый шатер, а украшающая мир луна взошла на купол небосвода, когда мир повязался платком влюбленных, а вселенная окружила агат ночи ожерелье звезд, отец и дочь приготовились к побегу и собрали все, что нужно, в дорогу.
На другой день падишах, не получив о них никаких вестей спозаранку вскочил на коня насилия, забыв о благородстве и
справедливости. Он скакал следом, пока не настиг их на какой-то стоянке, и с размаху ударил Камкара по голове могучей палицей. Камкар простился с жизнью и поспешил на зов смерти. А дочь везира падишах связал путами гнева, заковал кандалами брака.
Через некоторое время падишаху пришлось отлучиться из столицы по государственному делу. Управление страной, суд и расправу он поручил везиру Кардару и наказал ему:
– Обеспечь в мое отсутствие порядок и удали за пределы страны преступников, чтобы к моему возвращению устои государства были укреплены твоими разумными решениями, а в саду державы выросли благодаря твоему прекрасному усердию новые побеги.
Кардар поцеловал перед ним землю, и падишах отправился в назначенное место.
В один прекрасный день Кардар зачем-то поднялся на крышу падишахского дворца, и вдруг его взгляд с высоты проник в гарем, и он увидел дочь Камкара. Она сидела на шахском троне, и рука красоты, казалось, собирала на ее лице букеты тюльпанов. Кардар от ее красоты чуть было не лишился чувств. Любовь стала стучаться в дверь его сердца – мол, я пришла! А терпение сложило пожитки, – мол, я ухожу! С сердцем, полным страсти, с грудью, переполненной желанием, он сошел с крыши. Любовь расцвела в нем, словно тюльпан, а душа уже готова была продаться в рабство. Он отправил жене шаха послание, где говорилось: «Хотя по законам любви убийцы влюбленных не несут наказания, а по обычаям страсти любящим предназначена лишь покорность, тем не менее надо прислушаться к словам о сердечной боли страдальцев и жалеть тех, чьи сердца разбиты в разлуке.
Я уже давно страстно жажду свидания с тобой, прошло много времени с тех пор, как я пленился твоей красотой. Звезды в небе сострадают моим бессонным ночам, пташки среди лугов сочувствуют моим мучениям. Мечты о твоих вьющихся локонах бросают меня в жар, желание видеть твои свежие щеки топит меня в собственных слезах.
Когда дочь Камкара выслушала послание Кардара, она прогнала женщину, которая принесла его, говоря:
– Передай Кардару, что в шахский гарем надо приходить с верностью, а не с изменой. Странно, что он забыл судьбу моего отца и обрек себя на сон зайца [27].
Но Кардар уже позабыл всякую меру, как об этом сказал поэт:
Он больше не касался узды разума, не прислушивался к проповедям благоразумия. Он отправил жене шаха второе послание, что, мол, если ты избрала путь немилости, если мое желание будет попрано, а моя мольба отвергнута, то я внушу падишаху злобу к тебе и ввергну тебя в беду!
Жена падишаха отвечала:
– Многие годы я провожу в молитвах и благочестии, а мудрецы считают прелюбодеяние мерзким, ведь сказано: «Прелюбодеяние и радость не объединишь». Может быть, ты лишился ума или пожелал смерти? Или ты вручил обезумевшую душу свою во власть дива? Или передал в руки шайтану поводья слабости? Говорят же: «Много есть желаний, которые прекращаются со смертью».
У падишаха во дворце был один повар-мужеложец, большой мастер кухонных дел. Кардар задумал оклеветать жену шаха и того мужеложца, чтобы лишить ее доброй славы и чести.
Когда пришла весть о возвращении падишаха и вдали показались его передовые отряды, везир Кардар стал готовиться к встрече, желая заслужить шахское благоволение. Он подъехал к падишаху, поцеловал перед ним прах. Повелитель стал расспрашивать его о делах и событиях и наконец спросил:
– Как идут дела в гареме? Блюдут ли там обычаи и устои? Кардар по невежеству своему запутался в шести дверях злосчастия, сбился посреди своих речей и сказал:
– У меня есть жалоба на обитательниц гарема, да такая, что язык не поворачивается говорить, а сердце не может утаить. Я, как в пословице, «застыл в изумлении между воротами и дворцом», ожидая прибытия великого шаха.
Шах, слыша такие слова, задрожал от ярости:
– Говори немедленно, что случилось, оставь недомолвки намеки.
– Падишах приказал своему нижайшему рабу, – начал везир, – прислушиваться к тому, что происходит в гареме. И вот я против воли подслушал. Однажды ночью я поднялся на крышу дворца. Оттуда я увидел, что дочь Камкара в недостойной близости с поваром-мужеложцем. Он упрекал ее в недостатке любви к нему, а она отвергала эти упреки. После такой беседы возлегли они вместе в постель.
Падишах запылал огорчением, загорелся пожаром ярости. Едва войдя в гарем, он приказал отрубить голову мужеложцу. А ступив во внутренние покои, он обнажил зловещее лезвие и воскликнул:
– О злосчастная супруга! Ты предпочла моему венцу и трону какого-то мужеложца, осквернила шахскую постель прелюбодеянием! А я-то поверил в твое благочестие и набожность, в твою непорочность и чистоту!
– О падишах! – отвечала жена. – Берегись поступать по навету завистника и наущению клеветника. А не то ведь падет упрек на твой разум и тебя будут порицать за несправедливость. Мне известно, что эти краски коварства мог смешать только злокозненный везир, что сей гнусный поклеп на меня мог возвести один лишь криводушный Кардар. Потерпи немного, и я докажу свою невиновность и покажу его дерзость. Ведь Аишу дочь Абу-Бакра – да будет доволен ею Аллах! – несмотря на то, что пророк сказал ей: «Говоря со мной, о Хумайра», заподозрили в великом грехе; пречистую Марьям, хотя всевышний сказал о ней словами: «Сохранила свое целомудрие», обвинили в прелюбодеянии.
Жена увещевала его, а падишах все гневался на нее и кричал:
– Отрубите голову этой мерзавке! А не то она своей хитростью навяжет мне гордыню, а своими извинениями внушит мне отвращение.
Рядом стоял один хаджиб, он сказал:
– О падишах! Великие мужи считают убиение женщины плохой приметой и порицают, когда падишахи направляют свои меч против тех, кто ущербен умом [28]. Если она заслуживает казни, то прикажи привязать ее к спине верблюда и пустить животное в пустыню, ибо такая мука хуже всякой смерти, а такое возмездие страшнее ударов меча.
И падишах приказал привязать жену к верблюду и пустить в бескрайнюю пустыню.
Но случилось так, что верблюд повстречал колодец, улегся около него, а дочь везира ухитрилась развязать свои путы, тут же соскочила с верблюда и пошла по направлению к Мекке, а сердце свое обратила к дворцам всевышнего. Днем она постилась, вечером разговлялась травами, совершала намаз и дожидалась избавления. Как говорят: «Тому, кто принадлежит Аллаху, принадлежит и Аллах».