это единственный способ спасти жизнь) утром его расстреляют, и был готов к этому. А теперь... На кой черт ему эта свобода, если от полка осталось двадцать шесть сабель? Да и защищать нечего и некого - армия Деникина, поди, уже в Новороссийске, грузится на пароходы...

- Владимир Николаевич, все готово, - сказала Настя, раскладывая жареную картошку и свинину по тарелкам. - Садитесь.

Вышеславцев отвернулся от окна, у которого стоял,

увидел Федю, как всегда, щеголеватого Крымова, Задорожного с забинтованной головой, и на душе стало тоскливо и грустно - понял: видит их, по всей вероятности, последний раз.

- Прошу к столу, - сказал он, стараясь голосом не выдать своего волнения. - Выпьем, как говорится, на посошок.

- На посошок? - насторожился Крымов. - Вы хотите сказать...

- Я еще не кончил, - прервал его Вышеславцев. Он наполнил стаканы и снова посмотрел в окно, за которым уже сгущались синеватые сумерки. - Други мои,

мы с вами прошли трудный и тяжелый путь, и пусть мы потерпели поражение, вспоминайте его всегда без печали и уныния, вспоминайте с гордостью, ибо мы, горсточка

преданных России офицеров и солдат, лишний раз прославили русское оружие... Сегодня тяжелые дни - мы отступаем, но это еще не конец, придет время, и па борьбу с красным террором поднимутся наши внуки и правнуки - они поймут: нельзя в один день уничтожить то, что создавалось тысячелетиями. Так давайте за них и выпьем, за наших внуков и правнуков, чтобы помнили нас, гордились и знали: мы сделали все возможное!

Они выпили, и на душе у всех стало хорошо и тревожно. Хорошо - от того, что не зря воевали, а тревожно...

- Владимир Николаевич, вы нас вроде бы как похоронили, не рановато ли? - первым высказал свои опасения Крымов.

- Я вас не хоронил, - сказал Вышеславцев, - я вас собрал, чтобы проститься.

- Проститься?

- Да. Я остаюсь. Командование эскадроном передаю вам.

Настя, которая продолжала возиться у печки, глубоко и, как показалось Крымову, облегченно вздохнула. Он склонил голову и посмотрел на нее внимательным, напряженным взглядом: "Неужели из-за этой бабенки? Нет-с, такое невозможно. Не пара она ему".

- Дело, конечно, ваше, но... Мне любопытно... Какие причины?

- Личные.

Крымов понимал, что это всего лишь отговорка, но докапываться до истины не стал: человек имеет право на выбор, поэтому обратил свой взор на Федю. Федя развёл руками - куда, мол, иголка, туда и нитка.

- Понятно, - сказал Крымов и посмотрел на Задорожного. - А вы как решили, есаул?

- Разные мы с вами овощи, ротмистр, - не поднимая глаз от тарелки, проговорил Задорожный, - но я вас уважаю: вы - боевой офицер, поэтому желаю вам частливой дороги.

- Спасибо, - сказал польщенный Крымов. - У вас тоже личное?

- У меня семья, - кивнул Задорожный. - В общем, на Дон возвращаюсь.

- А не боитесь?

- Авось выкручусь. А не выкручусь, помяните дорым словом. - Он печально улыбнулся. - Или рюмой вина.

- Обязательно! - с какой-то радостной, внутренней злобой проговорил Крымов. - Я вас прямо сейчас помяну.Не возражаете?

- Не спешите, ротмистр, меня в бою нелегко взять.

- А вас не в бою возьмут - в постели!

- Значит, судьба. - Задорожный отложил в сторону ложку, глубоко вздохнул и перевел взгляд на Вышеславцева. - Господин полковник, разрешите камень с души снять?

- Тяжел камень?

- Вам судить. - Задорожный отвел в сторону глаза - Виноват я, господин полковник, я ведь еще третьего дня решил на Дон уйти, когда вы меня в разъезд дослали.

- А чего ж вернулись?

- На красных наскочили и, значит, чтобы вас преупредить, пошли обратно.

- Совесть заела?

- До сих пор мучает.

- Спасибо, есаул. Это самый большой подвиг из всех, что вы совершили. Вышеславцев обогнул стол и крепко пожал Задорожному руку. - Счастливо добраться!

- Спасибо. - Задорожпый натянул шинель, козырнул Крымову, Феде, приложив ладонь к сердцу, поклонился хозяйке, низко, в пояс, глянул на иконку, вспомнив, что забыл перекреститься, махнул рукой и вышел

- Лихой казак, а башку потеряет, - бросил ому вслед Крымов. - Жалко!

- Собирайтесь! - жестко и неожиданно проговорил Вышеславцев, взглянул на часы и, чтобы как-то смягчить эту жесткость, добавил: - У меня дело.

- Дело? - удивился Крымов.

- И довольно важное. У вас запасные лошади есть?

- Если махновцы не увели.

- А где они стоят?

- У поповского дома.

Вышеславцев выходил последним, и Настя, поймав его за рукав шинели, быстро, шепотом спросила:

- Вы скоро?

- Скоро. - Он наклонился и крепко поцеловал ее

губы. - Спасибо тебе за все!

Гулко хлопнула дверь. Настя поежилась, вернулась к столу и, обхватив себя руками за плечи, долго смотрела на желтый язычок керосиновой лампы. Он медленно угасал. Она прибавила огня, по стенам заплясали тревожные тени. Тревога отразилась и в ее глазах. Он осмотрелась, словно бы желая убедиться, что все предметы стоят на своих местах, ничего не пропало, не сдвинулось.

С печки спрыгнула кошка, тоже подозрительно осмотрелась, жалобно мяукнула и прижалась к ее ногам.

- Ты чего? - спросила Настя. - Жрать хочешь? - И бросила ей небольшой кусочек свинины. Кошка снова мяукнула. На этот раз громко, испуганно. Настя цыкнули

на нее и принялась убирать со стола. Под руку попалао недопитая бутылка водки.

- Дед, выпить желаешь?

Обычно па такой призыв дед отзывался моментально.На этот раз промолчал.

- Значит, желаешь, - сказала Настя, наполнила стакан, прошла к печке и, откинув занавеску, тронула деда за рукав. - Вставай, черт старый!

Старый не шевелился. Настя взяла его руку и вскрикнула - рука была твердая, как дерево, и холодная... Настя отшатнулась, выронила стакан и, упав на скамейку, завыла. Не столь по деду, сколь в предчувствии новой, непоправимой беды.

- Да храни тебя бог! - Вышеславцев перекрестил Крымова, всмотрелся в его правильные, строгие черты уставшего лица и неожиданно обнял. - Береги себя!

- И вы постарайтесь... - сказал Крымов, отставил ногу и сделал вид, что рассматривает носок своего до блеска надраенного сапога. - Я вас всегда с полуслова

понимал, а сейчас, как ни ломаю голову...

- Тайны от объяснения тускнеют, - остановил его Вышеславцев. - Успеха тебе! Думаю, 3автра в Новороссийске будешь... Ну давай!

Крымов вскочил в седло.

- За мной, по двое, рысью... марш!

Через несколько минут полк, с которым Вышеславцев

прошел сотни верст, с которым познал славу и горечь поражений, скрылся в снежной круговерти. Все! Теперь он абсолютно свободен! Некого послать ни в бой, ни к чертовой матери! Полковник надвинул на лоб фуражку, похлопал по холке коня, прислушался.

- Гуляют, однако, - сказал сдержанно.

- Масленица, - пожал плечами Федя.

- Это хорошо. - Вышеславцев поставил ногу в стремя. - Ломик пе потерял?

- Да здеся! - Федя тихо выругался. Он никак не мог сообразить, для чего Вышеславцеву потребовался ломик, который он прихватил в сенях у Насти, а потому злился и беспрерывно ворчал.

- Это хорошо, - повторил Вышеславцев. - Трогай за мной!

Они выехали за околицу, свернули направо и огороди вернулись к поповскому дому. Спешились.

- За конюшней - сарай, - сказал Вышеславцев.

и пленные сидят. Знаешь?

- Да как пе знать, когда меня самого туда чуть не засадили.

- Глянь, нет ли там часового...

Федя изумился.

- Вы что, красноперых хотите выпустить?

Вышеславцевым вдруг овладело сомнение. А что, если Федя откажется выполнить его приказ?

- Там Дольников сидит, наш ротный... Соображаешь?

Федя вернулся через несколько минут.

- Никого! Пьянствуют они!

- Замок крепкий?

- Амбарный.

- Прекрасно, - кивнул Вышеславцев, направляясь к сараю скорым шагом. Ломай!

Скрипнули ржавые петли. Федя сунул в образовавшуюся щель ломик, поднатужился и, сорвав замок, забросил его в кусты. Вышеславцев распахнул дверь.