Чтобы читателю стало яснее, почему новооткрытое племя необходимо оберегать от любых неконтролируемых контактов, мы расскажем вкратце о последствиях такого контакта. Дело, правда, было с другим племенем и в другой части света, но не это суть важно, ибо в принципе разница невелика: первобытное племя и неподготовленный "пришелец" из далекого и чуждого мира - в отличие от доктора Элисальде, который готовился к своему приключению всей своей жизнью и работой ученого-этнографа.

..."Мне, наверное, не следовало отправляться к вайке, живущим на реке Риу-Матураса, притоке Риу-Негру на севере Бразилии", - пишет американский путешественник-любитель Фрэнк Саласар.

"Как-то я нанялся коллектором в антропологическую экспедицию, отправляющуюся в Гватемалу. Мы изучали быт индейцев в джунглях, делали антропометрические обмеры.

Потом было еще несколько таких же путешествий.

Короче говоря, не получив сколь бы то ни было серьезной подготовки, я, что называется, "поднахватался". И все время мне очень хотелось попасть к настоящим "диким" индейцам.

Скопив некоторую сумму, я вознамерился добраться до племени вайка. Добраться... Что дальше, я толком не знал и полагался на течение событий.

Если бы я мог представить, какие это будут события!..

Не могу сказать, что вайка приняли меня чересчур радушно. Но всё же они позволили мне остаться пожить в их деревне. Позволение стоило мне груды бус, зеркалец, ножей. Вождю я преподнес мачете. Что бы я ни просил у вайка - позировать перед моим фотоаппаратом, показать, как стреляют из лука, и тому подобное, - все это требовало очередных даров из моих запасов..."

Скоро в деревне не осталось человека, который не мог бы похвастаться каким-нибудь медным, железным, стеклянным или пластмассовым предметом.

Один из индейцев - молодой мужчина по имени Камбои - выпросил у Саласара часы. Он чаще других бывал у американца, и между ними возникло что-то вроде дружбы. Увы, только вроде, ибо Камбои относился к Саласару корыстно, видя в нем неиссякаемый источник подарков. Да и Саласар относился к нему не иначе: за побрякушки Камбои приносил разные предметы индейской утвари.

В общем-то, дилетанту довольно скоро надоела жизнь среди вайка, и он стал собираться в обратный путь. Оставалось одно: сфотографировать индейца-охотника в джунглях.

Саласар пошел к Камбои.

Несмотря на то что индейцы редко охотятся в одиночку, удалось уговорить Камбои. Конечно, не обошлось без взятки, этого постоянного стимулятора "дружбы". Он захватил с собой лук, колчан с отравленными стрелами и небольшой кошель с едой. Американец взял пистолет, банку сардин и пригоршню галет.

Без труда он шел за Камбои по лесной тропе: тот продвигался не так быстро, как путешественник ожидал. Движения Камбои были бесшумны и плавны, он едва касался земли. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь густую листву, обливали его тело ровным матовым блеском. Вдруг яркий свет резанул глаза, потом это повторилось еще несколько раз... "Я не мог понять, откуда исходил этот свет, пока не заметил на руке Камбои золотые часы, мой первый подарок. Через некоторое время начал греметь мешок с моими подарками, который Камбои не захотел оставить дома и прикрепил к своему поясу. Сперва он придерживал мешок руками, но это, видно, ему надоело, и мешок гремел отчаянно".

В том месте, куда они отправились, дичь была необычайно редка. Один раз только набрели на недоеденного зверька размером с кролика - остатки обеда ягуара или оцелота.

"Друзья" остановились, чтобы перекусить.

Белый достал из кармана сардины. Камбои внимательно следил за тем, с какой легкостью консервный нож сворачивал крышку с банки, обнажая плавающих в масле рыбок. Он протянул руку: "Дай!"

Весь завтрак Камбои провел в задумчивости. Губы его шевелились, образуя беззвучные слова. Он облизал пальцы и посмотрел на часы, послушал, как они тикают, и потом долго смотрел на бегающую по циферблату секундную стрелку.

Он сидел на корточках в растерянности, оружие его в беспорядке валялось по траве, а ум боролся со странными новыми мыслями: "Почему тикают часы? Много ли растет в джунглях белого человека этих маленьких коробочек с рыбками внутри?"

Эксперимент провалился: не было уже прежнего Камбои, полноправного властелина джунглей. Он не стал человеком мира белых и не мог им стать, но уже не был и хозяином своего мира.

Это был уставший индеец. Его тело было обременено ненужными мелочами, голова переполнена мыслями о подарках, об огненной трубке, которая, может быть, перейдет к нему от белого вождя, об алюминиевой кастрюле, которую он постарается выменять у своего соседа, о зеркальце, которое он спрятал в надежном месте. ("Надежно ли оно? Вдруг чужой человек любуется своим отражением именно в этот момент?")

Камбои успел выучиться жадности, обману и подозрительности.

...Возвращались по другой тропинке. Камбои осторожно раздвигал ветки деревьев, лук его был натянут.

Вайка никогда не возвращаются с охоты с пустыми руками. А Камбои был прекрасным охотником. Он оставил надежду подстрелить крупную дичь и стал выслеживать мелкую. Он убил двух диких индеек и обезьянку и, связав их за ноги, перекинул добычу через плечо.

Шаг его был легким и быстрым. Он на время забыл чудеса другого, непонятного мира. Он снова стал самим собой (по крайней мере, так показалось белому наблюдателю), снова стал главой семьи, индейцем-вайка, который возвращается с охоты домой и несет своей жене и детям свежее мясо.

"Но как я ни старался, - пишет Саласар, - сохранить в памяти Камбои таким, каким я видел его в этот день, - свободного индейца, живущего в бесконечном мире джунглей, образ его не удерживался в моем сознании..."

Так вот, чтобы подобные вещи не произошли с тасадай-манубе, и намерен доктор Элисальде защищать неведомое еще не так давно миру племя.

Тем не менее за прошедшие полтора года гостями племени побывали несколько групп журналистов и антропологов. И даже эти короткие визиты оставили в жизни племени свои следы. Так, необычайно понравились тасадаям консервные банки. Именно сами банки, а не их содержимое. Тасадай-манубе расплющивают банки камнями и складывают пластины в специально отведенное место. Из них делают потом наконечники для палок, которыми выкапывают съедобные корни, или острия для ловушек - самострелов на мелкую дичь. Впрочем, тасадай-манубе ничего не имеют против консервов, едят их с удовольствием, но относятся к консервам несерьезно. Это, мол, вкусно и сытно, но с настоящей едой несравнимо.

А настоящая еда тасадай-манубе почти не изменилась. Весь этот скудный рацион может уместиться на снимке: корни, водяные луковицы, лягушки. Еще сюда надо добавить мелких пресноводных крабов, ракушки и время от времени небольшую обезьяну или мелкого кабана. Последние два блюда появились в тасадайском меню совсем недавно: еще до прихода Элисальде, после встречи тасадаев с охотником Дафалом из племени манобо-блит. Он научил их ставить силки и мастерить самострелы.

Врачи, осматривавшие тасадаев, предположили, что вымирание племени (у тасадай-манубе очень мало детей) связано со скудным и крайне однообразным питанием. Как быть? Привозить пищу и раздавать ее? Но это привело бы к новым проблемам: тасадай-манубе прекратили бы нормальный для них образ жизни. Доктор Элисальде решил действовать иначе. Тасадаям понравился рис, значит, нужно попробовать научить их его выращивать. Нескольких мужчин из леса отвезли в деревню племени манобо-блит. Манобо-блит выращивают рис самым примитивным и, по мнению ученых, вполне для тасадай-манубе доступным способом: выжигают участок леса и несколько лет используют удобренную золой почву.

Тасадай-манубе внимательно знакомились с жизнью и работой манобо-блит. Но они не могли взять в толк: зачем зарывать в землю зерно, которое можно съесть? Зачем нужно столько трудиться и ждать, когда можно накопать в лесу съедобных корней, которые совсем не хуже риса?

Некоторое изменение претерпела одежда тасадай-манубе (если можно назвать одеждой ее отсутствие). Сейчас все взрослые в племени хоть чем-то прикрывают тело, по крайней мере, при встречах с посторонними людьми. В остальном материальная культура племени не изменилась. Тасадай-манубе с интересом могли смотреть на различные забавные и непонятные предметы, которых у пришельцев полно, но не выражали при этом ни малейшего желания обладать этими "штучками". Пока еще неясно, почему тасадай-манубе ведут себя таким (сильно отличным от других примитивных племен) образом, скорее всего, тасадай-манубе не привыкли к мысли, что странные, прилетающие на ревущих железных птицах могущественные существа всего лишь люди, как и они сами. А если это не люди, а боги, то у них свои вещи, "божеские", и людям нечего их желать.