У нас нет цели. Нет святого за душой. Это не беда, это трагедия, катастрофа. Ничего не желаем, ни к чему не стремимся. Уничтожаем бездействием свой мозг.

Я помню этот день. Светило солнце, трещали какие-то пичуги. Никому и в голову не приходило, что наступил самый Великий Черный день в истории человечества - день переориентации. "Нет", - говорили в нашей среде. "Они на это не пойдут, общество не может существовать, не опираясь на достижения научной мысли, ничего у них не выйдет, силенок не хватит, мы нужны им, без нас они долго не протянут..." И то, что произошло, было подобно грому среди ясного неба. Запрет. Наплевали они на научно-технический прогресс.

Мало кто понимает, что приостановив перспективные исследования, наша цивилизация отбросила себя на многие века назад. Разложение и упадок. Упадок и разложение - вот что нас ждет в недалеком будущем.

Во все времена интеллектуалам было свойственно рассматривать социальные потрясения через призму личного восприятия, по привычке абстрагируя себя от общества. Притязания общества либо просто не принимаются во внимание - так называемая философия башни из слоновой кости, либо объявляются варварством, тиранией, наглостью взбесившихся хамов, преступлением перед человечеством, являясь по своей природе содержанкой общества, интеллигенция претендует на некую уникальную роль в истории и лучший кусок пирога при разделе. Никогда интеллектуалу не пришло бы в голову сказать: "После меня - хоть потоп!" И не потому, что они так сильно заинтересованы в завтрашнем дне, просто само понятие - общество для них настолько туманно и загадочно, что подсознательно они не верят в его существование. Общество для них чаще всего круг их знакомых.

Полю захотелось возразить, что интели иногда вспоминают об обществе, - не все уж так беспросветно, - если считают, что оно задолжало, но Володя перешел к констатирующей части своего эмоционального монолога.

- Я говорю это совсем не для того, чтобы опорочить кого бы то ни было. Просто это надо учесть при анализе причин, приведших к запрету. Мы оказались выброшенными на свалку. И этот факт следует изучить и исправить. Я не жалуюсь. Я сопротивляюсь. С вашей помощью я надеюсь вернуть тысячам интеллектуалам достойное место в духовной жизни человечества. Ваша секта станет...

- Ты террорист, что ли?

- Нет, я не разрушитель, я - созидатель.

- Теоретик, значит. И созидаешь, конечно, новую стратегию интеллектуализма. "Новая интеллектуальная волна". Так?

Ответить Володя не успел. Его прервал телефонный звонок.

- Алло? - спросил Поль, поднимая трубку.

- Здравствуй, Поль. Узнаешь? Тебя беспокоит Федор. Привет. Как добрался?

Ах черт, вспомнил вчерашнее Поль. Как нехорошо получилось. Я обидел его, кажется. Это был уже не первый случай, когда он незаслуженно обижал своих друзей. всякий раз это было неприятно и стыдно. И виновато во всем только пьянство. Пить надо меньше.

- Нормально добрался, - стараясь подавить смущение, сказал Поль. - А ты?

- О, мне повезло. Останавливаю машину, а там девочка. Представляешь два часа ночи, и вдруг - такой подарок судьбы - девочка за рулем. Говорит, муж у нее очкарик, рохля и тряпка, приходится самой подрабатывать. Представляешь?

Поль попробовал... Угрюмая толпа. Мертвая девочка, ничком лежащая перед полицейским.

- Представляешь? - переспросил Федор.

- Да-да, - поспешил ответить Поль, потому что изнутри опять поднялась волна рвоты.

- Послушай, Поль, - каким-то металлическим голосом сказал Федор. - Мы знакомы с тобой тысячу лет. Между нами не должно быть ничего недоговоренного. Мы друзья, проверенные, прошедшие испытание временем. Это как последний патрон, как спасательный круг. И в том, что наша дружба выдержала самые жестокие испытания, залог нашей верности во веки веков. Неужели она даст трещину из-за ерунды, из-за двух-трех неудачных пьяных фраз.

- Да ладно тебе, - Поль терпеть не мог ссориться, но еще больше ненавидел примирения. И то, и другое казались ему чересчур нелогичными поступками и отдавали фальшью.

- Если я что-то не так сказал или не то сделал, прости меня, канючил между тем Федор.

- Как я могу тебя простить, если ты ни в чем не виноват? Виноват я, и это я должен просить у тебя прощения.

- И ты на меня не сердишься?

- Нет.

- Правда?

- Правда.

- Вот здорово! Ой, как хорошо! И мы пойдем в кабак?

- Можно и в кабак.

- И поговорим о твоем новом романе?

- Да, - с большой неохотой согласился Поль. И это тоже он не любил, но не отказываться же, раз свершилось такое грандиозное примирение. Любой отказ прозвучал бы диссонансом, еще одна до боли в висках неприятная вещь из-за профессиональной любви к формальной логике и правильно построенным диалогам. Четыре повода для расстройства одновременно, это чересчур. Приходилось выбирать. И нелюбовь к примирениям стала побеждать.

- Ты прости, Федор, - сказал он. - У меня здесь гости, потом поговорим.

- Кто? Кто там у тебя? - неожиданно изменившимся голосом спросил Федор.

- Представляешь, вчерашний Володя пришел!

- Представляю, чего здесь не представлять.

- Позвони мне попозже. Хорошо?

- Хорошо.

- До свиданья, - сказал Поль и с облегчением повесил трубку.

Он вернулся к Володе и увидел, что тот дочитывает очередной рассказ из цикла "Голая любовь".

Темно. Зажигается ночник. Обнаженная женщина выскальзывает из постели и, не торопясь, начинает одеваться.

- Ты что это? - спрашивает мужчина сонным голосом.

- Ухожу.

- Куда это?

- Совсем.

Мужчина приподнимается на локте, еще не все понимая спросонья.

- Оставайся.

- Я ухожу навсегда.

Происходящее начинает доходить до сознания мужчины.

- Но почему? Разве я не исполняю все твои желания, разве тебе мало ожерелья, машины, виллы?

- Можешь забрать их, они мне больше не нужны.

- Разве тебе было плохо со мной?

Женщина неразборчиво хмыкает, но продолжает одеваться.

- Послушай, но ты мне нужна!

Она не отвечает.

- Я люблю тебя, - говорит мужчина, и мы видим, что он очень серьезно относится к своим словам.

- Расскажи это деревенским дурочкам!

- Подожди, я серьезно, выходи за меня замуж!

- Не на ту напал!

- Ладно, - кричит вдруг мужчина и бежит к шкафу. - Приберегал ко дню рождения, но раз такое дело...

Он достает сверток и передает его женщине.

- Вот.

- Что это?

- Маникюрный набор фирмы "Грезы настоящей женщины"!

- Не может быть, - женщина разворачивает сверток и вскрикивает.

- Дорогой мой, только настоящие мужчины исполняют грезы настоящих женщин! Я согласна на все сразу!

- Что это? - чуть ли не с ужасом спросил Володя. - Реклама?

- Почему реклама? Я называю это обозрением нравов.

- Нет. Это телевизионная реклама, я знаю.

- А что, хорошая идея. На экране это, действительно, будет смотреться.

- Не понимаю... Как же так... Так нельзя. Вы ослеплены, Кольцов, вы не отдаете отчета в своих поступках. Это же безумие! Почему вы считаете, что имеете право писать все, что вам в голову придет? Неужели вы никогда не задумывались о своих обязанностях? Вы модный писатель и должны...

- Знаю, - перебил его Поль. - Все знаю, что я должен.

Писатель на посту

Стоит, не унывает.

Видит за версту

И мысли выражает...

Чего ему от меня надо? - думал Поль, демонстративно запивая из горлышка чайника таблетку анальгина.

- Если бы вы знали, как нам нужна ваша секта! Нам просто необходима вера, все равно во что, хоть что-нибудь святое... Не в науку же верить. Мы должны преодолеть апатию и растерянность, поработившие нас, найти цель и добиваться ее, сметая все на своем пути. Религия? Пусть. Если она станет тем стержнем...

- От меня-то ты чего хочешь?

- Все организационные вопросы я беру на себя, но без вашего участия и благословения все развалится. Нам нужна ваша истина!