- Шешель, Агольский...

Левашову хотелось придумать бомбардировщику имя, написать его на носу, так же как это делают на кораблях, но ничего, кроме "Медведь", в голову пока не приходило. А еще "Толстяк". Это прозвище не было обидным. Левашов знал, что в небе модифицированный "Илья Муромец" не уступит в скорости ни "Фоккеру" ни "Альбатросу". У него было время, чтобы проверить это. Вначале пилот не поверил техническим характеристикам аэроплана. Но когда он почувствовал его возможности, то собственный довоенный рекордный беспосадочный перелет из Варшавы в Москву, принесший ему славу и известность, показался детской забавой. Левашов понял, что наконец-то появился аэроплан, при помощи которого он сумеет осуществить свою давнюю мечту - перемахнуть через Атлантический океан.

Истребители могли похвастаться количеством сбитых аэропланов, а Левашов... Никто не считал, сколько он сумел подбить германской и австро-венгерской техники, поэтому в разговорах пилотов для него обычно отводилась роль пассивного слушателя. Невелика заслуга в том, что он записал на свой счет две воздушные победы, которые официально были засчитаны. Многие пилоты могли продемонстрировать более представительный послужной список. Вряд ли можно считать заслугой то, что его никогда не сбивали, хотя однажды он едва дотянул до аэродрома. Техники не поленились подсчитать пробоины в корпусе его аэроплана и нашли их почти полторы сотни.

"Илья Муромец" Левашова лишь формально входил в эскадру Семирадского, на самом деле подчиняясь исключительно Гайданову, так что пилот всецело мог ощущать себя вольной птицей. Это состояние ему не нравилось. В нем не было конкретности. Если бы он заранее знал, что, скажем, к вечеру ему необходимо лететь на бомбежку, тогда он чувствовал бы себя более спокойно. Однако Гайданов перед тем, как аэроплан Левашова перебросили на аэродром Семирадского, лишь приказал ему ждать дальнейших указаний. Ориентировочно они последуют в конце августа. К этому времени "Илью Муромца" предполагалось немного переделать. Левашов понял, что если в угоду дальности пренебрегли грузоподъемностью аэроплана, то ему предстоит довольно продолжительный полет. Генерал обрисовал предстоящую операцию в общих чертах, и Левашов знал пока только то, что ему предстоит выбросить в германском тылу штурмовую группу. О ее количестве и месте высадки диверсантов разговор еще не заходил, хотя Левашов предполагал, что, скорее всего, это будет одно отделение. Больше ему на борт не взять.

Наконец Левашов не выдержал, отбросил мокрую, уже рассыпающуюся соломинку, на ходу выплюнул ее остатки и быстро пошел к летной полосе. По дороге его обогнали техники, которые отложили инструменты, посчитав, что с "Ильей Муромцем" они закончат заниматься попозже, а пока их помощь нужна другим.

Техники убирали с летного поля поврежденный аэроплан. Его уже успели перевернуть, но при этом погнулся винт и почти оторвалось и без того едва державшееся верхнее крыло. Ко всему прочему оно в двух местах треснуло, и с него слетела обшивка, так что, видимо, крыло придется полностью заменить. Нижняя плоскость пострадала меньше. Если техники попотеют, то, возможно, послезавтра к вечеру аэроплан будет готов к полетам.

Техники суетились возле аэроплана, громко переговариваясь, подтягивая его эвакуатором в стойло. Одна из колесных опор поврежденной машины перекосилась, поэтому она никак не хотела ехать прямо, переваливаясь и припадая, как раненая птица, оказавшаяся на земле, то на одну, то на другую сторону, постоянно смещаясь влево.

Эвакуатор двигался медленно, но безостановочно, как муравей, который тащит понравившуюся ему веточку. За состоянием погнутого шасси следил техник. Он шел в полусогнутом положении, так чтобы колесо всегда оставалось в поле его зрения. Как только возникнет первая угроза того, что стойка начнет разваливаться, он немедленно остановит водителя эвакуатора.

Аэроплан, как когтями, скреб летное поле, собирая с него верхний слой и добираясь порой до жирной коричнево-черной земли. Борозды походили на следы когтей какого-то двупалого хищника, оставленные на зеленой шкуре еще не открытого учеными существа, кровь на ранах которого уже успела свернуться, потемнеть и засохнуть.

Птицы следили за работой людей, кружась невысоко в небесах над летным полем. Самые смелые из них садились на борозды, хватали еще не успевших спрятаться червяков и быстро взлетали с добычей, чтобы потом, сев на ветку подальше от людей, попировать.

Левашов отметил, что с момента существования аэродрома это, пожалуй, самый лучший момент для обнаружения его неприятелем. Техники начали заделывать борозды дерном, но минимум в течение часа последствия неудачной посадки будут хорошо видны с воздуха. Хорошо, что немцам, очевидно, сейчас не до этого.

Птицам, чтобы опередить соперников и не остаться голодными, приходилось выхватывать червяков почти из-под колес аэроплана, при этом возникали небольшие стычки за добычу. Пернатые догадывались, что люди сейчас слишком заняты собственными проблемами. Они не сделают птицам ничего плохого, и поэтому те обращали больше внимания друг на друга, чем на людей.

Постепенно летное поле опустело. Жизнь переместилась под кроны деревьев, где техники незамедлительно приступили к ремонту аэропланов, а врачи пытались спасти жизнь израненного пилота. В просветах между деревьями виделись какие-то смутные силуэты, и Левашову казалось, будто это гномы или лесовики, которые бояться показаться людям, поэтому выходят на открытое пространство только ночью, а днем предпочитают оставаться под защитой деревьев. Тех, кто их потревожит или обидит, они могут заманить в хитроумные ловушки - вырытые в земле ямы, замаскированные ветками, или под заостренные стволы деревьев, подвешенные на веревках. Стоит задеть веревку, натянутую вдоль тропы, и заостренный кол упадет прямо на голову, от него не спасет даже стальной шлем.

Левашова раздражали люди, которые в ответственный момент, когда по горло занят работой и не можешь не то, что передохнуть, но даже смахнуть пот со лба, подходят и начинают выяснять, а чем же ты так занят. Но теперь он сам оказался в роли вопрошающего. К счастью, Левашов увидел двух пилотов, которые только что вернулись с задания. Это были Шешель и Каличев.