– В чем дело, Валентин?
– Я способствовал тому, чтобы Залзан Кавол нанял великаншу. Иначе ты уже стал бы лакомым кусочком для плотоядного растения.
– Спасибо тебе.
– Я хочу большего от тебя, нежели спасибо, – сказал Валентин. – Ты мне, можно сказать, в какой-то мере обязан жизнью.
– Пожалуй.
– И я прошу в уплату, чтобы ты взял обратно свой отказ от работы.
Глаза Слита загорелись.
– Ты не знаешь, чего просишь!
– Метаморфы – чуждые и несимпатичные существа, это верно. Но Делиамбер говорит, что они вовсе не так опасны, как обычно считается. Останься в труппе, Слит!
– Ты думаешь, я капризный лодырь?
– Отнюдь. Но нелогичен – возможно.
Слит покачал головой.
– Однажды мне было послание от Короля, где метаморфы наложили на меня страшный удел. Человек должен слушаться такого послания. Я не желаю и близко подходить к месту, где живут эти создания.
– Послание не всегда несет в себе буквальный смысл.
– Согласен. Но часто бывает и так. Я видел во сне, будто у меня есть жена которую я люблю даже больше, чем свое искусство. Она жонглировала со мной, как Карабелла, только гораздо, гораздо ближе, настолько созвучно с моим ритмом, что мы как бы составляли единое целое. – На исцарапанном лице Слита выступил пот, он запнулся, как бы не в силах продолжать, но через несколько секунд заговорил снова: – И я увидел во сне, как метаморфы пришли и украли мою жену и подсунули мне женщину из своего народа, подделанную так ловко, что я не заметил разницы. И дальше я видел, как мы выступали перед Короналем, перед Лордом Малибором, что правил тогда и вскоре утонул, и наше жонглирование было великолепным, это была такая гармония, которой я раньше не встречал в жизни, и Корональ угостил нас хорошим мясом и вином, дал нам спальню, обитую шелком. Я обнял свою жену и стал ласкать ее, и она изменилась в моих объятиях: в моей постели лежала женщина-метаморф, страшное существо с шерстью серой кожей, с хрящами вместо зубов, с грязными лужами вместо глаз, и это существо целовало меня и прижималось ко мне. С тех пор я не искал тела женщины, боясь, чтобы такое существо не попало в мои объятия наяву. Я никому не рассказывал, и я не могу вынести мысли ехать в Илиривойн и оказаться в окружении этих созданий с изменяющимися лицами и телами.
Душа Валентина была полна сострадания. Он молча сжал плечи Слита, словно мог одной только силой своих рук уничтожить воспоминание об ужасном кошмаре, изувечившим душу жонглера. Затем он выпустил его и сказал:
– Это поистине ужасный сон. Но нас учили пользоваться нашими снами, а не позволять им уничтожать нас.
– Этим сном я могу вряд ли воспользоваться, мой друг. Но он предупреждает меня, чтобы я не приближался к метаморфам.
– Ты принимаешь его слишком прямолинейно. нет ли в нем чего-то более окольного? Ты не говорил с толкователем снов, Слит?
– По-моему, нет надобности.
– А меня ты понуждал искать толкователя, когда в Пидруде я видел во сне странное! Я отлично помню твои слова: «Король никогда не посылает простых посланий».
Слит иронично усмехнулся:
– Все мы мастера учить других, но не себя. Во всяком случае, теперь поздно говорить о сне пятнадцатилетней давности и теперь я его пленник.
– Освободись!
– Как?
– Когда ребенок видит во сне, что он падает, и в страхе просыпается, что говорят ему родители? Что сон о падении не следует принимать всерьез, потому что во сне никто не получает реального ушиба. Или скажут, что ребенок должен быть благодарен за падение во сне, потому что такой сон – к добру, говорит о мощи и силе, что ребенок не падал, а летел к тому месту, где он мог чему-нибудь научиться, если бы не испугался и не стряхнул с себя мир сна. Верно?
– Ребенок должен быть благодарен за такой сон, – сказал Слит.
– Вот именно. И так со всеми «дурными» снами: мы не должны бояться, говорят они нам, а должны быть благодарны за мудрость сна и действовать по нему.
– Так говорят и дети. Часто дети лучше управляют снами, чем взрослые. Я помню, как ты кричал и всхлипывал во сне, Валентин.
– Я пытаюсь узнать что-то из моих снов, как бы темны они ни были.
– Чего ты хочешь от меня, Валентин?
– Чтобы ты ехал с нами в Илиривойн.
– Зачем это тебе?
– Ты принадлежишь всей труппе. Мы держимся с тобой, а без тебя развалимся.
– Скандары – мастера жонглирования. Человеку трудно состязаться с ними. Карабелла и я в труппе по тем же причинам, что и ты, – чтобы выполнить дурацкий закон. Вы будете получать свою плату, останусь я или уйду.
– Но я учусь у тебя.
– Будешь учиться у Карабеллы. Она так же ловка, как и я, к тому же у вас любовь, и кто знает, может быть, ты будешь работать лучше меня. И храни тебя Божество потерять Карабеллу в Илиривойне!
– Этого я не боюсь, – ответил Валентин и протянул руку Слиту. – Я должен иметь тебя с нами.
– Почему?
– Я дорожу тобой.
– И я дорожу тобой, Валентин, но мне очень тяжело идти туда, куда Залзан Кавол хочет вести нас. Почему ты так настаиваешь на усилении моих страданий?
– Ты можешь излечиться от своих страданий, если поедешь в Илиривойн и увидишь, что метаморфы – всего лишь безвредные дикари.
– Я могу жить с моей болью, – возразил Слит. – Цена за излечение, по-моему, слишком высока.
– Мы можем жить с самыми страшными ранами; но почему не попытаться вылечить их?
– Ты чего-то не договариваешь, Валентин.
Валентин медленно перевел дух.
– Верно.
– Что же?
После некоторого колебания Валентин спросил:
– Слит, я фигурировал в твоих снах после встречи в Пидруде?
– Да.
– Как именно?
– Разве это имеет значение?
– Не видел ли ты во сне, что я необычен для Маджипура, что я более силен и властен, чем сам предполагаю?
– С первой же нашей встречи мне сказали об этом твоя осанка и манера держать себя. Об этом же говорили и твоя феноменальная ловкость, с какой ты учился нашему искусству, и содержание твоих снов, которыми ты поделился со мной.
– А кем я был в твоих снах, Слит?
– Персона мощи и благородства, обманом скинутая со своего высокого положения. Может быть, герцог! Принц.
– А не выше?
Слит облизал пересохшие губы.
– Да. Выше. Возможно. Чего ты добиваешься от меня, Валентин?
– Чтобы ты сопровождал меня в Илиривойн и дальше.
– Ты хочешь сказать, что виденное мною во сне – правда?
– Это я еще должен узнать, – сказал Валентин. – Но я думаю, что это правда. Это должно быть правдой. Послания говорили мне, что все это правда.
– Милорд… – прошептал Слит.
– Возможно.
Слит ошеломленно посмотрел на него и опустился на колени. Валентин быстро поднял его.
– Этого не надо, – сказал он. – Могут увидеть. Я не хочу никого посвящать в это. Кроме того, остается большая область сомнений. Ты не должен вставать перед мной на колени, делать пальцами символ горящей звезды или еще что-нибудь такое, поскольку я сам еще не уверен в истине.
– Милорд…
– Я остаюсь Валентином-жонглером.
– Мне очень страшно, Милорд. Сегодня я был в двух шагах от ужасной смерти, но сейчас мне страшнее стоять здесь и разговаривать с тобой об этих вещах.
– Зови меня Валентином.
– Как я смею?
– Ты звал меня Валентином всего пять минут назад.
– То было раньше.
– Ничего не изменилось, Слит.
– Все изменилось, Милорд.
Валентин тяжело вздохнул. Он чувствовал себя самозванцем, мошенником, обманывающем Слита, но это, похоже, было совершенно необходимо.
– Если все изменилось, значит ты должен следовать за мной по моему приказу? Даже в Илиривойн?
– Я должен… – растерянно сказал Слит.
– Никакого вреда от метаморфов тебе будет. Ты уйдешь из их местности, излеченный от той боли, что гложет тебя. Можешь ты поверить этому, Слит?
– Я боюсь туда идти.
– Ты нужен мне в пути, – сказал Валентин. – И не по моему выбору Илиривойн становится частью моего путешествия. Я прошу тебя идти со мной.