Старик дрожащей рукой потянулся к стакану и, освежив запекшиеся губы, продолжал слабым голосом:

— Мое несчастье было в том, что я с детства не верил в бога и не любил рода Багратионов. Правда, я любил родину, но еще больше я любил власть. Вот уж не думал я никогда, что, потерпев поражение на государственном поприще, буду искать утешения в религии. Но я оказался в монастыре. В Христе я начал искать утешения и пристанища, когда потерял все, что имел, когда утратились все надежды. Сперва я на все здесь смотрел с сомнением, свысока, осуждал, смеялся в душе, был не прилежен. Даже в монастырской тишине не находил пути к богу, а вместе с тем и душевного спокойствия. Мало, оказывается, молиться, соблюдать посты, умерщвлять плоть, главное, оказывается, в человеке не плоть, а душа. А я не мог очистить душу от скверны мирских соблазнов. Меня снедала тоска по власти. Хоть раз вкусив власти, человек навсегда теряет покой. Хоть осыпь его золотом, все равно он будет недоволен, желание снова взять в руки бразды правления не покинет его. И я был заражен этим недугом. Я очень старался излечиться от него и не смог. Во время молитв я невольно, помимо желания, неотступно думал о том, кто из нашего рода должен продолжать борьбу за трон и венец. Мой младший брат Шергил отличный муж и воин. Но теперешний правитель Одиши и во сне не помышлял о короне Грузии. У него нет моей отваги и честолюбия. Одна у меня была надежда — на тебя. Ты был еще совсем маленьким, когда я тайно поверял свои мысли твоей матери. Она часто посещала монастырь. Я постоянно наставлял ее воспитывать в тебе наследника престола, внушать, что Багратионам трон и корона даны богом не на вечные времена. Воспитатели должны были убедить тебя, что ты ни Чем не хуже Багратионов и, будучи хорошо обучен, имел бы такое же право претендовать на трон Грузии, как потомки Тамар, потому что еще недавно Багратионы были такими же князьями, как и мы. Неустанным усердием, умелыми действиями, упорным стремлением добились они своего и овладели троном и короной всей Грузии. Добродетельная, разумная Натэла внимательно слушала мои наставления и старалась внушить тебе мечту о грузинском троне. Поэтому именовали тебя наследником и другим велели исподтишка называть тебя царевичем. Так это было?

— Да, меня называли так.

— Так вот, совершенно не ожидал я у взращенного таким образом отрока стремления к монашеству. Поэтому точно молния сразила меня, когда я узнал, кто ты и что намерен принять постриг. Наверное, пастырь Ивлиан сбил тебя с толку?

— Пастырь Ивлиан не виноват, — вздохнул Цотнэ.

— Взволнованный твоим приходом, я всю прошлую ночь неустанно молился. Наконец господь вразумил меня сообщить обо всем Шергилу, вызвать твоих родителей. Когда я писал письмо, меня ужасало, что действую против воли господней, гублю отрока, вступающего на путь истинный. Явился Ивлиан, и я вздохнул с облегчением. Я понял, что господу угодно твое возвращение домой, а не вступление в монастырь. Не плачь, княжич... Дай мне высказаться до конца. Самое великое служение господу — это служение государству. Царицу Грузии теперь все называют мечом Мессии. Поэтому служить ей и значит служить господу. Ибо грузины трудятся мечом не только ради расширения границ государства. Расширение наших пределов сегодня является и распространением учения Христа. Кто проливает кровь за это, тот проливает кровь за веру Христову и добывает себе не только счастье на этом свете, но и царствие небесное. Ты, наверное, знаком с жизнью святых Балавара и Иодасафа?

— Знаком, настоятель.

— Во времена Иодасафа веру Христа принимали только избранные. Они делали это тайно, потому что власть имущие преследовали проповедников истинной веры. В те времена цари и их наследники должны были показывать пример, отрекаясь от мирского величия, отрекаясь от тронов, отвергая беззаботное житье. Пример Иодасафа и ему подобных обратил в веру бесчисленное количество идолопоклонников и неверующих. Теперь, когда вся Грузия служит Христовой вере, кому ты послужишь примером, покинув дворец и вступив в монастырь?! Или же, если, глядя на тебя и следуя твоему примеру, все двинутся в монастыри, кто останется защищать мечом учение Христа? Грузия ослабеет, а увидев ее обессиленной, враги Христовой веры с огнем и мечом ринутся на нашу страну и уничтожат грузинское племя не только в городах и селах, но и в монастырях, а тех, кто останется в живых, принудят принять нечестивую магометанскую веру.

Настоятель утомился, немного передохнул, отпил воды.

— Ты еще отрок, еще не в силах сам разумно решить, что лучше для страны. Поэтому должен прислушиваться к мнению людей, более опытных и желающих тебе добра. Каждый шаг надо хорошо взвесить и только потом уж действовать. Искренне служить господу можно и вне монастыря. Ты, князь, из великого рода и если разумно используешь свои силы и влияние, то службой при дворе принесешь больше пользы, нежели затворившись в темной келье монастыря. Знай, что Грузии сейчас нужен меч и государственные способности, а не одиночные молитвы, ибо наша родина, подобно островку, окружена морем ислама, напор которого сдерживается только твердостью и мужеством грузинских рыцарей. Как только ослабнет их стойкость и поколеблется их вера, взбушевавшееся магометанское море затопит наш остров и смоет неприступную твердыню христианского мира — Грузию вместе с дворцами и монастырями.

Дрожащей рукой настоятель опять потянулся к воде.

— Хорошенько поразмысли над моими словами, сынок, ибо перед лицом смерти меня побуждает говорить, только искренняя любовь к нашему народу. Подумай и не спеши. А войдя в разум, быть может, и сам решишь по-другому. Излишняя поспешность вредна и пагубна.

Я знаю это по своему горькому опыту. В жизни человека настают иногда решительные, роковые минуты. От принятых в те минуты решений зависит не только судьба одного человека, но честь и будущее целого народа. Человеку великой души в эти роковые минуты внутренний голос или внушение свыше подсказывают единственно правильный поступок. Потом он становится предметом гордости будущих поколений. Такой решительный момент в жизни отдельной личности или целого народа настает только для избранных. Из всего видно, сын мой, что ты избранник божий. Хорошенько это запомни. Не дрогни, когда придется идти на самопожертвование. И в моей жизни были такие мгновения. Но честолюбие и властолюбие преобладали во мне, я не превозмог себя и не смог пожертвовать собой ради родины. А без жертвы никогда не свершалось ни одного великого дела, достойного потомков. Никто без этого не достигал бессмертия, — старик тяжело вздохнул. — Я не смог. Дай бог, чтобы в решительную, роковую для народа минуту ты принял правильное решение и предпринятый тобой шаг стал бы гордостью и величием народа.

Кириона похоронили с великими почестями. Оплакать бывшего визиря потянулся народ со всей Грузии. Из Тбилиси прибыл католикос, а сама царица царей Тамар выразила соболезнование, в котором с благодарностью вспомнила старые заслуги Вардана перед троном и родиной и высказала надежду, что господь простит покойному его прегрешения.

Не понадобилось долго уговаривать Цотнэ. Он последовал домой за родителями. Откровенный разговор с настоятелем глубоко запал ему в душу и заставил призадуматься. И действительно, какой смысл в том, чтобы единственный наследник правителя Одиши постригся в монахи, когда Грузии больше нужны воины, чем проповеди и молитвы? Если Грузия потерпит поражение в кровавой схватке с бесчисленными мусульманами, ее церкви и монастыри будут разгромлены, а грузин принудительно обратят в магометанскую веру. Истинная вера в Грузии окрепла, но она нуждается в новых приверженцах. Первые проповедники христианства обращали в свою веру людей личным примером, отказываясь от власти и богатства. Но теперь — другое. Воевать за расширение границ Грузии значит воевать за расширение всего христианского мира. Главное служение Христу теперь — это борьба с язычниками и мусульманами. Отказ от этой борьбы — не только измена родине, но и вероотступничество.