Как только крестьяне перестали гнаться за верблюдом, шакал выбрался из своего убежища, тихонько подкрался к верблюду и сказал:

— Брат! Бежим-ка отсюда! Давай поскорей переправимся на тот берег, а не то обоих нас убьют!

— Верно говоришь! — согласился верблюд. — Забирайся ко мне на спину. Я тебя перевезу.

Шакалу только того и нужно было. Как говорится: «чего желал, то и достал». Мигом влез на верблюда и уселся у него на спине. Сидит и радуется! «Вот какого покладистого дурака к рукам прибрал!» — думает. Поглядел на верблюда хитрыми глазами и говорит:

— Эх, до чего жестоко тебя избили!

— Что ж поделаешь, брат! — отозвался верблюд. — Тебе больше повезло. А все-таки ты мне плохую службу сослужил!

— Ох! — воскликнул шакал, — да ты никак укоряешь меня? А что мне было делать? Не спрячься я от этих негодяев, они непременно меня избили бы, как избили тебя. А если бы меня так отколотили, мне бы конец пришел. Счастье твое, что ты такой большой и сильный: как тебя ни колотили палками, ты все-таки в живых остался.

— Так; значит, я большой и сильный; потому-то ты и навлек на меня беду, — сказал верблюд. — Захотел шкуру свою спасти за мой счет? Неблагодарный ты, только о себе заботишься! Набил себе брюхо, перешел на тростниковое поле и давай галдеть! А что получилось? Из деревни прибежали крестьяне и так отлупили меня дубинками, что чуть кости не переломали. Тебе нужно было тихонько сидеть и ждать, пока я не наемся досыта!

— Ого! — тявкнул шакал, — так ты все еще меня обвиняешь? Но что же я мог поделать? Такой уж у меня обычай: как наемся досыта, обязательно кричу во все горло. А то пища у меня в брюхе перевариваться не будет, пока я не накричусь как следует.

Тут как раз верблюд дошел до самого глубокого места в реке. Выслушал он шакала и говорит:

— У меня тоже есть обычай: люблю понырять да поплавать после обеда.

У шакала душа ушла в пятки. Задрожал он от страха и взмолился:

— Брат! Бота ради, не ныряй ты на этом месте! Окунусь в воду — захлебнусь!

— Верно говоришь! — отозвался верблюд. — Но что я могу поделать? Такой уж у меня обычай!

И верблюд принялся нырять.

Что же было потом? Шакал свалился с его спины и утонул в реке.

Вот добрался верблюд до другого берега и сказал себе:

— Все мы — рабы своих привычек. Но, кто платит черной неблагодарностью за добрую услугу, тот непременно кончит тем, чем кончил этот шакал, который только о себе заботился.

Как-то раз летом ягненку захотелось пить и он побежал к ручью напиться. Случилось так, что сюда же прибежал напиться и волк, только он пил выше по течению. Завидел ягненок волка, испугался, отбежал еще ниже и там припал к воде. Как только волк увидел добычу, в сердце его вспыхнула жадность, и он подумал: «Дай-ка я в чем-нибудь обвиню ягненка. Обвиню и съем, будто в наказание».

Придумал волк хитрость и зарычал:

— Ах ты, негодяй! Как ты смел замутить воду в ручье! Как же мне теперь пить такую мутную воду? Да разве можно утолить ею жажду? Теперь говори — по какой причине ты совершил это преступление? Отвечай живей, а не то съем тебя вмиг!

Ягненок перепугался не на шутку и, покорно склонив голову, сказал:

— Ох, волк-сахиб! Вы, надо полагать, изволите говорить правду. Но подумайте хорошенько! Ведь вода течет с пригорка, с вашей стороны; так мог ли я замутить ее возле вас? Разве вода может течь вверх?

— Что ж, — ответил волк, — пожалуй, так оно и есть, как ты говоришь. Но все-таки ты подлый наглец. Полгода назад мне говорили, что ты за моей спиной ругательски ругал меня и плел про меня всякие небылицы.

— Ох, волк-сахиб, как можно! — воскликнул ягненок. — Помилуй нас аллах! Что вы только говорите, волк-сахиб! Вы такой почтенный, умный и вдруг городите такую чушь. Прямо диву даешься! Да ведь мне еще трех месяцев нету. Подумайте, как же я мог ругать вас шесть месяцев тому назад?

Выслушал его волк и смутился. Стало ему еще досадней: видит, что не может ложь правду одолеть. Да и не за что было придираться к ягненку. Тут волк разъярился, в бешенстве выпучил глаза, подбежал к бедняжке ягненку и уперся передними лапами в землю. Приблизил морду к его носу, оскалил зубы и прорычал:

— Ах ты, негодный ягненок! Если ты сам и не ругал меня, значит это отец твой меня бранил и поносил. Тут и сомнений нет. Что ты виноват, что твой отец — мне все равно!

И волк задрал и съел бедного ягненка.

Жила-была лягушка. Рядом с ее домом поселилась змея, и всякий раз, как у лягушки выводились лягушата, змея являлась и пожирала их. Лягушка ничего не могла с ней поделать и молча терпела свое горе. У лягушки был большой приятель — краб. Как-то раз она разговорилась с ним о своем житье-бытье и пожаловалась:

— Змея мне прямо житья не дает! Всех моих лягушат сожрала. Посоветуй, что мне делать, как от нее, злодейки, избавиться?

— Сам я не в силах драться со змеей, но могу ей отомстить, — сказал краб. — Надо бы попросить кого-нибудь, кто сильнее змеи, избавить тебя от нее.

Подумал-подумал краб и придумал:

— Слушай, — сказал он. — В таком-то месте живет в своем домике мангус. Ты сделай вот что: налови рыбешек и разложи их недалеко друг от друга между домом мангуса и змеиной норой. Мангус вылезет из своего домика, увидит рыбок, станет подбирать их и есть одну за другой и так дойдет до змеиной норы. А как увидит, что рыбок больше нет, заберется в нору к змее и разорвет злодейку.

Как сказал краб, так лягушка и сделала. Вылез мангус из своего домика, увидел рыбок, стал подбирать их и есть одну за другой и так дошел до самой змеиной норы. А как увидел, что рыбок больше нет, забрался в нору к змее и разорвал ее на куски.

Так лягушка избавилась от своего заклятого врага.

Кто не может одолеть врага силой, тот может победить его разумом.

У одного льва был такой обычай: собираясь на охоту, он всякий раз посылал на разведку лису, чтобы узнать, много ли дичи в джунглях. Лиса докладывала ему, есть в джунглях дичь или нет, и лев тогда решал, стоит ему отправляться на охоту или не стоит.

Однажды лев, по своему обычаю, послал лису на разведку. Лиса прибежала в джунгли, поглядела во все четыре стороны, но не нашла никаких следов дичи. Тогда она возвратилась ко льву и доложила:

— Прибежище мира! Ваша покорная служанка обегала все джунгли, но нигде не увидела добычи.

В тот вечер льва обуяла лень, и он решил не ходить на охоту; остался лежать в своей пещере.

Лиса сейчас же смекнула, что дело плохо. «Дичи в лесу нет, а льва лень обуяла, — подумала лиса. Как бы мне самой не попасть ему на зуб! Надо приглядеть местечко, где бы можно было спрятаться!»

Подумала это лиса и принялась рыскать туда-сюда. Наконец, отыскала острый, толстый сук, что от дерева отломился, и спряталась за ним.

Немного погодя лев проголодался, и лень его как рукой сняло. И вот он затаил в душе злой умысел и спросил у лисы:

— Скажи, если кто-нибудь вздумает повредить другому, постигнет ли его за это кара?

— Прибежище мира! — ответила лиса. — Кара постигнет не его, а его детей!

Услышав этот ответ, лев бросился на лису, чтобы ее сожрать. Лиса кинулась прочь. Лев прыгнул за ней и напоролся на острый сук, да так, что сук пропорол ему брюхо и вышел из спины. Тогда лев поглядел на лису и сказал:

— Ты мне солгала — сказала, что кара постигнет моих детей. Я хотел тебя сожрать, но кара постигла меня.

— Прибежище мира! — возразила лиса. — Ваша покорная служанка никогда вам не врала! Кара постигла вас за грехи вашего почтенного родителя! А ваших детей кара постигнет за то, что хотели сделать вы!

Жила в бедной хижине кошка — тощая, голодная. Вот раз увидела она жирную, сытую кошку из богатого дома и говорит: