Однако настало время уходить со смотровой площадки, откуда, словно из корзины воздушного шара, открывался вид на весь этот несравненный край. Но Кловис Дардантор никак не мог оторваться от изумительного зрелища. Он то и дело прохаживался взад-вперед и наклонялся над перилами.

— Эй, осторожнее! — крикнул Жан, схватив его за ворот куртки.

— Осторожнее?..

— Разумеется… Еще немного, и вы бы упали! Зачем вы так пугаете нас?

Опасения были вполне оправданы: если бы сей достойный человек кувыркнулся через перила, Жак смог бы только присутствовать при падении своего потенциального приемного отца в глубокий ров, не имея возможности оказать какую-либо помощь.

А в общем-то сожалеть стоило лишь об одном: скупо отмеренное время не давало возможности более основательно познакомиться со сказочно прекрасной Мальоркой. Следовало бы, не ограничиваясь несколькими кварталами столицы, посетить и другие города, вполне заслуживавшие внимания туристов: Солтер, Инку, Полленсу, Манакер, Вальдлюзу. А эти признанные самыми прекрасными в мире естественные гроты Арта и Драш с их легендарными озерами, сталактитовыми пещерами, «театром», «адской пропастью», где вода так свежа и прозрачна! Последние названия, хотя, пожалуй, и звучат несколько фантастически, вполне подходят для чудес, сокрытых в подземных пространствах!

А что уж говорить о Мирамаре, бесподобном владении эрцгерцога Людовика-Сальватора, о тысячелетних строевых лесах, сохранивших благодаря этому принцу свой первоначальный облик, о его замке, возведенном посреди чарующей местности, на террасе, возвышающейся над побережьем, и о «хоспедерна» — отеле, содержащемся на средства его высочества, где гости два дня питались за его же счет, а прислуга отказывалась принимать деньги и подарки от постояльцев!

Не меньшего внимания достоин и картезианский[88] монастырь Вальдлюза, ныне опустевший, безмолвный и заброшенный, в котором Жорж Санд и Шопен прожили целый сезон, где обрели высокое вдохновение великий музыкант и великая романистка, написавшая повесть «Зима на Мальорке» и весьма своеобразный роман «Спиридион».

Об этом в давно уже отшлифованных фразах поведал нашим туристам неисчерпаемо говорливый гид. И не приходится удивляться тому, что Кловис Дардантор выразил сожаление о предстоявшем расставании с этим средиземноморским оазисом и пообещал вернуться на Балеары вместе со своими новыми друзьями, лишь бы только у них нашлось время…

— Уже шесть вечера, — заметил Жан.

— А если уже шесть, — добавил Марсель, — то медлить с отъездом нельзя. Нам придется пройти целый квартал, прежде чем доберемся до судна.

— Итак, в путь! — со вздохом заключил Кловис Дардантор.

Путешественники бросили последний взгляд на окружающую местность, на повисший над горизонтом предзакатный солнечный диск, золотивший косыми лучами белые виллы Террено.

Спустившись по уже знакомой винтовой лестнице, наша троица во главе с гидом прошла через мост.

Экипаж стоял там, где его оставили. Кучер же прогуливался вдоль рва. Когда проводник позвал его, возница направился к путешественникам спокойным размеренным шагом — поступью избранников, которые никуда не спешат в этой блаженной стране, где жизнь не требует от людей особой торопливости.

Месье Дардантор первым взобрался в коляску и уселся впереди, не дожидаясь кучера. Но только Марсель и Жан собирались ступить на подножку, как «галера» неожиданно рванула, заставив их посторониться. Взбесившиеся животные понесли, ничего не разбирая, и сбили с ног прохожего, лишь чудом не угодившего под колеса экипажа, летевшего со скоростью курьерского поезда.

Возница и гид, разом вскрикнув, кинулись к тропинке, по которой мулы галопом мчали коляску, рискуя или свалиться в обрыв, или разбиться о сосны.

— Месье Дардантор! Месье Дардантор! — вопил Марсель. — Он же разобьется! Бежим, Жан, бежим!

— Да-да! — ответил Жан. — Однако если этот случай не будет сочтен…

Так или иначе, но быка надо было брать за рога… вернее, не быка, а мулов. Задача, прямо скажем, не из легких: экипаж катил так лихо, что догнать его едва ли представлялось возможным. И, тем не менее, кучер, гид, оба кузена и несколько крестьян упорно преследовали повозку.

Кловис Дардантор, который никогда и ни при каких обстоятельствах не терял самообладания, схватил вожжи сильными руками и потянул на себя, надеясь справиться с упряжкой, хотя это и было равнозначно попытке остановить пулю в тот миг, когда она вырывается из дула.

Экипаж стремительно спускался вниз по косогору и в мгновение ока перемахнул через поток. Кловис Дардантор, по-прежнему не теряя выдержки, не дал животным свернуть в сторону. У него промелькнула мысль, что это безумие закончится у Врат Иисуса, через которые мулам не проскочить. Он слишком хорошо знал, что попытка бросить вожжи и спрыгнуть на ходу очень опасна. Так что лучше уж было оставаться в «галере», даже если она опрокинется или разобьется о какое-нибудь препятствие.

Проклятые мулы неслись так неудержимо, что ничего подобного не помнили ни на Мальорке, ни на других островах архипелага.

Миновав Террено, экипаж заколесил между домами, делая причудливые зигзаги, бросаясь, словно коза, из стороны в сторону, или подпрыгивая, как кенгуру.

Не удержали животных и Врата Иисуса, которые, судя по тому, что мулы резко пронеслись через них, ничуть не замедлив бег, были им хорошо знакомы. Эти зверюги явно не собирались повиноваться ни рукам, ни голосу Кловиса Дардантора и сами определяли, что им делать. Они скакали бешеным галопом, не обращая внимания на прохожих, с воплями бросавшихся при их появлении к дверям или разбегавшихся по соседним проулкам. Казалось, коварные твари решили мчать куда глаза глядят, пока не перевернут повозку.

В домах и магазинах истошно заголосили. В окнах показались перепуганные физиономии. Квартал бурлил, как несколько веков тому назад, когда отовсюду раздавались крики: «Мавры! Мавры!»

Чудом не разбившись, экипаж прогромыхал по горбатым узким улочкам, выходившим на площадь Капуцинов,[89] чем нещадно перепугал мирных обывателей.

Месье Дардантор не сдавался. Чтобы хоть немного унять безумных животных, он так натягивал вожжи, что рисковал порвать их или же повредить себе руки. Однако результат получался обратный: поводья тянули Дардантора, и его могло в любой момент выбросить вон из повозки и ударить о мостовую.

«Ну, шельмы! Ну, чертова таратайка! — мелькнуло у отважного перпиньянца в голове. — У этих чудищ по четыре ноги у каждого, и злыдни так просто не остановятся! А ведь мы несемся вниз! Словно в преисподнюю!»

И правда, от замка Бельвер дорога шла под уклон вплоть до порта, где «галера», вероятно, влетела бы в воду бухты, что наверняка угомонило бы разошедшихся мулов.

Экипаж повернул направо, затем налево, ворвался на площадь Оливар и сделал по ней круг, словно древнеримская колесница на арене Колизея,[90] но у беспомощного возницы не было ни соперников, ни приза, который предстояло бы завоевать.

Трое или четверо полицейских, оказавшихся на этой площади, предприняли тщетную попытку остановить взбесившихся животных. Но их усердие не увенчалось успехом. Один из стражей порядка упал, крепко ушибся и едва поднялся. У других опустились руки. «Галера» продолжала лететь с нарастающей скоростью, словно подчиняясь закону свободного падения. И все же эта скачка могла вскоре закончиться, правда, катастрофически, так как повозка ворвалась на улицу с тем же названием, что и площадь, по которой она только что пронеслась. Дело в том, что на крутом спуске посреди улицы Оливар установлена лестница в пятнадцать ступенек, и проехать здесь невозможно.

Крики вдвое усилились, к ним присоединился собачий лай. Безрассудные мулы упорно рвались вперед. Колеса застучали по ступенькам, кузов затрясло так, что экипаж в любое мгновение мог развалиться на куски. Но все обошлось. Несмотря на частые толчки, передняя часть повозки не отделилась от задней, оглобли не поломались, а руки Кловиса Дардантора не выпустили вожжей во время такого из ряда вон выходящего спуска.