После этого Джагу передразнил молитву Мако, которую четверо новобрачных обращали к семейному гению Плодородия своего клана. Он закончил, отхлебнув вина из бутылки, а потом разбив ее о физиономию Джома.

Через час закончился первый круг праздника любви. Его участники отдыхали, готовясь ко второму кругу, и обсуждали прелести и некоторые недостатки последней встречи.

Раздался пронзительный свист.

Джагу вскочил на ноги.

— Это полиция! — сказал он. — Ничего страшного, не надо паниковать! Возьмите свои шлемы и нагрудники. Надевать их пока не надо. Подстилки оставьте здесь; на них нет клановых эмблем. За мной!

Статуя Джома стояла на небольшом возвышении в центре мемориала. Кроме стремления совершить как можно более вопиющее богохульство, при выборе места Джагу руководствовался возможностью обозревать окрестности. Отсюда ему было видно, что главные ворота открыты и через них только что въехало несколько машин с зажженными фарами. Кроме главных, мемориал имел еще трое ворот; двое из них тоже были открыты, и в них тоже въезжали машины. Он решил, что четвертые ворота, видимо, специально оставили закрытыми в качестве приманки. Стоит только через них перелезть, и они попадутся в лапы полицейских, поджидающих по ту сторону стены.

Но если это ловушка, значит, полицейские видели, как они прятали в зарослях свои машины. То есть даже если он и его друзья ускользнут от полиции, добираться до дома им придется долго-предолго. И никакого толку в этом не будет, потому что фараонам не составит особого труда определить владельцев и разыскать их.

Оставался еще шанс, что это не спланированная облава.

Патрульный, который гнался за ними, мог что-то заподозрить и вызвать подкрепление. Может быть, они залезли на стену, увидели народ у памятника и решили разобраться, в чем дело.

Если так, возможно, у них слишком мало людей, чтобы подойти со всех четырех сторон одновременно.

Тогда четвертые ворота, рядом с которыми не было полицейских, могли быть путем к спасению.

Он решил было бежать к закрытым воротам. Но если там засада, он погубит своих друзей. А ведь он заранее нашел местечко в самом мемориале, где можно спрятаться.

Было бы глупо надеяться на везение, когда есть выход, надежный почти на все сто процентов.

— За мной, к Ниизаа! — сказал он. — Быстро, но без паники. Если кто-нибудь споткнется или отстанет, крикните. Мы вернемся и поможем.

Он побежал; сзади слышался глухой топот многих лап и шумное напряженное дыхание.

Они спустились с холма по другую сторону от главных ворот, направляясь к гранитной статуе героя Ниизаа. Джагу оглянулся по сторонам и отметил, что от приближающихся полицейских их закрывают другие статуи. Он выбрал Ниизаа потому, что он был окружен кольцом статуй, которые отмечали место, где этот герой пал среди груды вражеских тел. Шестьдесят секунд понадобилось, чтобы добежать туда от центра мемориала, и еще порядочно времени, чтобы открыть люк под ногами Ниизаа и всем вместе сгрудиться в яме под статуей.

Эту яму Джагу с несколькими друзьями выкопали больше года назад, работая безлунными или облачными ночами. Потом они установили балки, сделали люк и прикрыли все сверху дерном. Крышка держалась крепко: Джагу проверял, какую тяжесть она выдерживает, стоя на ней с пятью товарищами: надо было удостовериться, что в дни, когда сюда приходят целые толпы, она не прогнется и не выдаст их убежища.

Теперь он и трое других стали укладывать дерн обратно.

Люк был небольшим; они быстро справились с этой работой.

Затем, пока Джагу придерживал крышку, остальные спрыгнули в яму под ней, проходя в ее дальнюю часть, чтобы дать место следующему.

Когда внутри оказались все, кроме Джагу, полицейские машины были уже в центре. Их прожектора обшаривали мемориал.

Пока несколько лучей поочередно пробегали по кольцу статуй, он лежал неподвижно, припав к земле. Потом снова стало темно, и он вскочил. Алаку снизу приподнял крышку ровно настолько, чтобы Джагу сумел протиснуться внутрь. Дерн он сдвинул на поднятый край люка.

Теперь предстояла самая деликатная часть всего предприятия. Никто ведь не мог остаться снаружи и уложить куски дерна так, чтобы не было видно неровных краев. Но он думал, что полиции не придет в голову искать их в таком потайном месте. Когда они выйдут из машин с фонарями, они будут искать нарушителей, думая, что они прячутся за отдельными статуями. Траву они не будут тщательно осматривать: ведь искать-то будут распластавшихся на траве юношей, а не замаскированные люки.

В яме было жарко и тесно. Джагу надеялся, что ждать им придется не слишком долго. Зоту немного страдал клаустрофобией. Если он начнет паниковать, для общего блага придется его оглушить.

На светящемся циферблате его наручных часов было 15:32.

Он даст полицейским еще час на поиски и на то, чтобы понять: вся компания каким-то образом перелезла через стену и смылась. Потом он выведет своих друзей из ямы. Если полицейские не оставят одного из своих людей наблюдать за дорогой и если не обыщут лес на предмет спрятанных машин, тогда все получится. Много «если»… но тем интереснее.

Несколько минут спустя кто-то грузно ступил на крышку люка.

Джагу чуть не охнул. Если фараон поймет по звуку, что внизу пусто… но вряд ли. Они, наверное, перекликаются друг с другом.

Раздался новый звук, как будто кто-то поставил на крышку ногу. Тогда он задержал дыхание, надеясь, что никто не выдаст их кашлем или каким-нибудь другим звуком, и в этот момент услышал, как по дереву что-то скребет.

В следующую секунду крышка медленно отодвинулась. Раздался грубый окрик:

— Ну ладно, ребята. Поиграли, и хватит. Вылезай. И не рыпаться. А то пристрелим.

После, уже в камере, когда у него появилось время на то, чтобы подумать, Джагу жалел о том, что не сопротивлялся.

Насколько лучше бы было быть убитым, чем терпеть все это!

Он сидел в маленькой одиночной камере. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он сюда попал. Окон здесь не было, часы у него забрали, и поговорить тоже было не с кем.

Еду ему передавали три раза в день через маленькую выдвижную дверцу, открывающуюся внизу большой двери. К дверце был привинчен лоток, в углубления которого накладывали пищу. Столовых приборов не было; есть приходилось руками.

Через пятнадцать минут после того, как лоток выдвигался внутрь, он начинал втягиваться обратно. Джогу пытался тянуть его в свою сторону, но безуспешно.

Обставлена камера была просто. Привинченная к полу кровать, ни одеял, ни подушек. Имелся рукомойник и сушилка для рук, а также дыра в полу для отходов. Стены были обиты чем-то мягким. Он не смог бы покончить с собой, даже если бы захотел.

Как-то после третьего кормления, когда он шагал взад и вперед, гадая, что за наказание ему придется претерпеть, что стало с его товарищами, что сказали его родителям и как они это восприняли, дверь открылась.

Она открылась бесшумно; он этого не заметил, пока, шагая, не повернулся к ней лицом. Вошли двое — военные, а не полицейские. Ничего не объясняя, они вывели его из камеры.

Оружия при них не было, но у него создалось впечатление, что они отлично владеют своими руками и лапами, что они опытные бойцы и что, если он нападет на них, ему придется несладко. Он не собирался этого делать. По крайней мере до тех пор, пока не станет ясно, куда бежать. Пока он находится внутри незнакомого ему здания, в котором наверняка есть скрытые телеи электронные средства слежения, он не станет рисковать.

А между тем…

Через длинный коридор его провели к лифту.

Некоторое время кабина поднималась вверх, но понять, сколько этажей они проехали, он не смог. Потом лифт остановился, и его повели через другой длинный коридор, потом через еще один. Наконец они остановились перед дверью с табличкой, на которой вычурной вязью прошлого столетия было выведено: