— Вот и все… Как хорошо… — шептал Зелиал. — Как изумительно хорошо… Как мы успели!…

— Что это такое было? — тоже шепотом спросила я.

— Справедливость, — ответил он. — Конечно, она великая грешница, она обманывала мужа и близких, она была то жадна, то мелочна, могла обидеть ребенка и солгать друзьям… Но так любить, как она любила, не всем дано. Потому ей многое простится. Там, наверху…

— А этот, с когтями, хотел взять ее туда, вниз? — догадавшись, я показала пальцем в сторону воронки.

— Да. Кстати…

И Зелиал, вернувшись на место схватки, стал деловито шарить по кустам. Наконец он отыскал и показал мне полуобгоревший лист бумаги.

— Их договор, — сообщил демон. — Сейчас мы с ним расправимся.

Бумага на его ладони взялась голубоватым тлением и обратилась в пепел.

— А она?… — спросила я, и он сразу меня понял.

— Она просила любви. Ну и нарвалась на демона любострастия.

— Так это был демон любострастия? Такое чудище?…

— Ей он являлся в приличном виде, — проворчал Зелиал. — Да, достанется мне теперь там, внизу.

— Влезли в чужую парафию? — опять догадалась я.

— Влез. Я же — демон справедливости…

— И это — ваш настоящий вид?

Я вдруг перепугалась (наконец-то!), что тонкое большеглазое лицо — удачная маска, а под ней — рожа с рогами.

— Вы не поверите — настоящий. У нас там, внизу, много смазливых, — усмехнувшись, сказал он. — Те, кого сбросили вниз после Большого Бунта.

— И вас тоже?

— И меня тоже. Страшная была заваруха, никто ничего толком не понял. Огонь, молнии, кипящая плазма, черт знает что! Когда глаза к мраку привыкли, смотрю — вокруг морды звериные, в бородавках, кривые, косые, многоглазые, с ушами по колено! Оказалось — вся та чертовщина, о которой наверху говорят с горестным сожалением. Они нас и приставили к делу. Мы же, низвергнутые, обратились в демонов…

— А кем вы были там, наверху?

— Не помню. Нас же наказали — памяти лишили. Вот они, нижние, и стали лепить нам другую память. Хорошо, слово я накрепко запомнил — справедливость. Оно еще из того языка, слово… Из верхнего…

Зелиал замолчал, сел на траву и подтянул к подбородку острые колени, обхватив их руками.

— Холодно?

— Да. Мне очень холодно в вашем мире.

Ночь была удивительно теплой… Я подошла, села рядом и обняла этого странного демона за плечи. Мы прижались друг к другу. Он был, как и я, из плоти и, возможно, крови, хотя я и за себя-то не могла поручиться — вдруг после всех приключений мое тело стало иным, уже не человеческим?

— Скажите… Вам приходилось видеть, как торжествует справедливость? — спросил Зелиал. — Ну, вот, безнадежное дело, невинный человек попал в беду, кажется — все, погиб, и вдруг случается что-то этакое — и торжествует справедливость!

— То есть гибнет палач, обманом удается вывести страдальца из тюрьмы?… — задала я провокационный вопрос.

— Нет, за такой обман потом тюремный сторож пострадает. Я о другом. Вдруг происходит что-то хорошее. В палаче просыпается совесть, добрые люди разбивают тюремную стену…

— Нет, ничего такого я не помню, — жестко сказала я. — У нас в стране у палачей не просыпалась совесть. А на километры колючей проволоки нужно было слишком много добрых людей — к тому времени погибших.

— Это — история, а теперь? Рядом с вами? Ну, пусть хоть в мелочи? — спросил Зелиал. — Старушка кошелек с пенсией потеряла, а он нашелся? Человека осудить пытались, а его невинность обнаружилась? Как бы чудом? А?

— Думаю, что за чудо нужно неплохо заплатить адвокату, — сообщила я этому невинному младенцу. — А старушкин кошелек, возможно, и нашелся. Не знаю. При мне такого не было. Вот всяких безобразий я видела достаточно.

— Не упрекайте меня, — попросил Зелиал. — Мне всюду не поспеть. Я спрашивал вас потому, что никак не могу напасть на след.

— Чей след?

— Ангела справедливости!

— Зачем он вам? Вы ведь тоже — за справедливость!

— У меня иначе получается. На днях унизился до карманной кражи. Вынул из кармана у прохожего бабушкин кошелек и старушке его подбросил. Хорошая такая старушка, только слепнет понемногу. И не заметила, бедняга, как обронила, а тот подобрал и чуть домой не утащил. Хорошо, я рядом случился. Но ведь в этом есть элемент ненужного насилия!

— То есть как??? — совсем обалдела я.

— А так, что прохожий остался тем же. В следующий раз, найдя кошелек, он его поглубже в карман засунет. Ни совесть, ни милосердие я в нем не пробудил. Мне этого и не дано — я же демон! Так что старушке-то я помог, а зла не искоренил, и справедливость моя в итоге получилась какая-то убогая. Справедливость-однодневка. Мне бы найти ангела! Кто, кроме него, поможет мне разобраться, а? Ангел-то творит справедливость силой света! Он знает, как свет в душу направить! А я — ну, не то чтоб совсем силой мрака… но все-таки…

— Если я что-нибудь такое узнаю, сразу же скажу, — пообещала я. Мне стало безумно жалко неприкаянного демона, потерявшего все ориентиры в своей дьявольской деятельности. Он всеми силами сопротивлялся должностной необходимости творить зло. И никак не мог нашарить путей к добру. Я понимала его — я тоже подсознательно ломала голову, как и истории с маньяком соблюсти меру.

— Очевидно, есть где-то и высшая справедливость, которой подчиняются и ангел, и демон, да и вообще все ангелы и демоны, — задумчиво сказал он. — И я бы очень хотел знать, как я со своими дурацкими договорами о продаже души в нее вписываюсь!

— Кстати, о договоре! — вспомнила я. — Мы будем его заключать?

— Больно он вам нужен! — буркнул Зелиал. — Я и без бумажки дам вам все необходимое…

— Почему же с другими вы заключили договора?

— Это были раньше… давно.

— Что такое для демона — давно? — возмутилась я. — Вы же бессмертные! Для вас давно — это до нашей эры! А договор с бабой Стасей, хотя бы, подписан в конце сороковых, что ли, или в начале пятидесятых.

— Когда вы перестанете измерять время днями и годами! — возмутился он. — Время измеряют мыслями. Если у вас десять лет подряд одни и те же мысли в голове, — значит, ваше время стоит. А когда завелись новые мысли — то и время тронулось с места. Полностью обновились мысли — вы уже живете в другом времени. Так что тут ваше тысячелетие может оказаться равным одной неделе напряженной работы мозга. Да и какие вы бессмертные…