Создавая роман, Льюис говорил, что в его произведении не будет политики. Правда, психология изображаемых людей интересовала его на этот раз особенно живо. И в то же время политики в книге сколько угодно. Если в его «Вулканах над нами» или «Зримой тьме» политика кричит с каждой страницы, здесь она звучит в подтексте, но звучит очень убедительно и красноречиво.

На каждом шагу Льюис показывает, насколько глубока вражда коренных валлийцев по отношению к англичанам, насколько сильно ощущение ими своего зависимого положения от ненавистного соседа. Антагонизм ощутим во взаимоотношениях обывателей, ощутим он и среди полицейских, где англичанин ущемляет валлийца, а валлиец не терпит англичан.

В одном месте Льюис прямо определяет отношение валлийцев к англичанам: Джонс, вызывавший постоянное недовольство у начальников своей манерой поведения с местным населением, в конце концов переводится в небольшой индустриальный центр, населенный преимущественно иммигрантами с Востока. Иммигранты эти, замечает Льюис, легко сживались с валлийцами, «редко проявляющими враждебность к кому-либо, кроме англичан».

В основе своей «От руки брата его» — роман об Уэльсе, однако сюжет его сложен и вписывается в тщательное исследование нравов валлийцев весьма своеобразно. Роман этот содержит как бы два пласта, органически связанных друг с другом в книге Льюиса. Второй пласn его — история двух братьев, один из которых считается психически больным, другой здоровым. История эта приобретает в романе глубоко драматическое и в то же время парадоксальное решение: «здоровый» оказывается больным, а «больной» здоровым.

«До сих пор не знаю, почему я должен был это писать, — рассказывал мне Льюис, когда я, гостя в его доме, на одном дыхании прочитала сигнальный экземпляр его книги, пришедший за два дня до моего вылета на родину. — Причем именно так писать, как я это сделал». В словах моего друга и замечательного художника я не услышала ничего, что могло меня удивить, — меньше всего какую-либо мистику. С первых глав Льюис ощутил потребность отлить в художественные образы кое-что из того, что давно тяготило его память, жило в том или ином виде в его воспоминаниях Иное дело — выбор сюжета: исследование психологии безумия. Здесь, видимо, сыграл роль широко распространившийся в Великобритании 60-х годов интерес ряда писателей к проблеме безумия и получивший теоретическое обоснование в работах психиатра и философа Д. Лэнга.

К теме безумия обратились в середине 60-х годов и драматурги, и прозаики. Это время создания пьес Д. Мерсера («На своем коньке», «Чаепитие в субботу», «Раздвоение личности», «Ударим по Вивальди» и др.). романов Ч. Сноу («Уснувший разум»), Дж. Уэйна («Меньшее небо»), К. Уилсона («Стеклянная клетка»).

Лаконичный, но беспощадный обличитель американской экспансии в странах Латинской Америки («Вулканы над нами»), американских методов колонизации и секретной службы там же, чудовищного истребления арабов на Севере Африки («Зримая тьма»), Норман Льюис в своем романе «От руки брата его» дал неожиданный ключ к разгадке смысла и происхождения вспыхнувшего на Западе в 60-х годах интереса к психологии безумия (меньше всего его роман натуралистическая «история болезни»!).

Безумен ненавистный Норману Льюису мир. против которого он как художник борется и боролся оружием своего пера всю жизнь. Вчитаемся в роман «Вулканы над нами»: чисты до больничной белизны дома, построенные мистером Элиотом для индейцев в Гватемале. Но почему-то индейцы голосуют против этого белого рая и стандартного благополучия своеобразным путем — они вымирают… А разве портрет Бильбао — американской марионетки в той же Гватемале — не меняется от месяца к месяцу на глазах жителей несчастной страны, превращенной в латифундию США? В романе «От руки брата его» Льюис берется за исследование безумия, которое видит вокруг себя в капиталистическом мире.

Смысл заглавия романа подсказан двумя строками из Библии, вынесенными автором на оборот титульного листа: «…Я взыщу… душу человека от руки человека, от руки брата его…» Продолжение этих строк в Библии: «…Кто прольет кровь брата…», иными словами — «пролитая кровь взыщется». Строки эти поясняют и замысел автора, и его отношение к изображаемому.

Герой романа Брон Оуэн — молодой валлиец, заключенный на пять лет в тюрьму за совершенное им в полубредовом состоянии преступление. Врач Даллас, проникшийся симпатией к Брону, разобравшись в его болезни, лечит молодого человека и обещает ему выздоровление. Но в момент освобождения Брона из тюрьмы Далласа не оказывается на месте. Брон выходит «на волю» без лекарства, без свидетельства о болезни и без денег — одинокий человек на большой дороге, безразличный всем. Отсутствие документа, удостоверяющего его временную невменяемость, грозило несчастному молодому человеку новыми бедами.

Брон разыскивает в Морфе, из которой он родом, врача Гриффитса — единственного знакомого ему человека, который, как гласила молва, был когда-то близок с его матерью и даже, быть может, приходился ему отцом. Но у Гриффитса для Брона лишь плохие новости: считая сына без вести пропавшим, мать Брона перед смертью отдала все свое состояние старшему сыну Ивену, от которого трудно ждать сострадания. Гриффитс помогает Брону разыскать старшего брата — Ивена, переселившегося в Бринарон, далеко от родных мест, но предостерегает о возможных последствиях этой встречи.

Здесь, в сущности, и завязывается первый узел той сложной интриги, которая определяет всю дальнейшую структуру романа.

«Больной» Брон, о котором врач Даллас скажет, что он редко встречал на своем пути таких хороших людей, встречается со своим братом — «здоровым» Ивеном. Убедив мать на одре смерти, что Брон пропал без вести, Ивен присвоил все ее состояние, практически обобрав брата до нитки и полностью его обездолив. Отвратительный ханжа, скупой и жадный собственник, Ивен «здоров» и всеми воспринимается как таковой. Поведение его по отношению к брату, которому он предлагает вступить с ним «в долю» и поселиться в его доме, — игра, за которой кроется желание скорей отделаться от нежелательного родственника. Его молодая жена Кэти не разделяет планов коварного фермера, Брон же в своем простодушии о них даже не подозревает.

Начиная со встречи двух братьев в Бринароне, встречи «больного» Брона и «здорового» Ивена, Льюис углубляется в исследование психологии двух братьев — исследование, в котором проявляет себя большим мастером реалистического рисунка. Чтобы понять глубину этого исследования, надо пристально всмотреться в те «ходы», которые происходят на шахматной доске изображаемых им взаимоотношений братьев.

Движение на этой доске начинается с 6-й главы и развивается затем в стремительном темпе.

Когда Брона начинают раздражать часы в доме брата, а затем кошка и он — добрый к людям и животным — топит кошку в пруду и разбивает часы, читающий понимает, что Брон вступил в темную сферу своей болезни. Сюда же относится и его посещение спальни Кэти — жены Ивена, — в котором Брон не может отдать себе отчета. Наконец, драка с Ивеном в кухне его дома и исчезновение Ивена, которое уже со следующего дня окружающие начинают рассматривать однозначно; Брона не сразу настигает новый приговор, но уже после исчезновения Ивена (или его трупа, как полагают полиция и судебная экспертиза) как будто все ясно: в бреду или в драке из-за Кэти, но Брон уничтожил «несчастного» фермера, брага, протянувшего ему руку помощи и взявшего его «в долю».

Последующие главы написаны в духе превосходного детектива: следствие затягивается, показания сторон противоречивы, но сам Брон под влиянием прибывшего на место трагедии Далласа признается в возможности совершения им убийства. Спасая несчастного человека от виселицы, Даллас помогает следствию закончить дело, приговорив Брона к пожизненному заключению в Нортфилдс — тюрьму для умалишенных. Выход из нее возможен лишь «с благоизволения Ее королевского величества», но практически маловероятен.

Действительно ли убил Брон своего брата или тот скрывается где-то, но в таком случае — с какой целью и где? Разговор Бейнона, юноши, работавшего на ферме Ивена, с Джонсом (в гл. 19) подсказывает возможность совсем иного поворота событий: Бейнон убежден в том, что Ивен не умер, а жив и где-то прячется, хотя по какой причине — неизвестно.