Существо с жадностью схватило ее, отшвырнув ставшую теперь ненужной дубинку. Усевшись под деревом, прямо на его корявый корень, обезьяночеловек впился в рыбу зубами и ногтями. Однако жесткая чешуя не поддавалась его усилиям. Тогда он выковырял из земли камень, причем не первый попавшийся, а с острым краем и вспорол этим камнем рыбину. С четверть часа продолжалось пиршество...

Насытившись, обезьяночеловек опять пошел вдоль ручья. Чувство голода он утолил, но хворь, подтачивающая его силы, не отступила - это я понимал ясно.

Внезапно у него закружилась голова, и он устало опустился на землю, тяжело дыша и бессмысленно глядя перед собой.

На той стороне ручья в скале виднелась расщелина, вернее, узкий вход в пещеру. Оттуда веяло прохладой. Бесчисленное количество раз проходил обезьяночеловек мимо этого места, не обращая никакого внимания на пещеру. Он и сейчас равнодушно прошел бы мимо, если бы не острый приступ слабости.

Он бессмысленно смотрел на густую тень, отбрасываемую скалой, и внезапно его мозг как бы озарился вспышкой. Подобно молнии, в этом дремучем сознании блеснула мысль.

С трудом поднявшись с земли, обезьяночеловек вброд перешел ручей и несмело влез в пещеру. Пещерка была небольшая, сухая и хорошо проветривалась. Мой реципиент, хрипло вздыхая, растянулся на полу.

Не знаю, сколько прошло времени - может, двадцать минут, может, полчаса, но вдруг я с удивлением обнаружил, что состояние обезьяночеловека заметно улучшилось. Исчезла ноющая головная боль, болезненная вялость. Я начал догадываться, что это связано каким-то образом с тем, что пещера надежно оградила обезьяночеловека от действия солнечных лучей. Неужели в те времена солнце таило в себе какую-то опасность? Однако поразмыслить над этим явлением я не успел.

Мой реципиент захрапел. Как это ни странно, вместе с ним уснул и я.

* * *

Вновь я почувствовал, что мое сознание начинает выплывать из небытия. Где же я окажусь? В доисторическом лесу? В далеком будущем? В моем XX веке?

Я открыл глаза (если только это выражение приемлемо) и с горечью убедился, что по-прежнему нахожусь в чужом теле. Но это было уже другое тело - тело Молодого Охотника из эпохи Зари Человечества.

"Что ж! - сказал я себе. - Надо набраться мужества и ждать... В конце концов все должно объясниться... А пока... пусть пока события текут своим чередом".

Молодой Охотник был мускулист и кряжист, с грубой красноватой кожей. У него был низкий треугольный лоб, сильные надбровные дуги и тяжелый свинцовый взгляд, хотя по натуре он, кажется, был добрым малым. На квадратные плечи он накинул старую оленью шкуру, всю в прорехах и проплешинах.

Сейчас Молодой Охотник стоял в толпе своих соплеменников у подножия Священной Скалы. Первобытные люди - около сотни особей - сбились в плотное полукольцо. У большинства был изможденный вид. Старики и старухи едва держались на ногах, а ведь им едва перевалило за тридцать.

Странное чувство охватило меня при виде этих существ с лицами, словно наспех вытесанными из камня. Даже обезьяна с ее звериными повадками произвела на меня менее тягостное впечатление, чем эти карикатурные творения, как бы пародирующие род человеческий.

Впрочем, детеныши первобытных людей были даже милы. В их черных глазенках светилось любопытство, они готовы были без устали возиться в пыли. Малыши грызли какие-то стебли, выковыривали из земли белые хрустящие корни и совали их в рот.

Хороша была и Быстроногая, на которую то и дело поглядывал Молодой Охотник. Эта самка почти не сутулилась, а шерстка покрывала только ее плечи и ноги. Сквозь грубые черты ее лица, такие же грубые, как и у других самок, пробивалось тем не менее нечто светлое и нетленное... Да-да, смею утверждать - на земле зарождалась красота...

И, поняв это, я преисполнился если не симпатии, то сочувствия по отношению ко всему племени.

Между тем первобытные люди, как оказалось, обсуждали вопрос, право на который история признает лишь за их далекими потомками, - "быть или не быть?".

Внутри полукруга друг против друга стояли Вождь и Вещунья - тощая высокая старуха с жесткими белыми волосами, делающими ее голову похожей на большой одуванчик.

Вещунья проговорила лающим хриплым голосом, раскачиваясь из стороны в сторону и полузакрыв глаза:

- Охотники опять вернулись ни с чем. Уже много дней мы не ели мяса. Завтра нужно идти на охоту в Нижний Лес.

- Идти в Нижний Лес, - безропотно повторила за ней вся толпа.

Надо сказать, что речь людей была примитивной, даже убогой, в ней почти отсутствовали глаголы. И если здесь я вкладываю в их уста грамматически правильные фразы, то делаю это только для ясности и точной передачи смысла сказанного.

- Но в Нижнем Лесу охотятся Рыжеволосые, - набычившись, отвечал Вождь - очень крупный, сильный самец с широким, сплюснутым носом и большим ртом, почти пастью. Чувствовалось, что Вождь и Вещунья - враги.

- Нужно выгнать Рыжеволосых из Нижнего Леса и овладеть их пещерой. Старуха запрокинула кверху уродливое лицо, не лишенное, однако, выразительности.

- Выгнать Рыжеволосых, - зашелестели остальные, и первобытный ужас оживил их маленькие глазки.

- Мы не можем выгнать Рыжеволосых. Они сильнее. У нас мало мужчин. Очень многие не вернулись с охоты. - Вождь был тверд.

- Духи Солнца помогут нам стать сильнее! - вдруг пронзительно закричала Вещунья. - Надо просить духов, и они помогут нам.

- А нельзя ли попросить духов помочь нам на охоте?

- Не оскорбляй духов, иначе поплатишься, - с угрозой произнесла Вещунья. Затем повернулась лицом к Священной Скале и вознесла руки к небу, прокричав: - Станьте пылью, люди племени Само! Просите у духов помощи!

Все племя повалилось на землю, распласталось в пыли. Мужчины, женщины, старики, дети извивались, лежа, всем телом, катались по земле, натыкаясь друг на друга, и выли на одной ноте низкими грубыми голосами. Так продолжалось довольно долго.

Внезапно старуха обернулась, ее всклокоченные седые волосы походили на ореол.

- Духи Солнца услышали нас! - закричала она. - Радуйся, племя Само! Духи услышали нас!

Раздался восторженный вопль, который по знаку Вещуньи сменился абсолютной тишиной. Старуха обвела толпу безумным взглядом.