Природа истинная глубока, чиста,
Подобно глади водной безмятежной.
Но под ударом злобы ли, любви —
Поднимутся вдруг волны помраченья.
И, беспрерывно силой обрастая,
Природа «я» все более мутнеет.
Неведенье и помраченья
Все больше незаметно возрастают.
И «я», которое к другому тяготеет,
Подобно грязи, растворившейся в воде.
И «я», которое затронуто другим,
Подобно маслу, что в огонь пролилось.
Когда снаружи хаос, «я» – реально.
Когда мы примем хаос за реальность, тогда и возникает «я».
Но если не возникнет «я»,
То помраченья, что в течение эпох горели ярко, обратятся в лед.
Так те, кто к совершенству прикоснулся,
Сначала отвергают скверну «я».
Лишь скверну «я» они отвергнут.
Как может внешний мир служить преградой?
«Я» позабытому
Присуща только стойкость.
Как только свойства характерные возникнут,
Вы сразу же постигнете их суть.
Момент признанья – это просветленье.
Как только мысль единая вернется в ясность,
Все отпечатки пропадут мгновенно.
Благоприятен этот миг.
Благоприятный, безмятежный.
Самостоятельный, непревзойденный.
Спокойный он и гармоничный.
Ничто не можете ним сравниться.
Смотри на тело как на то, что нереально,
Как на зеркальный отблеск слабый, иль отражение луны в воде.
Сознанье созерцай как то, в чем формы нет,
Но то, что чисто и светло.
Не возникает мысли ни единой.
Пустотно, неспособно к восприятью, спокойно, но наклонно к озаренью,
Всецело, как Великая Пустотность,
Содержит все чудесное в себе.
Нет ни прихода, ни ухода,
Нет внешности и нет обличья,
Искусные бесчисленные средства
Все из единого сознания возникли.
Вещественному чуждый бытию —
Преграде постоянной этой, —
Превратных мыслей не держись.
Они иллюзии рождают.
Внимательно сознанье созерцай,
Пустое, всех лишенное вещей.
Но если чувства вдруг взыграют,
Ты в заблуждение впадешь.
И в миг решающий верни обратно свет.
Что озаренье мощное несет.
Пропали тучи, небо чисто.
Сверкает солнце ясным светом.
Коль ничего в сознанье не возникнет,
То и вовне не отразится ничего.
То, признаки чему присуши,
Не есть исконная реальность.
Коль видишь мысль в ее возникновенье,
Осознанность ее рассеет тут же.
Какой аспект сознанья ни возникнет,
Гони его, сейчас же разрушай.
И благотворные аспекты, и дурные
Преобразить способен дух.
Священное с обычным возникают
Согласно нашим мыслям и желаньям.
И чтенье мантр, и созерцание сознанья —
Лишь травы для зерцала полировки.
Когда исчезла пыль,
Их тоже нет.
Великие духовные уменья
В сознании присутствуют всецело.
Рай, или Чистая Земля,
Доступны по желанью всем.
Не нужно к истине стремиться,
Сознанье – изначально Будда.
То, что знакомо, вдаль уходит,
Что неизвестно – лучший друг.
И днем и ночью,
Все чудесно.
Ничто смутить тебя не может.
Вот сущность какова сознания.
Хань-шань Дэ-цин был одним из четырех великих чаньских наставников, которые жили в конце правления династии Мин. Его автобиография, содержащая подробное описание его практики и просветления, была переведена на английский язык Чарльзом Луком и опубликована в книге «Практический буддизм». (Этого Хань-шаня нельзя смешивать с другим поэтом, носившим такое же имя и известным на Западе как Холодная Гора.) В семь лет его уже посещали сомнения относительно его происхождения и судьбы. В девять лет он поступил в монастырь, а в девятнадцать стал монахом. Его первые попытки практиковать Чань были бесплодны, и он обратился к практике повторения имени Будды, что привело к лучшим результатам. После этого он возобновил практику Чань и добился более существенных успехов. Слушая «Аватамсака-сутру», он постиг, что в Дхармадхату, мире всех явлений, даже самая крошечная вещь содержит и себе всю вселенную. Затем он прочитал еще одну книгу под названием «Веши неподвижны» и пережил еще одно просветление. Он написал стихотворение, в котором есть такие слова:
В другой день во время ходьбы он внезапно достиг самадхи и пережил ощущение ослепительного света, подобного огромному совершенному зеркалу, с горами и реками, в котором отражается все, что существует на свете. Когда он вышел из этого самадхи, его тело и сознание были совершенно ясными; он понял, что нет ничего, что можно было бы обрести. Тогда он написал такое стихотворение:
Много лет ведя жизнь странствующего монаха, Хань-шань изучал Чань под руководством нескольких выдающихся наставников и проводил длительные периоды времени в одиночестве в горах. Он участвовал в альтруистических акциях, проповедовал Дхарму и разъяснял сутры. Он был ученым и плодовитым писателем и оставил после себя много трудов обо всех аспектах буддизма. Он воплотил в себе идеал бодхисаттвы, развивающего мудрость через медитацию, изучение и сострадательное действие.
