И все-таки он не опоздал настолько, чтобы пропустить встречу с Адамом-бен-Ахером, который должен был их встретить. Внешность Адама сразу бросалась в глаза: он был огромным, но во всех его движениях сквозила уверенная легкость, а быстрые и немного лукавые светло-карие глаза ярко выделялись на коричневом, обожженном солнцем лице. Одежда была такой же странной и заметной, как он сам: широкая туника с красными полосами свидетельствовала о том, что он живет в пустыне, высокие плетеные сандалии подошли бы греку, а родиной пояса наверняка был далекий и волшебный Китай. Голос у Адама был высокий и пронзительный, как у профессионального рассказчика, жестикулировал он, как торговец верблюдами, а приходил в ярость и успокаивался с такой легкостью, словно был гистрионом[13]. Рот его почти не закрывался, изливая подряд веселые и страшные истории. Послушав его с полчаса, можно было решить, что он встречался, а то и был родственником всех странников, топтавших караванные пути когда бы то ни было.

Еще пересекая двор караван-сарая, он громкими криками выразил радость от встречи с Лукой Целителем. Бодрым шлепком в грудь он чуть не опрокинул старика навзничь, собственно, Лука удержался на ногах только потому, что Адам тут же заключил его в объятия.

— У тебя такой же свежий вид, как у снежной шапки на Арарате, — воскликнул он. — Что тебя привело сюда? Готовишь завоевание Багдада своими Громогласными братьями?

Лука, который с честью выдержал первый напор Адама, сразу погрустнел.

— Когда ты так говоришь, то огорчаешь меня, — заметил он.

— Ты что — обижаешься, когда я называю Павла, Петра и других твоих друзей Громогласными? А чего ты хотел? Я придерживаюсь старых верований и Закона Моисея. Ну не могу я звать апостолами сектантов из Назарета. Что в этом плохого? Если прозвища, которые я им даю, звучат не очень уважительно, то, по крайней мере, они говорят о решительности и мужестве вождей христиан. И не требуй от меня большего! — Тут он неожиданно разразился раскатистым смехом, который прекратился так же резко, как и начался. — А зачем ты пришел в Халеб? — снова спросил он Луку.

— Я привел тебе этого парня. Он направляется в Иерусалим. Иосиф Аримафейский[14] хочет, чтобы он пошел с твоим караваном.

Пронзительный взгляд переметнулся с Луки на Василия. Адам внимательно изучил молодого человека, отметив его юношескую худобу, широкий лоб и одежду свободного гражданина, которую Василий носил с большой гордостью.

— Кто он такой? — громко спросил Адам. — Мне кажется, он слишком молод для того, чтобы состоять в компании ваших Громогласных. Но я различаю странный блеск в его глазах. Что-то в нем смущает меня. Так кто же он?

— Послушай, Адам-бен-Ахер, — начал Лука просительно. — Будет лучше, если ты не станешь кричать о наших делах на весь город. Этот парень из Антиохии. Он мастер. Едет выполнять заказ Иосифа.

Караванщик с еще большим вниманием осмотрел молодого человека. На этот раз он уже не шутил, а взгляд его был пронзительным и недоверчивым.

— Я плохо отношусь к мастерам и художникам, — сказал он наконец. — Слишком много развелось таких, кто малюет на стенах и высекает идолов из камня. Вот и еще один, который будет работать на Иосифа. Я тоже всю жизнь работал на него, поэтому мне кажется, это дело касается и меня тоже.

Легкая, почти незаметная тень усталости мелькнула в добрых глазах Луки, когда он возразил:

— Послушай, друг, это дело ни с какого боку не будет тебя касаться.

Теперь все трое, такие не похожие друг на друга люди, присели в углу двора перед большим медным подносом, наполненном рисом, кусками вареной баранины и множеством других вкусных вещей — овощами, миндалем и восточными пряностями. Василий ел много и с аппетитом, свойственным его молодым годам. Адам-бен-Ахер тоже не страдал отсутствием аппетита, каждый раз, когда он погружал руки в еду, он долго и тщательно вытирал их. Но щеки и губы блестели от бараньего жира. Лука же был сдержан, ел мало и красиво, что особенно было заметно на фоне двух его сотрапезников.

— Послушай, Лука, — заговорил Адам-бен-Ахер, — я и ты, мы ведь очень похожи друг на друга. Ты не входишь в число самых славных из славных, но они во всем опираются на тебя. Ты ведешь переговоры, организуешь встречи, упрашиваешь судей, заботишься о том, чтобы у каждого из них было что кушать. А когда им нужны деньги, именно ты отправляешься к Иосифу Аримафейскому. Иногда я спрашиваю себя: а было ли вокруг столько верующих христиан, если бы не незаметный труд Луки, который всегда находятся в тени, а вот сейчас сидит рядом со мной и хмурится, слушая, что я говорю? А я! Иосиф Аримафейский славный старик, все считают его одним из самых богатых купцов в мире. Но вот уже десять лет именно я, Адам-бен-Ахер, выполняю для него всю основную работу. Я продаю, я покупаю, я дерусь, я составляю планы, я вожу караваны. Я дохожу до самой Индии! Я титан дорог! А славный Иосиф Аримафейский щедрой рукой раздает деньги, которые я зарабатываю, Громогласным братьям, чтобы они могли проповедовать свои идеи. Но деньги-то достаю я — Адам-бен-Ахер!

Василий, который уже утолил первый голод, слушал разговор с большим интересом и взволнованным вниманием. Но тут Адам прервал речь и снова посмотрел на молодого человека.

— Значит, этот парень художник! — сказал он. — Я верю тебе, Лука, никем другим он просто и быть не может. Достаточно посмотреть на его руки — это же тряпки. Но вот что мне непонятно: зачем этот гений понадобился Иосифу Аримафейскому?

— Ты же знаешь, твой хозяин очень стар, — ответил Лука, — а вот его внучка, маленькая Девора…

— Ах, маленькая Девора, — прервал его Адам, возмущенно сопя. — Пятнадцать лет — тоже мне малышка! В эти годы других уже выдают замуж.

— Ее возраст меня не касается и не имеет никакого отношения к делу, — заметил Лука. — Дело в следующем: Девора хочет иметь бюст деда, отлитый из серебра. Она хочет сохранить память об Иосифе. Мне было поручено отправиться в Антиохию и отыскать там лучшего мастера. Я и выбрал этого молодого человека. И все, закончим на этом!

Адам-бен-Ахер наконец завершил трапезу. Он опустил обе руки в чашу с водой, а потом, фыркая, словно чудовище, стал смывать жир с лица. Но, умывшись, он не встал, а, наоборот, уселся поудобнее, уперся локтями в широко расставленные колени и снова принялся рассматривать юношу.

— Сколько времени тебе понадобится на эту чепуху? — спросил он, впервые за все время обращаясь непосредственно к молодому человеку.

— Несколько недель, — ответил Василий, который чувствовал себя не в своей тарелке из-за явной враждебности караванщика. — Может, немного больше. Все зависит от вдохновения. Иногда первые пробы и наброски не получаются, все приходится переделывать.

Адам повернулся к Луке:

— Ты что, не мог найти кого-нибудь другого, кто мог бы все сделать с первого раза? Зачем ты везешь в Иерусалим этого неумелого подмастерья? И кстати, где ты собираешься его устроить?

— В доме Иосифа. В подобных случаях так поступают всегда. Мастер живет в доме, чтобы наблюдать за своей моделью.

— И успевает к тому же еще массу другого. Мой уважаемый друг, тебе не кажется, что у этого юнца очень привлекательный вид?

— Да, он довольно симпатичный.

Хозяин каравана бросил на Василия подозрительный взгляд и еще больше насупился. Помолчав, он снова заговорил вызывающим тоном:

— Я уже сказал, что не люблю художников. Все они тряпки. Вот, например, я могу схватить одного из них — этого, сидящего передо мной, — и переломать ему все кости. И никаких усилий, так, маленькая разминка. — Он сделал паузу, а потом повернулся к Луке и спросил: — А куда отправишься ты после того, как повесишь мне на шею этого рисовальщика?

— Я возвращаюсь к Павлу, — ответил Лука. — Может быть, ты слышал, что он собирает небольшую группу. В Македонии набрали денег, чтобы помочь беднякам из Иерусалима. Павел должен доставить их до места.