В это время Павел заметил, что пальцы Василия заняты работой. Он протянул руку и выхвати у молодого художника глиняную заготовку. Несколько минут он внимательно рассматривал ее, а затем удовлетворенно кивнул головой:

— Да, в этом что-то есть. Но пока не идеально. Ты сделал мне слишком высокий лоб. Мои враги — а у меня, уверяю тебя, их очень много — утверждают, что мой низкий интеллект заметен по моему низкому лбу. Безусловно, в их словах есть доля истины. — Затем он повернулся к Иосифу: — Завтра у меня назначена встреча с Иаковом и Иудой. Там же будут присутствовать и старейшины Иерусалима. Будет очень хорошо, если наш молодой мастер примет участие в этой встрече и безотлагательно возьмется за работу. А затем, — продолжил Павел решительно, — он встретится в Антиохии с Матфеем и Марком. Иоанн сейчас в Эфесе, с ним тоже придется встретиться — он отличается от всех нас, и никто не может описать его должным образом. Над ним простерта длань Иеговы, и душа его полна видений о будущем. Да, поездку к нему не стоит откладывать. А Петр в Риме, и я очень боюсь, что скоро до него доберется рука палача, ибо доходят сведения, что он словно сам ищет мученической смерти. Да, в Рим надо спешить, если вы хотите увидеть знаменитую львиную голову на плечах ее хозяина.

— О большем я и не мечтал, — ответил Василий с сильно бьющимся сердцем.

А про себя добавил: «С удовольствием отправлюсь туда хоть сейчас».

Но настроение Павла снова неожиданно изменилось. Он замолчал и некоторое время пребывал в грустной задумчивости, потирая кожаную повязку со словами из Священного писания, которая была обмотана у него вокруг головы.

— Нам следует торопиться не только с Петром, — сказал он, наконец. — Я чувствую, что и мой конец близок. Везде, где я останавливался по дороге в Иерусалим, я прощался с друзьями, потому что знаю — мне больше не увидеть их. Именно здесь, в Иерусалиме, евреи свяжут меня и передадут в руки римлян. У меня осталось всего несколько дней свободы, и если я должен быть среди тех, чьи изображения украсят эту чашу, то придется начать с меня. — Глаза Павла потеряли свой блеск и стали жесткими и холодными. — Так что работай проворнее, может быть, тебе не представится еще одной возможности.

На втором этаже в западной части дома был балкон, покрытый какой-то тонкой и прозрачной тканью, которая не мешала легкому ветерку, но предохраняла от насекомых и мух. Когда наступал вечер, это было самым приятным временем во всем доме. За час до ужина на балконе собралась небольшая молчаливая группа — Лука, Девора и Василий пришли сюда в поисках прохлады.

Внизу под ними улица чернела от людей: как только по городу разнесся слух, что Павел остановился у Иосифа, у дома собралась огромная толпа горожан. Несмотря на шум возбужденных людей, все трое на балконе прекрасно слышали, что говорит Павел слугам в помещении для рабов. Их собралось немного, потому что Эбенейзер, повинуясь таинственному знаку Аарона, увел большую часть челяди на работы в мастерские.

Но как только раздался слабый, но четкий звук рожков, что-то в поведении толпы изменилось. Люди, которые с угрожающим видом стерегли ворота, начали расходиться. Они что-то кричали и размахивали руками. Прошло всего несколько минут и площадь перед воротами опустела.

Лука, который наклонился через перила, чтобы получше рассмотреть происходящее на площади, повернулся к собеседникам и сказал с улыбкой:

— Это уловка Адама-бен-Ахера. Видимо, он подкрался со своими людьми к задней двери, ведущей в мастерские, и выкрал одного из тех, кто, закутавшись в плащ с капюшоном, охранял этот выход. Как видите — ход удался. Все заметили пропажу, и разнесся слух, что Павла хотят вывести через задние ворота. Они тут же перебежали на другую сторону дома.

— А с ними ничего не случится? — обеспокоенно спросила Девора.

Нет, Лука не думал, что с Адамом-бен-Ахером и его людьми могло что-нибудь произойти. Павлу нужно было всего несколько мгновений, чтобы скрыться, а потом Адам успокоит толпу, показав, что Павла с ним нет. А если толпа станет вести себя агрессивно, Адам сможет постоять за себя.

Страстный голос Павла неожиданно смолк, и в помещении для рабов наступила тишина, а через минуту на пороге главных ворот появились два силуэта. Они осторожно, но очень проворно скользнули по пустынной улице и скрылись из виду.

— Вот он и ушел. Его сопровождает Бенхаил, — сказала Девора, которая вместе с Василием облокотилась на перила балкона.

Неожиданно локти молодых людей соприкоснулись, но ни один из них не сделал попытки отодвинуться.

— Теперь Павел спасен, — продолжала девушка. — Бенхаил наизусть знает все улицы и закоулки города.

Беглецы скрылись в направлении долины, именно туда уволок своего спутника Бенхаил Любопытный. Девора подняла глаза на Василия в сумерках спускающегося вечера и рассмеялась. Она была явно рядя удачно проведенной операции.

— Адам прекрасно справился со своим делом! — воскликнула она.

Пока они возвращались назад и рассаживались по местам, Василий не проронил ни слова. Про себя он подумал, что не прочь так же легко и незаметно покинуть Иерусалим. Ничего на свете он не желал так сильно, как оказаться этой же ночью на дороге, ведущей в Рим. Он представлял, как выглядит столица империи, где ему предстояло найти человека, от которого зависело все его будущее.

— Василий!

Не без усилия Василий взял себя в руки и повернул голову. Внучка Иосифа смотрела на него умоляющими глазами.

— Василий, я очень счастлива, что всем понравилась твоя работа. И еще, знаешь, я очень горда, что именно тебя выбрали Дня работы над чашей. Уверена, что никто на свете не справится лучше тебя с этой задачей. — Тут она посерьезнела, а ее чистый белый лоб прорезала морщинка озабоченности. — Но… прежде я должна кое-что тебе сказать. Я боюсь, что…

— Я отдаю себе отчет в трудностях, которые мне предстоят.

— Я думаю о том, как ты сможешь выполнить работу, когда дело будет касаться Христа. Это станет для тебя самым тяжелым испытанием. Скажи, ты имеешь представление, каким Он был? Хотя бы смутное?

Василий покачал головой:

— Нет. Нужно, чтобы кто-нибудь рассказывал о Нем, описал Его. А ты не сможешь помочь мне?

— Дедушка рассказывал мне о Нем тысячу раз. О, если бы я только могла помочь тебе увидеть Его таким, каким я Его вижу!.. Он не был похож ни на одного из живущих людей. Он был смуглым, с очень темными волосами. В отличие от большинства, Он не носил длинную прическу. В последний приход в Иерусалим волосы даже не достигали Ему до плеч. У Него был высокий лоб, широко расставленные глаза, прямой и короткий нос, мягкий и добрый рот и волевой подбородок. Нет, нет, черты Его лица были твердыми и энергичными. И Он не носил бороды, хотя иногда свидетели уверяют обратное.

Лука, который внимательно слушал молодых людей, прервал молчание и задумчиво сказал:

— Да, мне тоже всегда описывали Его именно так.

— И у Него были замечательные глаза! — воскликнула Девора. — Я так и вижу их перед собой — добрые, светящиеся сочувствием и пониманием.

— Кажется, я начинаю представлять Его, — сказал Василий. — Вижу Его лоб, нос и рот… А вот глаза — нет. Они по-прежнему ускользают от меня.

— Василий! — страстно воскликнула Девора. Охваченная порывом, она незаметно схватила его за руку. — Ты никогда не сможешь увидеть Его глаза, никогда, до тех пор, пока не изгонишь все желания из своего сердца и не начнешь любить только Его одного. До тех пор, пока в твоем сердце не будет жить одна любовь! Только тогда Он появится из тени, и ты увидишь Его так, словно Он сам стоит перед тобой.

Какое-то время все молчали, а потом Лука сказал со вздохом:

— Сын мой, несмотря на то, что я ничего не сказал, я прекрасно отдаю себе отчет в том, какие мысли терзают тебя. Это естественно, что ты хочешь разобраться с теми, кто лишил тебя наследства. Я не могу сказать, что ты не имеешь права думать о своих несчастьях. Но дело в том, что, когда ты размышляешь только об этом, мысли деформирует твое сознание и гонят от тебя все светлое и чистое.