Ночь была светлой, так как недавно минуло полнолуние, и рыжеватая, похожая на новую бронзовую монету луна освещала все уступы и впадины. Было решено пробираться в замок со стороны озера, несмотря на то, что крутизна скал, даже при ярком дневном свете, представляла собой немалую опасность.

Конан лез первым, вжимаясь в нагретые за день камни. В левой руке его был свободный конец веревки, которую поочередно закреплял за устойчивые скальные выступы. Тем самым он значительно облегчал восхождение остальным спутникам, которые, обматывая веревку вокруг тела, уже не рисковали сорваться вниз. Шумри лез сразу же за Больдом, ненавязчиво оберегая его, в нужный момент подставляя колено или плечо. В ночной тишине раздавались только тяжелое дыхание, шорох мелких камней да слабый стук ножен о скалы.

Как только все благополучно добрались до вершины уступа, киммериец зловещим шепотом приказал издавать еще меньше звуков и осторожно, почти без всплеска, нырнул в черную воду рва, зажав предварительно в зубах тряпицу с пахучим порошком. Ногу его царапнуло чешуей одной из откормленных рыб, и Конана передернуло от отвращения. Подтянувшись на руках, он выбрался на узкий, шириной в полступни, карниз, отделяющей край рва от основания мраморной ограды замка.

После нескольких неудачных попыток ему удалось перебросить конец веревки на одну из толстых ветвей дерева, растущего у самой ограды. Миг — и киммериец очутился на верху стены, над самым садом с синими цветами. Благодаря веревке и ловкости Конана остальные спутники были избавлены от купания в ледяной воде и довольно скоро, один за другим, перебрались к нему. Прежде чем спрыгнуть в сад, каждый втянул ноздрями несколько пронзительно пахнущих крупиц порошка горной травки. Впрочем, запах синих цветов все равно ощущался.

— Послушай! — тревожно прошептал Шумри, коснувшись рукава киммерийца. — Они пахнут не так, как раньше! Намного сильней и… по-другому. Запах уже не сладкий, но жгучий, ты чувствуешь?! — Понюхай еще порошка, — посоветовал Конан.

Насморк его не только не успел пройти, но еще усугубился повторным купанием, и он не мог проникнуться тревогой приятеля.

Шумри вдохнул несколько раз порошок и зажал нос. Конан осторожно двинулся по искрящимся в свете луны осколкам горного хрусталя. Они захрустели, и он сошел с дорожки в усыпанную цветами траву.

— Хорошо бы эта ведьма спала в саду, — пробормотал он, внимательно оглядываясь вокруг. — Ведь в замке ей душно…

В тот же миг он увидел Веллию, действительно возлежащую на траве, окруженную качающимися голубыми и лиловыми головками. Она была обнаженной, как и в их первую встречу.

Пушистые, слабо блестящие в свете луны волосы укрывали ее, словно золотистая пена, словно нежные водоросли на морском дне. Они слабо вздымались в такт ее дыханию.

Конан оглянулся и дал знак своим спутникам, призывая к полному молчанию. Но сам тут же нарушил его, схватившись за правую голень, которую обожгло резкой болью.

— Копыта Нергала!..

Он с трудом оторвал один из синих цветов, похожий на большой колокольчик, присосавшийся к ноге и прожегший прочную кожаную штанину. На том месте, где лепестки прикасались к коже, появилась кровоточащая язва.

— Остерегайтесь цветов! — громким шепотом предупредил он своих спутников.

Но было поздно. Молчание ночи прорезал хриплый вскрик.

Один из слуг Шумри, захлебываясь воплем, отрывал от шеи цветок, протянувшийся к нему с ветки дерева. На месте вгрызшихся лепестков зияла рана — из порванной сонной артерии толчками выплескивалась кровь, казавшаяся в свете луны черной.

От крика Веллия тотчас проснулась и вскочила на ноги.

Конан бросился к ней, словно голодный лев на готовую умчаться прочь антилопу. Прежде чем крепкие пальцы варвара сжали ей горло, женщина успела пронзительно закричать. На ее крик со стороны замка и ворот поспешили стражники, в воздухе засвистели стрелы.

— Не стреляйте! — во всю силу своих легких взревел киммериец. — Одно движение — и я задушу ее! Увидев, что госпожа их полностью во власти Конана, красавцы-стражники опустили луки. Но стрелы их уже успели пронзить второго из слуг Шумри, который бился теперь в агонии на траве. Его товарищ, к шее которого присосался цветок, уже не двигался, испустив дух от потери крови. Больд также лежал, упав навзничь.

— Ты ранен? — нагнулся над ним встревоженный немедиец.

Тот покачал головой, с трудом приподнялся и сел.

— Стрела ударила мне в грудь, — сказал Больд. — Смотри.

Сквозь прорехи в одежде Шумри увидел кольчугу из очень мелких колец. В месте удара стрелы она блестела, точно посеребренная.

— Она спасли тебя еще раз, — прошептал Шумри. — Я же тебе говорил…

— Бросьте луки и мечи в одну кучу! — громко распоряжался между тем Конан. — И не вздумайте шутить или утаивать оружие. Иначе ее хрупкое горлышко в один момент хрустнет — точь-в-точь как куриная шейка! Больд поднялся на ноги, пошатываясь, подошел к киммерийцу и встал рядом.

— Не только мечи и луки, но также лопаты, подсвечники и все остальное, — добавил он.

Шумри поразило, что здесь были не только охрана и слуги-мужчины, но и девушки. Растрепанные, полуодетые, оставившие впопыхах постели красавицы сжимали в руках кто что успел схватить: бронзовый подсвечник, топор, шило, ножницы… на их лицах была такая ненависть и решимость, что не оставалось сомнений, насколько они преданы своей госпоже.

Неожиданно Больд изо всех сил оттолкнул Конана. Краем глаза он успел заметить, как одна из молоденьких служанок та, что встречала Конана и Шумри у дверей замка и угощала вином — сумела подкрасться в темноте за спину киммерийцу и, размахнувшись, занесла кинжал над его левой лопаткой.

— Получай же, зверь! — крикнула она, нанося удар двумя руками, но кинжал просвистел мимо цели и вместо лопатки Конана вонзился в плечо оттолкнувшего его Больда.

— Я убью ее! — взревел Конан, и в падении не выпустивший ведьмы и увлекший ее за собой на землю.

Он сжал ее горло с такой силой, что Веллия захрипела и закатила глаза.

Шумри бросился к Больду.

— Ничего, ничего, рана не глубокая, просто царапина, приговаривал он, разорвав рукав и стараясь рассмотреть в призрачном лунном свете узкий разрез, из которого струился темный ручеек крови.

— Рана не глубока, — пробормотал Больд, отводя его руки. — Но эта милая девушка обмакнула кинжал в яд. Должно быть, цветы уступили его ей… Не суетись, друг. Я рад, что последние капли моей жизни истрачены именно так…

Он откинулся головой на землю и прикрыл глаза. По его изможденному, болезненному лицу прошла судорога, после чего все черты словно разгладились и налились покоем.

— Живо оружие в одну кучу, иначе я убью ее! — повторил Конан. — Шумри, разрази тебя Кром! Не забывай про порошок! Немедиец отвел глаза от успокоившегося Больда и послушно вдохнул несколько раз порошок горной травки.

Веллия, слабо извиваясь в мощных руках киммерийца, прохрипела, обращаясь к своим возлюбленным, игрушкам и слугам: — Делайте… что он говорит…

Стражники и служанки нехотя стали бросать на землю свои стальные и бронзовые орудия. Двигались она как-то замедленно, словно в полусне. Шумри сообразил, что запах синих цветов яростный, ненавидящий, жгучий — делал свое дело. Не защищенные пронзительным ароматом серого порошка, слуги Веллии изо всех сил боролись со сном, но он одолевал их.

Спустя недолгое время на траве, рядом с тремя окровавленными трупами валялась дюжина тяжело дышавших, постанывающих под бременем кошмарных сновидений тел.

— Пока кончать, — пробормотал киммериец.

Он швырнул на землю извивающуюся и шепчущую сквозь зубы то ли проклятия, то ли заклинания Веллию, отрезал мечом несколько длинных прядей ее волос и крепко связал ими ее руки и ноги.

— Найди мне камень, да покрупнее, — велел он Шумри.

Немедиец, бессильно опустившийся на искрящуюся хрусталем дорожку, посмотрел на Конана, словно не слыша его или не понимая. — Ладно, я сам найду, — бросил варвар.