Помещение оказалось еще меньше, чем он предполагал, и было скудно освещено масляными плошками. Стены украшали апокалиптические картины шествия Смерти: там она заполняет громадный ров скрюченными трупами, там широко косит, улыбаясь беззубо, людскую жатву войны. Рихтер посмотрел на следующую картину и невольно вздрогнул: Великая лондонская чума была на ней.

Оторвавшись от созерцания внутренностей таверны, он подошел к стойке. За ней никого не было, только ряды стеклянных бутылей мерцали в неверном свете. Рихтер уже собрался было уйти, как вдруг откуда-то сбоку вынырнул хозяин таверны, лысый, с изможденным худым лицом и острым черепом. Он в молчании остановился перед Рихтером.

- Пива, - сказал Рихтер. - Если есть.

- Есть. - Голос трактирщика был глух, будто шел со дна бочки. Он брякнул о стойку перед Рихтером пузатую баклагу с шапкой пены.

Позади Рихтера раздались шаги, и рядом с ним на стойку облокотилась женщина. Он даже не взглянул на нее, занявшись своим пивом: его давно мучила жажда. Мелодичный, с легкой хрипотцой голос произнес:

- Мало кто заходит в трактир "Конь бледный".

Он взглянул на нее. Чересчур яркая косметика совсем ее не портила, а волосы казались от природы такого серебристо-стального цвета. Шею туго обнимало серебряное, под цвет волос, широкое кольцо, от которого, обвивая плечи, вниз тянулись две тонких ленты, поддерживающие ее обнаженные груди. Кроме этого наряда, на женщине больше почти ничего не было.

- Я не знаю вашего города, - сказал Рихтер, вернувшись к своему пиву. Поэтому скорее по привычке сначала зашел сюда.

Женщина засмеялась.

- Случайно ты попал в яблочко. Это одно из немногих мест в городе, где нет рака.

- Да?

- Ты доктор с Виксуна, - сказала женщина. - Но город не знает о тебе.

- Зато ты, видать, знаешь Норьегу.

Женщина вновь засмеялась, глядя на него.

- Как непочтительно называть нашего князя просто по имени!

- Он стал князем? - удивился Рихтер.

- Да. Это произошло уже давно, когда умер князь Восс. Город избрал Норьегу, потому что так хотел.

- Как тебя зовут?

- Рея. Рея из Хальдунга.

- Что тебе взять, Рея из Хальдунга?

- Я не буду пить. Как твое имя?

- Рихтер. Жозе Рихтер.

- Это город рака, Рихтер, - произнесла Рея. - Наверно, этим все сказано. Ведь мы уже сжились с раком. Люди не хотят...

- Чего не хотят люди? - переспросил Рихтер, когда она так внезапно умолкла.

Рея подняла на него глаза.

- Тебе нечего здесь делать, доктор с Виксуна. Улетай отсюда.

- Э, нет, - покачал головой Рихтер. - Сначала я разберусь.

- Что ж. Разбирайся. Это не так уж страшно, как кажется на первый взгляд, Жозе Рихтер.

Он вышел из таверны, и вновь чужой, леденящий ветер сыпанул песком ему в лицо. Немного постояв, Рихтер повернул налево, по той же улице, которая постепенно понижалась. Песок скрипел в пастях химер, присевших в застывшем прыжке у наглухо закрытых ворот домов.

Возле одних ворот Рихтер первого мертвеца. Ребенок лежал на спине, раскинув тощие ручонки в стороны в позе распятого, и песок уже успел набиться в его выеденные раком глаза. Рихтер наклонился над телом. Странные симптомы болезни были налицо. Рихтер не проводил детального осмотра, но уже сразу можно было сказать, что это не обычный рак. Что там говорила Рея? Что-то странное. И болезнь эта странная. Рак, с одной стороны. Но рак не высыпает по всему телу странными пятнами, не выедает глаза, как оспа. И потом, у ребенка. Возможно, рак кожи, но почему у ребенка? И если это рак, то почему нет метастазов? При этой стадии они уже обычно появляются. Рихтер нагнулся и пощупал у ребенка в паху, под челюстью, за ушами. Нет. Черт возьми! Рихтер глубоко задумался, не замечая, что стоит на ветру, у ног его лежит распростертый трупик ребенка, а справа и слева уставились на него осуждающе слепые бойницы нежилых домов. Ветер усилился, песок набивался в пасти химер и стекал меж острых зубов седоватыми струйками, легкими, как прах. Из-за угла показалась процессия. Впереди на лошади ехал всадник, весь в черном, с острым трезубцем в руке, за ним повозка, на ней еще один в черном правил лошадьми. "А вот и мортусы", сказал себе Рихтер. Повозка остановилась возле него.

- Тебе чего здесь? - хрипло спросил всадник с трезубцем, соскакивая с лошади и направляясь к лежащему телу.

- Я доктор, - сказал Рихтер беспомощно.

- Ух ты! - хрипло расхохотался мортус. - Взгляни в телегу, доктор! Там ждут тебя пациенты... Эй, подсоби, Матье!

Рихтер подошел к повозке. Там лежало четыре трупа: трое мужчин и одна женщина. Лицо одного трупа было уже неузнаваемо. Вверх поднимался запах гниющей плоти - обычный запах запущенной раковой опухоли. Он обернулся. Вздев тело ребенка на свои трезубцы и высоко подняв его, мортусы пронесли труп мимо Рихтера и бросили его в повозку. Она тронулась. Рихтер проводил ее взглядом. На своем пути к дворцу князя Хальдунга он видел много трупов: мортусы просто не успевали подбирать всех. Рихтер методично осматривал тела, лежащих ничком переворачивал лицом кверху, и становились видны мертвые глаза. Но, несмотря на кропотливый осмотр тел, общая картина не прояснялась. Рихтер шепотом ругался. Он еще не сталкивался с подобным, и от этого ему становилось неуютно на душе.

Один раз он неожиданно вышел на небольшую площадь. Посередине ее стоял квадратный столб. К этому столбу дико завывающая кучка людей в серых лохмотьях волокла хилого старика с торчащей веником бородой. Лица людей были обезображены опухолевыми ранами. Старик дико вопил и норовил попасть слюной в глаза волокущим. В мгновение ока он был привязан к столбу, откуда-то появились вязанки дров, и столб скрылся в вихре огня и дыма. Люди побросали в огонь какие-то металлические инструменты, склянки с жидкостями разных цветов и разбежались. На площади остался лишь незамеченный никем Рихтер, с недоумением смотрящий на трещащее и гудящее пламя.

- Безумный город, - пробормотал он ежась. - Они жгут врачей? Безумный город!

Дворец выборных князей Хальдунга выветрившимся, темно-коричневым конусом возвышался посреди пустой площади. Рихтер с удивлением отметил, что вокруг дворца также нет охранников, соблюдающих карантин. Лишь каменные грифоны стен дворца безнадежно смотрели вдаль, разинув пасти в трагическом беззвучном вопле.