Начальник отдела поголовной полиции по борьбе с коррупцией среди преступников Фердинанд Фухе предавался послеобеденному кайфу, лениво дымя безникотиновой «Синей птицей» и прихлебывая кефир. В этот час редко кто смел нарушить покой великого комиссара. Посетители покорно прикипали к креслам в передней, секретарша без лишнего шума, но четко и быстро отсекала излишне ретивых курьеров, все телефоны отключались. Все, кроме одного — правительственного. И именно он в этот столь приятный час загремел над ухом разомлевшего комиссара.

— Р-р-р! — отозвался Фухе в трубку.

— Идиот! — послышалось в ответ. — Кретин, скотина, вша клетчатая! Ты взял билеты, остолопина?

— Заткнись, жираф длинноногий, — с достоинством отозвался комиссар, узнавая своего давнего знакомого Акселя Конга, бывшего начальника Государственной контрразведки, а ныне пенсионера и консультанта президента по вопросам безопасности.

— У-у-у! — донеслось из трубки. — Вот я сейчас! Такси! Мигом! Гантелей!

— Н-да, — зевая, констатировал Фухе. — Последняя стадия склероза. Гантеля-то твоя в музее вместе с моим пресс-папье. А там, между прочим, сегодня выходной.

— Вот черт! — разочарованно протянул Конг. — Придется приехать завтра…

— А завтра мы улетаем, — еще больше разочаровал его комиссар. — Я уже и билеты взял — рейс номер тринадцать дробь тринадцать, в тринадцать ноль-ноль, первый класс.

— Ты с работы отпросился?

— Ха! — удивился комиссар. — Ты что, забыл, кто у нас сейчас шеф?

— Ах, да! — спохватился Конг, — конечно! Да, имей в виду: с нами полетит Кальдер.

— А, этот маразматик! А он-то чего там будет делать?

— Болван! В нашей невоевавшей стране есть только трое ветеранов второй мировой войны — ты, я и Кальдер. Забыл, что ли?

— Я-то не забыл, лошак ты этакий, но ведь Кальдеру уже почитай сто лет в среду будет!

— Не увлекайся! Нашему славному рамолику только что исполнилось девяносто два, и он нас еще переживет. Ну да ладно, хватит болтать! Завтра будь у меня в десять, долбанем по стакашке простокваши на дорогу! Ну, бывай! — и в трубке загудел отбой.

Фухе водрузил ее на место, вздохнул, допил кефир и включил внутренний телефон. Затем он погасил окурок в огромной галоше, служившей ему пепельницей, и набрал номер шефа.

— Алло! — рявкнул он, услышав в трубке голос секретарши. — Давай сюда своего! Кто-кто!.. Уши прочисти, дура! То-то! Алло, Лардок? Слушай, суслик, я завтра улетаю в Париж. Откуда я знаю, на сколько? На неделю, на месяц… Да, именно на встречу ветеранов мировой войны. Мне глубоко плевать, рад ты или не рад! А я почем знаю, кто меня заменит?… Ну, пусть Мадлен со второго этажа! Ну и что, разве восемьдесят девять — возраст? А мне плевать, что без образования, зато человек верный! А это ты сам должен был думать, ты кадрами распоряжаешься. Что? А кто же ее на работу брал, я, что ли? Что?! Это кто дебил? Ах, де Бил! Ну так иди ему жалуйся, его плита вторая от входа. Конечно, ты согласен, куда же тебе деться? А какой размер? Это жене? Ах, не жене, тогда можешь не говорить, габариты твоей мымры я знаю. Ладно, свободен, но не забудь: завтра к десяти мне приготовишь машину и эскорт. Все! — и Фухе закончил разговор.

Комиссар впал в лирическое настроение, и работа застопорилась. Фухе было лень заниматься бесконечными случаями нарушения гангстерами финансовой дисциплины, неуплаты ими налогов с каждого дела и регулированием размера взяток чинам поголовной полиции. Разговор с Конгом разбередил душу комиссара, ставшего под старость несколько сентиментальным. Наконец он плюнул на дела, вызвал уборщицу Мадлен и, велев ей приступить к исполнению обязанностей начальника отдела, направил свои стопы в молочный бар «Крот», где как раз в это время должны были получить свежий кумыс, который очень нравился привередливому комиссару. Но забыться не пришлось: у стойки бара Фухе был пойман двумя репортерами.

— Господин комиссар, — затараторил один из них, — несколько слов для «Полицай тудэй»… Что вы чувствуете перед этой исторической поездкой?

— Изжогу, — мрачно ответил Фухе, с грустью вспоминая свое грозное пресс-папье, проломившее череп не одному нахалу.

— Но, господин Фухе, — подхватил второй газетчик, — всего несколько слов…

— А катитесь-ка вы! — попросил Фухе и отвернулся.

В четверть первого следующего дня сверкающий «крайслер» доставил Фухе и Конга прямо к трапу «Боинга-737», летевшего в Париж. Эскорт мотоциклистов просигналил на прощание и отбыл, а старые приятели неторопливо двинулись к самолету. Внезапно сзади загрохотали гусеницы, и к самолету резво подполз здоровенный танк с могучей лазерной пушкой. Люк открылся, и два офицера в парадной форме вытащили наружу седого сгорбленного старикашку в кителе, сплошь увешанном орденами и медалями.

— Хе-хе! — произнес старикашка, когда ноги его коснулись земли. — Не опоздали, стало быть? Ну, спасибо, мальчики, хе-хе, уважили ветерана! Можете, хе-хе, и по домам отправляться!

Офицеры отсалютовали, влезли в танк, и вскоре рокот боевой машины стих вдали. Прибывший старикашка валкой походочкой направился к стоявшим у трапа Конгу и Фухе.

— А вот и мы, — заскрипел вояка. — На месте, хе-хе, герои? Ну здорово, молодцы, давно, хе-хе, не виделись!

— Здравия желаю! — отчеканил Конг и по давней привычке принял строевую стойку.

— Здоров, фельдмаршал! — произнес Фухе. — Еще не рассыпался, старина?

— Скриплю, скриплю! — добродушно согласился фельдмаршал Кальдер и потряс своей сухой лапкой ручищи детективов. — Мне одному без вас, хе-хе, на суд праведный отправляться как-то скучно. Вместе, хе-хе, грешили, вместе и страдать на небесной, стало быть, вахте гауптической будем. Ну, полетели, что ли, соколики?

Соколики тактично и ненавязчиво подхватили бравого фельдмаршала под ручки и повели к трапу. Вдруг из открытого люка повалили наружу пассажиры, только что забравшиеся в салон. Вслед за ними мчались стюардессы, за стюардессами резвым галопом неслись члены экипажа, а завершал забег потный толстяк в мятой форме — офицер службы безопасности.