2. Сказки творятся жизнью

Источника видно не было, но он скрывался где-то тут. Иначе пустыня давно поглотила бы этот уголок, подступив вплотную к Атласовым Клыкам. Ветхая хижина в фарсанге от скал выглядела так, словно помнила еще основание Картагена. Ночи на юге всегда опускались внезапно; когда полная луна исчезала с небосвода, съеденная злым драконом - как сейчас, например, - разглядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки было сложновато даже для зоркого глаза. Кравшемуся впотьмах человеку удавалось не создавать большого шума благодаря скорее везению, нежели охотничьему умению беззвучно подкрадываться к добыче. Хотя в охоте он был немного сведущ. Вот он подобрался к хижине шагов на тридцать - и замер, услышав голоса. Женские. - Будь у меня венец, - с жаром молвила первая, и его воображение сразу нарисовало обладательницу этого голоса: крепкую, пышнотелую, со взором, подобным пылающему очагу, и упрямым, капризным нравом темноволосую дочь марокканских оазисов, - я могла бы заставить котел кипеть вечно! И варева моего достало бы на всех, даже если оделять не только сынов Берберии! - Что котел, Саилар, - презрительно сказала вторая, и голос тут же сотворил у него в голове очертания высокой, гибкой как змея, острой на язык и готовой на все ради достижения цели кареглазой дочери знойного Шеша, - достанься венец мне, я бы сумела соткать такой узор, такое покрывало, что у всякого посягнувшего на скрытые под ним святыни отсохли бы руки! А дерзнувший поднять взор на гору Пути, Джабал Тарик, - вмиг ослеп бы, если только он не чистокровный потомок Владык! - Все это так, Медеар, - мягко проговорила третья, и ему почему-то привиделась невысокая, стройная, светлоглазая дочь берегов Внутреннего моря, чей тихий и уступчивый характер заставлял припомнить пословицу о джиннах, обитающих в спокойных и кристально чистых озерах. - Но только венец не для нас. Одному лишь Владыке дано носить его. Зато наш дар - умение править носящим венец! И став спутницей Владыки, его руками я рискнула бы добиться всего, чего хотите вы - и много, много большего! Тут на горло ночного пришельца легла петля. Сила, намного превосходящая его собственную, вздернула его на ноги. Хрустнули сухие ветви кустарника. - Девочки, у нас гость, - раздался еще один женский голос, однако сейчас воображение отказалось служить цеплявшемуся за жизнь человеку, - ну-ка, приведите себя в порядок, да поживее! - Но, мама, ты же сама приказала... - Цыть, Адар! Будут и другие ночи, это не последняя Черная Луна в нашей жизни. Справиться я могу и сама, а вот гостей таких поискать. Верно я говорю, а? - последнее уже относилось к болтавшемуся в петле "гостю", по очевидным причинам не способному выдавить из себя ни одного членораздельного звука. Волшебная петля соскользнула столь же внезапно, сколь и затянулась. Человек рухнул на четвереньки, кашляя и жадно глотая холодный воздух. Левая рука, однако, уже тянулась к заткнутому за пояс небольшому ятагану. - А вот этого не нужно, милок. - Вспыхнул бледный огонек-светлячок, и при виде возникшего из темноты морщинистого лица пальцы его застыли, так и не коснувшись резной рукояти из рога либийского буйвола. Да и не только пальцы; холод суеверного ужаса сковал все тело. Старуха хихикнула. - Помните, значит, еще Берберскую ведьму, а? Ну полно, парень, не съем я тебя. - Ухмылка обнажила острые зубки, каким позавидовали бы многие женщины куда моложе двухсотлетней героини детских "страшилок" и значительно менее приятных историй для взрослых. Девочки, а ведь все ваши мечты могут стать правдой. К нам тут пожаловал эр-Рахман Ади ибн-Керим, наследный принц берберского престола собственной персоной! Занятно, а? Любые, даже самые что ни на есть сказочные сказки, творятся жизнью!..

3. В собственном аду

Я шел по времени назад, из темноты на свет; и тлел в воспоминаньях ад, которого уж нет. Мгновенье обгоняло час, а день столетьем был - покуда не раздался Глас, который я забыл. Я помнил то, чем должен стать, но то, что было мной - исчезло, повернуло вспять, столкнувшись со стеной - стеной, в которой есть врата, и жизнь за ними... Нет! О небо, как же жжет Черта, мой груз забытых лет... Вперед, вперед, туда, где явь не обратится в сон, в кошмарный сон убийств, облав и битв за Черный Трон. Туда, где памяти пески, впитавши кровь и пот, светлы вновь станут и сухи - и прошлое уйдет... Я шел - и Нави серый мех мне ноги щекотал, и встречных Знаков тихий смех меня сопровождал, и слово о вчерашних днях (вчерашних для меня, грядущих для живых...) в тенях сплетало сеть огня. И слов моих седой огонь обжечь теперь не мог; в нем жара не было, ведь он был мертв. Как весь мой род, и как я сам... Зачем?! К чему себе же в грудь вонзать минувших грез клинок? Ведь тьму страданьем не изгнать... Нет! Пусть мне суждено забыть, пусть сгину я в ночи, пусть тот, кем мне придется быть, не сможет взять свечи и тайной следовать тропой, - плевать! Пока иду, я буду жить - самим собой. И в собственном аду.

4. Храм Асты

- Айе, да откуда только ты все это знаешь, Таран? Стратег великий у тебя в предках был, что ли? Барон засмеялся, сам подивившись, что употребил столь мудреное слово имперских времен - "стратег". Два оруженосца тоже для приличия заулыбались. Улыбнулся и вызванный для разноса старшина наемников Таран, однако от этой улыбки почему-то перестали смеяться все остальные. - Дон Вальмунд, меня начальником этих чертей не из-за происхождения сделали. - Начальник тут я! - рявкнул барон. - Конечно, дон Вальмунд. Вы приказываете мне, а я - наемникам. Кажется, у людей образованных это зовется "иерархия". Услышав еще одно мудреное слово из языка павшей Империи, оруженосцы явно почувствовали себя не в своей тарелке. Барон был покрепче и только поджал губы. - Пять нарядов вне очереди и неделю без вина. - Как прикажете, - наклонил голову Таран. - Продолжать? - Да. - Наша конница неплоха против лигуров или иберов, но с леонскими рыцарями ей не тягаться. Каталонские всадники-горцы перед прямым ударом не устоят, однако они легче и выносливее - если будут метать дротики и не ввязываться в ближний бой, поле останется за ними. Что до пехоты - иберы, если атакуют, храбрее и в чем-то посильнее наших, хотя мы снаряжены лучше. Я бы посоветовал конницу, пращников и стрелков использовать для прикрытия и отвлекающих маневров, а основной удар оставить за тяжелой пехотой. - Все сказал? - Не совсем, дон Вальмунд. Пехоты нужно вдвое больше, чем сейчас, и подготовка должна быть посерьезнее. Занимайся этим я сам, я бы принимал всех, кто желает служить, устраивал испытания - и непригодных гнал в три шеи. Из оставшихся берусь сделать хороших солдат за несколько месяцев. Вальмунд издал неразборчивое рычание. - Почему ты думаешь, что я послушаюсь твоих советов? Наемник пожал плечами. - Господин барон, обычно полторы сотни бойцов удачи не затем на службу берут, чтобы они нужники чистили... - Родрик, Янгер - оседлать трех наших лошадей, - не оборачиваясь, бросил Вальмунд оруженосцам. Когда те бегом ринулись выполнять распоряжение, он тихо добавил: - Кому проговоришься, на месте закопаю. - Наемники верны, пока их не обманывают. Это барон и так знал. Ради чего и пошел на дополнительные расходы. Ради чего и несравненную самоуверенность старшины наемников терпел. Потому что нуждался в его людях, а главное, в опыте Тарана. За последние несколько лет этот взявшийся неведомо откуда воин заработал среди вольных солдат Астурии и Лигурии такой авторитет, что мог бы армию набрать, предложив только половину обычного жалования... а главное, был дьявольски умен и изворотлив. Грамотой Таран вроде бы не владел, говорил, как не слишком образованный уроженец юго-восточной Астурии (Мадрид, может быть, Саламанка или Толедо). Но знал да умел столько, сколько не всякому знатному военачальнику доступно было!.. Наемники верны, пока их не обманывают, только как раз обманывали наемников частенько. Не каждый раз, понятно, и не через раз, но случалось. Обычно дело развивалось так: наемников бросали на самый жаркий участок битвы, и если те все-таки одолевали и требовали своей награды - оставалось их слишком мало, чтобы подкрепить свои требования силой. Какую-то долю им, разумеется, выделяли, но и только. Лет пять или шесть назад магистрат вольного города Бургоса, что лежит в северной части астурийско-иберийского пограничья, попытался провернуть этот старый трюк с полусотней солдат удачи, которая была призвана защитить горожан от распоясавшихся сверх всякой меры разбойников-иберов. Фокус было удался, но младший командир Таран неожиданно повернул свою двадцатку в ратушу, без большого труда расправился с охраной и взял в заложники насмерть перепуганных правителей города. Затем в краткой и выразительной речи сообщил, что если к полудню следующего дня его люди не получат по сорок солидов на брата плюс по десять солидов для передачи наследникам каждого из погибших - к вечеру наследники многоуважаемых членов магистрата будут подсчитывать СВОЕ наследство. Деньги доставили к утру. Наемники в гробовом молчании покинули город, никого пальцем не тронув, а потом закатили праздник. С тех пор на солдатах удачи пытались нажиться дважды. Во второй раз наемники порядком рассердились и, не утруждая себя ультиматумами, захватили и разграбили замок вероломной "хозяйки", принцессы Лианны, старшей сестры Данкварта Лигурийского. Король предпочел закрыть на это глаза, поэтому трон под ним только пошатнулся. Мудрое решение: ввяжись Данкварт в открытую войну с наемниками, не стало бы у него ни трона, ни головы. В чем полтора года спустя убедился Филипп Астурийский, попытавшись запретить носить оружие людям неблагородного происхождения либо не находящимся у таковых на службе. Не любил король солдат, что сражаются за деньги, вот и попытался их приравнять к разбойникам. Приравнял. "Новые разбойники" быстро столковались с разбойниками старыми, на ближайшей же охоте король попал в искусно продуманную ловушку - и лишился короны вместе с головой. Корону потом нашли, голову - нет. Племянник Филиппа, Рандвер, заняв трон, немедля отменил указ дядюшки и в качестве примирения предложил наемникам постоянную службу. Некоторые согласились, но многие предпочли оставить все как есть. Таран был, разумеется, среди последних, что Вальмунда более чем устраивало. Обычные солдаты не годились для его замысла. Обычный солдат - не войдет с оружием в храм Асты.