Ш е р в у д. Глаза добрые, а из них холодок синий глядит. Как не презирать ему меня, Шервуда, человека, стоящего у окон. Да, да, стоял и смотрел, как бегают по паркету ножки в белых туфельках, маленькие, беленькие.

Г р о х о л ь с к и й. Ну, вот это так. Да, брат, это великое дело ножки.

Ш е р в у д. И все для них, для мундиров гвардейских. А для нас ничего.

Г р о х о л ь с к и й. Ничего? Да, брат, ничего. А ведь она со мной говорила, Марина Александровна, Киприда среди муз.

Ш е р в у д. Что же она сказала?

Г р о х о л ь с к и й. "Попросите, говорит, Василий Мельхиседекович". Как нарочно - этакое имя безобразное. "Попросите, говорит, нам лодки приготовить, мы на мельницу поедем".

Ш е р в у д. Дурак!

Г р о х о л ь с к и й. Чего ты ругаешься? С тобой-то и того не говорили.

Ш е р в у д. Зачем они сюда каждые две недели ездят?

Г р о х о л ь с к и й. Кто?

Ш е р в у д. Командиры полков и младшие офицеры. Всегда одни и те же. Они вина не пьют, танцуют мало и все говорят о чем-то, собравшись во флигеле.

Г р о х о л ь с к и й. Вот загадку нашел. Нынче мода такая, чтоб дамам понравиться. Все они пери да гурии. Донеси-ка генералу, сам приедет. Он до гурий-то охотник. Ну, пойду эту чортову пасеку искать. (Уходит и поет.)

У моей у милой глазки,

Словно ангельский букет.

Коли взглянешь без опаски

На земле покою нет.

(Входит Степан.)

С т е п а н. Ты их высокоблагородия не видал?

Ш е р в у д. Ты? Как ты смеешь!

С т е п а н. А ты что за генерал?

Ш е р в у д. Не генерал, а чище тебя, хам.

С т е п а н. Ну, ты, не кричи. Кричать-то и я умею. За своим делом гляди лучше. Нет хуже вас, с одного боку образованные. Мы-де в университете в передней стояли.

(Шервуд бросает инструменты и уходит.)

М а р и н а (за сценой). Сюда, Мишель, к мельнице.

С о ф ь я. Нас перевернет. Ради бога, возьмите у нее весло, Сергей Иванович! Да не наклоняй так лодку, Марина.

М а р и н а. Я хочу достать лилию.

М-м Л о р э. Марина! Марина!

Б е с т у ж е в. Я не дам ей упасть, madame.

С о ф ь я. Наконец, берег. С тобой невозможно кататься!

(Входят: Сергей Муравьев, Бестужев, Марина, Софья и м-м Лорэ.)

С т е п а н. Вам письмо, ваше высокоблагородие.

С е р г е й М у р а в ь е в. Хорошо. Не забудь принести сюда ящик. Мы все будем здесь.

С т е п а н. Никак нет, не забуду.

(Степан уходит. Марина и Сергей Муравьев подходят к окну, в стороне от остальных.)

М а р и н а. Осень. Золото на воде, а клены красные, как заря. Сергей Иванович, скоро?

С е р г е й М у р а в ь е в. Государь будет через две недели под Белой Церковью.

М а р и н а. Одна минута, один шаг - и вся Россия станет на голову. И это будет все ваше, - победа, освобождение, а нам... мне страх, один страх. Как мы бедны, Сергей Иванович! Я буду только ждать и бояться, страшно бояться.

С е р г е й М у р а в ь е в. Такова участь невесты заговорщика: бояться и ждать.

М а р и н а. А вы сами... вы...

(Входят: Стрешнев, Кузьмин, Аннет и др. гости. За ними крепостные музыканты.)

С т р е ш н е в. Мы отстали... Но вечер так хорош.

А н н е т. Здесь, значит, мелют, как это... кукурузу?

Б е с т у ж е в. Кто пишет, Сережа?

С е р г е й М у р а в ь е в. Фон-Визин. Он не может быть сегодня.

С т р е ш н е в. Поэты любят мельницы. Вы не находите, что в этой темноте много таинственности?

А н н е т. Кажется, что здесь прячутся эльфы и сильфиды, чтоб ночью начать свой хоровод. Ах, давайте попробуем подражать этим созданьям.

С т р е ш н е в. Хоровод? Прекрасно. Все эльфы пожелтеют от зависти.

А н н е т. Будем, как эти... по-русски "простолюдины"? Да?

М а р и н а (Сергею Муравьеву). Вы хотите ехать завтра?

С е р г е й М у р а в ь е в. Да, непременно.

М а р и н а. Вы стали снова редко бывать у нас. Если б я... и Мишель попросили вас остаться?

С е р г е й М у р а в ь е в. Мне бы не хотелось в чем-нибудь отказать вам, но мой отпуск кончается на этой неделе.

М а р и н а (подавая ему лилию). Возьмите.

С е р г е й М у р а в ь е в. Мне кажется, она должна принадлежать Мишелю.

М а р и н а. Да? (Бросает лилию в реку и подходит к Аннет.) Хоровод? Возьмите и меня.

С о ф ь я. (Муравьеву). Вы не хотите участвовать в сельских забавах?

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, я не умею играть в "простолюдина". Ваши маки осыпаются.

С о ф ь я. На вашей перчатке лепестки, как кровь.

С е р г е й М у р а в ь е в. Кровь - долг каждого военного.

С о ф ь я. Ах, нет, бросьте их.

С е р г е й М у р а в ь е в. (Бросает горсть лепестков в окно.) Все бело попрежнему.

М а р и н а (которая издали смотрит на них). Довольно. Хоровод не выходит. Лучше танцовать. Русскую! Я буду танцовать.

А н н е т. Говорят, этот танец не лишен изящества. Государыня изволила смотреть.

М а р и н а. Играйте же.

(Музыканты играют. Марина танцует, постепенно ускоряя темп.)

А н н е т. Прелестно!

Б е с т у ж е в. Марина, милая, дивная!

К у з ь м и н. Терпсихора!

М а р и н а (музыкантам). Почему так медленно? Скорей!

С е р г е й М у р а в ь е в (тихо, когда Марина приближается к нему). Не надо больше, вы устали.

М а р и н а. Нисколько. Я хочу.

С е р г е й М у р а в ь е в (подходит к Бестужеву). Миша, посмотри, она бледна. Попроси ее не танцовать больше.

Б е с т у ж е в. Вы устанете, Марина. Становится холодно...

М а р и н а. Нет, нет... Мишель, дайте мне руку.

Б е с т у ж е в (подбегая к ней). Боже мой! Вы нездоровы? Что с вами, моя дорогая, милая муза? Пойдемте. Сядьте здесь.

С т р е ш н е в. Что такое? Что с тобой?

К у з ь м и н. Вот скамья.

А н н е т. Ничего, дорогая, все пройдет.

М-м Л о р э. О, мой бог! Дитя мое.

Б е с т у ж е в. Ну, что, Марина? Вам лучше? Да?

М а р и н а. Да, да, не тревожьтесь. Кружилась много, вот и все. Не ждите меня, мы с Мишелем дойдем потихоньку.

С т р е ш н е в. Дай посмотреть. Снова розовеешь - значит, ничего опасного. Все от неумеренности, madame, не так ли? Однако нас ждут. Пора в гостиную, господа. Я надеюсь на вас, Мишель.

(Все уходят, кроме Марины и Бестужева.)

Б е с т у ж е в. Так ничего? Все прошло?

М а р и н а. Ну, конечно... Мишель, скажите, вы очень меня любите?

Б е с т у ж е в. Я? Вас? И вы спрашиваете? Я бы не умер, потеряв вас, нет, но я утратил бы все вдохновение, Марина. Революция, вы и Сережа больше нет ничего!