Декреты о земле и о мире, утвержденные Съездом, печатались в огромных количествах и через делегатов с фронта, через приезжавших из деревень крестьянских ходоков, через агитаторов, которых мы отправляли в провинцию и в окопы, распространялись по всей стране. Одновременно шла работа по организации и вооружению Красной Гвардии. Вместе с старым гарнизоном и матросами она несла тяжелую караульную службу. Совет Народных Комиссаров завладевал одним правительственным учреждением за другим, но всюду наталкивался на пассивное сопротивление высшего и среднего чиновничества. Прежние советские партии прилагали все усилия к тому, чтобы найти в этом слое опору и организовать саботаж новой власти. Наши враги были уверены, что дело идет об эпизоде, что завтра-послезавтра, через неделю, Советская власть будет сброшена… В Смольном появились первые иностранные консулы и члены посольств, движимые столько же текущими деловыми потребностями, сколько любопытством. Корреспонденты спешили туда со своими записными книжками и фотографическими аппаратами. Все торопились посмотреть, как выглядит новая власть, ибо были уверены, что через день-два будет уже поздно.

В городе царил полный порядок. Матросы, солдаты, красногвардейцы держали себя в эти первые дни с превосходной дисциплиной и поддерживали режим сурового революционного порядка.

В лагере врагов начинались опасения, как бы «эпизод» не затянулся слишком долго, и вместе с тем наспех создавалась первая организация наступления на новую власть. Инициатива принадлежала с.-р. и меньшевикам. В прошлый период они не хотели и не смели брать в свои руки всю власть. В соответствии со своим промежуточным политическим положением они удовлетворялись тем, что состояли в составе коалиционной власти в качестве помощников, критиков, доброжелательных обличителей и защитников буржуазии. Во время всех выборов они добросовестно предавали либеральную буржуазию анафеме, а в правительстве столь же исправно объединялись с нею. За первые шесть месяцев революции они успели в результате этой политики окончательно утерять доверие народных масс и армии, а теперь ударом октябрьского восстания они отбрасывались от государственного аппарата. Между тем еще вчера они считали себя хозяевами положения. Преследуемые ими вожди большевиков жили нелегально, скрываясь, как при царизме. Сегодня большевики завладели властью. А вчерашние министры-соглашатели и их сотрудники оказались отброшенными в сторону и сразу лишились какого бы то ни было влияния на дальнейшее течение событий. Они не хотели и не могли верить в то, что этот крутой поворот означает начало новой эпохи. Они хотели и заставляли себя думать, что тут — случайность, недоразумение, которое можно устранить несколькими энергичными речами и обличительными статьями. Но с каждым часом они наталкивались на все более непреодолимые препятствия. Отсюда их слепая, поистине бешеная ненависть.

Буржуазные политики, разумеется, не решались идти в огонь. Они проталкивали вперед с.-р. и меньшевиков, которые в борьбе против нас обрели всю ту энергию, какой им не хватало в тот период, когда они были партией полувласти. В их органах распространялись наиболее чудовищные слухи и клеветы. От их имени исходили прокламации, заключавшие в себе прямые призывы к разгрому новой власти. Они же организовывали чиновников для саботажа, юнкеров — для военных выступлений.

27-го и 28-го мы продолжали получать от армейских комитетов, городских дум, земств, от организаций Викжеля (руководящего учреждения железнодорожного союза) непрерывные угрозы по телеграфу. На Невском, главной артерии столичной буржуазии, становилось все более оживленно. Буржуазная молодежь выходила из оцепенения и, подталкиваемая прессой, развертывала на Невском все более широкую агитацию против Советской власти. При помощи буржуазной толпы юнкера разоружали отдельных красногвардейцев. На более глухих улицах красногвардейцев и матросов пристреливали. Группа юнкеров захватила телефонную станцию, были сделаны, с той же стороны, попытки захватить телеграф, почту; наконец, нам донесли о том, что три броневика попали в руки какой-то враждебной нам военной организации. Буржуазные элементы явно поднимали голову. В газетах провозвещалось, что мы доживаем последние часы. Наши люди перехватили несколько секретных приказов, из которых было ясно, что против Петроградского Совета создана боевая организация, в центре которой стоял так называемый Комитет защиты революции, созданный городской думой и Центральным Исполнительным Комитетом старого состава. И там, и здесь господствовали правые с.-р. и меньшевики. В распоряжение этого Комитета поставляли себя юнкера, студенты и многие контрреволюционные офицеры, стремившиеся из-за спины соглашателей нанести Советам смертельный удар.

Опорными пунктами контрреволюционной организации служили юнкерские училища и Инженерный замок, где было сосредоточено довольно много оружия и боевых запасов и откуда делались налеты на учреждения революционной власти.

Отряды красногвардейцев и матросов окружали юнкерские училища, посылая туда парламентеров, предлагали выдать оружие. Оттуда отвечали выстрелами. Осаждавшие топтались на месте, вокруг них собиралась публика, и нередко шальные пули из окон ранили прохожих. Стычки получали неопределенно-затяжной характер, и это грозило деморализацией революционных отрядов. Необходимо было принять самые решительные меры. Задача разоружения юнкеров была возложена на коменданта Петропавловской крепости, прапорщика Б.[17] Он плотно окружил юнкерские училища, подтянул к ним броневики и артиллерию и, предъявив юнкерам ультиматум: сдаться — дал им десять минут на размышление. Из окон отвечали новыми выстрелами. По истечении 10 минут Б. приказал открыть артиллерийский огонь. Первые же выстрелы открыли в стенах училища зияющую брешь. Юнкера сдались, хотя многие пытались спастись бегством и, убегая, отстреливались. Создалось ожесточение, всегда сопровождающее гражданскую войну. Матросы учиняли, несомненно, жестокости над отдельными юнкерами. Буржуазная печать потом обвиняла матросов и Советскую власть в бесчеловечности и зверстве. Она молчала об одном: что переворот 25–26 октября произошел почти без выстрелов и без жертв, и что только контрреволюционный заговор, организованный буржуазией и бросивший ее молодое поколение в огонь гражданской войны против рабочих, солдат и матросов, привел к неизбежным жестокостям и жертвам. День 29 октября создал резкий перелом в настроении петроградского населения. События приняли более трагический характер. Вместе с тем наши враги поняли, что дело обстоит гораздо серьезнее, чем они думали, и что Совет отнюдь не собирается отдавать завоеванную им власть по требованию капиталистических газет и юнкеров.

Очищение Петрограда от контрреволюционных очагов шло очень напряженно. Юнкера были почти поголовно разоружены, участники восстания арестованы, заключены в Петропавловскую крепость или вывезены в Кронштадт. Издания, открыто призывающие к восстанию против Советской власти, были закрыты. Против некоторых из вождей прежних советских партий, имена которых значились под перехваченными контрреволюционными приказами, были изданы распоряжения об аресте. Военное сопротивление в столице было окончательно сломлено.

На очередь встала длительная и изнурительная борьба с итальянской забастовкой чиновников, техников служащих и пр. Эти элементы, принадлежащие в значительной своей части по оплате труда к угнетенным классам народа, по условиям существования и по психологии примыкают к буржуазному обществу. Они верой и правдой служили государству и его учреждениям, когда во главе этого государства стоял царизм. Они продолжали служить государству, когда власть перешла в руки империалистической буржуазии. Они перешли в наследство со своими знаниями и техническими навыками к коалиционной власти в следующий период революции. Но когда восставшие рабочие, солдаты, крестьяне отбросили от государственного руля партии эксплуатирующих классов и попытались взять управление делами в свои собственные руки, тогда чиновники и служащие встали на дыбы и решительно отказали новой власти в какой бы то ни было поддержке. Чем дальше, тем шире развертывался этот саботаж, организаторами которого выступали преимущественно с.-р. и меньшевики и который питался за счет финансовых средств, доставлявшихся банками и союзными посольствами.