* * *

Над вычерченной в песке схемой зависли тощие руки с обломанными ногтями. Несколько камешков-фишек пришлось выбросить, но в резерве оставалось еще достаточно. Более чем достаточно. Игрок покосился на кучку мелкой речной гальки и хихикнул. Здесь на любое войско хватит, да только нет войску хода в Тристрам. Не заметит его, мимо по дороге пройдет. На пергаментах - все как полагается, вот он, городок Тристрам из Страсбургской епархии, вот chartea всего района, вот список обо всех податях, Тристрам везде там отмечен как полагается; обоз купеческий будет проходить, путник какой, один или с компанией - все честь по чести, городок как городок. Маленький, бедный, почти что деревня, ну так и место ни для перекрестка торговых путей не годится, ни для постройки цитадели - край оборонять... А будет мимо войско идти - не увидит ничего. Речка течет, развалюха какая-то на островке стоит - и все. Удачное место. Не зря сюда Тристрам из Лионесс сквозь саксонские армады пробивался. Пробился. И не ушел. Удачное место... Подброшенный медный грош завертелся в воздухе и упал на середину схемы. Изображение почти стерлось, но еще можно было разобрать голову римского орла и выбитую дату - DXXIV Anno Domini.

* * *

Пепин понял все сразу, не понадобилось ничего объяснять. - Клади на лавку, осторожнее... девочка, ты останься, поможешь, остальные - пшли вон отсель! Марион спорить не стала, хотя весьма не любила, когда ее звали "девочкой". Впрочем, лекарю простительно - лет ему было, похоже, хорошо за семьдесят, он Огдена-трактирщика не постеснялся бы назвать "пареньком". Хотя руки Пепина не дрожали, сутулость не выглядела печальным следствием преклонного возраста, а морщин на узком лице насчитывалось немногим больше, чем у того же Ротта, лекарь был явно стар. На голове почти не оставалось волос, жидковатая бородка белела свежевыпавшим снегом, а бледно-зеленые, чуть навыкате глаза... Не то чтобы они были "источниками вековой мудрости", как порой выражались сказители, но говорили о возрасте своего хозяина больше, нежели все остальное вместе взятое. Скупыми, выверенными до мелочей движениями Пепин разодрал кусок полотна на полосы, окунул одну в резко пахнущий спиртом прозрачный раствор и бросил через плечо: - Вынимай нож, только медленно! Марион послушно потянула за рукоять. Ротт захрипел, сжимая края лавки, но не пошевелился. Когда острие вышло из раны, лекарь присыпал ее каким-то порошком и приказал раненому: - А теперь стисни покрепче зубы - и не попусти тебя святой Эгмонт даже вздохнуть, пока не скажу! Вильхельм кивнул, и тогда Пепин запустил в рану палец, обернутый проспиртованной полосой ткани. Ноги Ротта дернулись, лицо исказилось от боли; лекарь осторожно вытащил окровавленный палец, показав вцепившийся в полотно осколок металла. - Теперь все хорошо. Перевязывай, девочка - а ты можешь возблагодарить своего покровителя, что жив остался. Знаю я эти клинки, будь они прокляты... Еще когда служил в войсках Магнуса, у меня друг умер от такой раны. Пока Марион бинтовала грудь сакса, Пепин швырнул ткань в камин, на тлеющие угли. С шипением полыхнуло пламя, затем в камине вновь остался лишь ровный, красно-серый жар. - Кто... - выдохнул Вильхельм, закашлялся, сплюнул и вновь заговорил: - Кто делал такие клинки? - Храмовые ордена. Говорят, италийцы этому у мавров научились, но думаю, врут. "Перст Господа" называется - у такого ножа хрупкое острие, оно от удара обламывается и остается в ране. Если не извлечь сразу же, уйдет вглубь и пропорет все, что только можно. Человек и умирает, а храмовники с соболезнованиями кивают: Господня кара, мол... Ротт скривился, потом озабоченно нахмурился. У Марион округлились глаза, рука сама собой потянулась ко рту - подавить рвущийся наружу возглас. Обоим им живо представилась фигура воина-скелета в панцире офицера ордена храма...

* * *

- Хватит, - Робин рубанул воздух ребром ладони. - Никакого мне больше геройства. Двигаем напролом, как таран, крушим всех и вся. Тромм, ежели вдруг что - не стесняйся... ну ты понял, о чем я. - Верно! - поддержал Йэн. - Мари, а ты бы лучше вовсе не высовывалась - укрывайся между нами да из лука бей. Небось там не только мертвяки шастают... Ротт фыркнул. - Одно сражение видел, так уже великим тактиком себя возомнил! - Почему вдруг одно? - притворно обиделся Малыш. - И вовсе даже не одно, а целых три! Штурм Донаркейля, битва под Рейнхембахом и заварушка в Зеленой лощине, или как ее - ну, еще когда Алан там жил... Вполне приличные сражения - скажешь, нет? Вильхельм махнул рукой. Переспорить гэла, если тот твердо намеревался стоять на своем, мало кто мог. Даже если повод для препирательств - разбитая скорлупа выеденного два года назад гусиного яйца. ...Темные помещения собора дышали тяжкой угрозой, воздух словно был полон незримых глаз, хлеставших по спинам тех, кто вновь посмел осквернить своим присутствием это некогда святое место. Тьма становилась все гуще и осязаемее, и хотя на пути их не попадался пока ни один ходячий скелет или кто-то в этом же роде - Тромм уже почти готов был взять назад свое недавнее заявление, что тут ожидает нечто похуже темноты. То есть монах не сомневался, что такое "нечто похуже" вполне возможно - ему казалось, что если это самое Нечто вылезет наружу... Додумать эту мысль он не успел. Было по-прежнему темно. Витавший в переходах давний запах тлена и пыли не исчез и даже не стал слабее, но к нему добавился новый. Весьма знакомый, по правде говоря. Так могло бы вонять на заброшенной скотобойне. Смрад крови и гнили ударил потоком. Марион вскрикнула и пустила стрелу. Почти сразу, словно цель находилась шагах в десяти, раздался звук входящего в плоть наконечника и раздраженное ворчание. - Yin Lles! - раздалось непонятно откуда. Люди оказались в центре светового колокола, шагов пятнадцати в поперечнике и восьми - в высоту. За чертой света, едва различимое в полумраке, высилось Нечто. Живущие в темноте обычно не любят даже неяркого освещения, однако это создание было исключением. Все так же ворча, Оно сделало пару шагов вперед - и остановилось, давая пришельцам возможность насладиться созерцанием Его облика. Поскольку, по Его мнению, сие зрелище было последним, что они увидят в этой жизни... - Назад! - хлестнул по нервам приказ Ротта. Ноги кормят не только волка, но и его друзей-приятелей - лесных разбойников. Вряд ли сами чемпионы легендарной Олимпии в состязаниях по бегу смогли бы одолеть полторы сотни шагов по коридорам быстрее, чем это проделали Робин и его компания. Существо, невзирая на габариты, вовсе не отличалось неуклюжестью, и восьми шагов форы мчавшемуся последним Тромму едва-едва хватило, чтобы проскользнуть в захлопывающуюся перед носом Существа решетчатую дверь. Йэн с лязгом задвинул засов, люди почувствовали себя почти в безопасности. Когтистые лапы, выглядевшие достаточно мощными, чтобы разодрать пополам взрослого быка, сомкнулись на железных прутьях и потянули. Раздался жалобный скрип; строивший эту дверь мастер, похоже, не готовил ее к подобным испытаниям. - Ну все, - заявила Марион, - ты меня достал. Натянув лук до отказа, она всадила в грудь Существа стрелу. Та утонула в красно-бурой плоти на пол-древка; Существо раздраженно рыкнуло, почесалось, словно после комариного укуса, и снова принялось раздвигать решетку. - А ну, вместе! Вторая стрела ударила в морду, похожую на помесь свиного рыла с помятой ослиной задницей. Марион метила в глаз, но промахнулась и раскроила Существу нос и скулу (конечно, если это были именно нос и скула - на человеческие они походили весьма мало). Робин полоснул мечом по одной лапе, Ротт всадил топор в другую - лезвие частично ударило по решетке и получило несколько зазубрин, но и Существу явно досталось. Отдернув лапы, Оно задумчиво вылизало раны длинным, более чем в локоть языком (кровь остановилась чуть ли не мгновенно); и пока Марион доставала из колчана следующую стрелу, в правой лапе Существа возникло неприятное оружие вроде мясницкого топорика-секача - предназначенного, вероятно, для разделки цельных китовых туш. Марион выстрелила опять, поразив на сей раз шею Мясника. Тот не обратил на это никакого внимания, занес свой секач - и с размаху рубанул по двери. Решетка простонала, раскроенная чуть ли не наполовину. Еще два таких удара - и... - Йэх-хха! - выдохнул Йэн, успевший незаметно выбраться сквозь пролом (для него дыра была достаточно широка), и обрушил свой посох на "ногу" Существа, в район колена. Удар такой мощи сметал закованного в латы рыцаря либо с лошади, либо вместе с лошадью. У Мясника не хватило наглости устоять на ногах, и Он покачнутся, едва не рухнув. Секач вновь взмыл в воздух, целясь уже в Малыша Йэна, но тут вновь сказала свое " тванг" тетива лука Марион - и стрела пронзила запястье Существа, пройдя навылет. Жуткое оружие выпало из руки Мясника; Йэн ударил вторично, в ту же ногу. На этот раз Существо грузно повалилось - и тогда выскочивший следом Ротт, раскрутив на бегу свой топор, всадил лезвие Ему в затылок. Мгновением позже подоспел Робин, вонзивший клинок куда-то в спину Мясника. Даже демон от такого подох бы на месте. Существо, истекая вонючей слизью, начало приподниматься. Булава Тромма с треском врезалась в раскроенный затылок, но Мясник словно не заметил и этого. Малыш Йэн въехал концом посоха Ему в физиономию; клыки Существа сомкнулись и зажали тяжелый дрын, будто в тисках. Дубовый посох в ладонь толщиной хрустнул как гнилая палка. Опять поразили цель топор Вильхельма, булава монаха и меч Робина, опять Мясник проигнорировал новые раны. Тромм уже было собрался УДАРИТЬ, однако тут Йэн воткнул обломок посоха в горло Существа - как раз туда, куда угодила одна из стрел Марион, - и с силой провернул его там. Раз, и еще раз. Жуткие когти Мясника, почти сомкнувшиеся на плечах Малыша Йэна, пробороздили Леориксову броню - и бессильно опустились. Испустив последнюю порцию вони, тело осело наземь.