Я думаю, с умом все же в анкете что-то недооценили.

Нужно еще разобраться, что это за ум и почему он занимает у мужчин шестое место, а для женщин совсем не обязателен.

Все перечисленные характеристики для мужчин и для женщин я заменил бы одной - ум.

Это не тот ум, который уходит в отцовские задачи, и не в полном смысле житейский опыт, а особый ум - чтобы уступать, не ссориться, поговорить по душам и вообще вести себя по-человечески. Для женщин и мужчин этот ум - их верность, скромность, честность, чуткость, это даже опрятность и умение вести хозяйство. Ведь каждый умный человек понимает, что от этих качеств зависит нормальная жизнь, и старается их развить. Этот ум - "неэгоизм". А отец - эгоист. У него есть ум профессиональный, который нужен для его работы, есть "ум вообще". У матери туговато с "умом вообще", то есть с общим развитием, и по профессии она просто пекарь, но у нее есть "неэгоизм". В каком-то отношении она умнее отца.

Еще я изучил статистику вступлений в брак в этой же статье. Смысл статистики - выяснить, почему люди женятся и что из этого выходит. К моим родителям мог подойти только один повод для женитьбы - необходимость в связи с рождением ребенка. Оказывается, по статистике в этом случае количество счастливых и несчастливых браков абсолютно одинаково. Счастливых браков - 21,43%, несчастливых - 21,43%, а удовлетворительных

57,14%.

Однако если бы мои родители поженились, их брак не только бы не был счастлив, но даже не был бы и удовлетворителен. У них бы ничего не получилось. Мои родители - неровня. Неравный брак как был до революции, так и остался, только суть другая. Здесь ни при чем равенство прав мужчины и женщины. Моих родителей разделяет разница интересов и желаний.

А может, виновата не разница в духовном развитии, а отсутствие любви и эгоизм? Все равно очень обидно, что это случилось именно с моими родителями.

24

Двадцать девятое декабря.

Капусов спрашивает:

- Где ты Новый год справляешь?

- Не знаю, - отвечаю небрежно, - пока не думал.

А Новый год я всегда до сих пор встречал с мамой.

- Поедем, - говорит, - с нами на дачу. Никого из чужих не будет. Родители и Антонина наша с мужем.

Отец сказал, чтобы я взял с собой приятеля, вдвоем повеселее.

- Поедем, - соглашаюсь.

Тонина будет. Мама, наверно, не отпустит.

А тут еще осложнение. Прихожу из школы (мама на работе), а на столе, в кувшине (мы в нем капусту квасим), елка-палка стоит. Это для меня. Сел я под эту елку и не знаю, что делать.

На нижней ветке качается на качелях балеринка в пышной, абрикосового цвета юбке. Я помню ее с детства. И семейство гусей, и тонких, выгнувшихся арлекинов. Бабушкины игрушки.

Лучше бы этой елки не было, мне было бы легче уйти. Я ведь все равно уйду. Несмотря ни на что. Могу же я себе такой пустяк позволить! Для меня это очень важно. Я хочу с Тониной Новый год встретить.

Вечером, конечно, скандал. Я разорался:

- Почему я должен сидеть у твоего подола?

Я взрослый человек, через два месяца паспорт получу.

Я же не буду всю жизнь с тобой сидеть. Имею я право на личную жизнь? В этом ты мне не откажешь!

Мама чуть не плачет, а потом говорит:

- Ты же не можешь поехать туда с пустыми руками. Наверно, мне нужно позвонить родителям этого мальчика и спросить?

- Ты что, так не принято! Нельзя так. Все это иначе делается.

- А сколько же тебе нужно денег?

- Понятия не имею. Потом, деньги - это пошло.

Надо что-то другое. Бутылку шампанского, например.

- Может быть, отцу позвонить, посоветоваться?

- Не позорься, пожалуйста. Что мы, сами дураки?

Мать пошла на кухню рыбу жарить. Она отходчивая, совсем не злопамятная. Слышу, приговаривает:

- Ах ты, тресочка-затрещинка. Люблю нашу рыбу, а вот хек в рот не возьму, он у нас не водится.

Я решительно направляюсь в кухню.

- Мама, что за глупости ты несешь?

- Я не с тобой разговариваю. Я так, сама с собой.

И что это я раздражаюсь? Ну, болтает - и пусть болтает. Даже скучно было бы, если бы она все молчком. Такая уж она есть. И никто ее не переделает, как, впрочем, и меня.

- Достань-ка со шкафа большую латку, - просит мать.

Достаю ей латку и сажусь на табурет.

- В кого же я длинный такой? - спрашиваю ее. - Ты коротенькая, и отец невысокий.

- Так ведь в деда, - отвечает мать, не задумываясь.

- Это в какого же деда?

- В моего отца.

- И давно ты это знала?

Видимо, матери кажется странным мой вопрос. Она стоит передо мной и вытирает о передник руки.

- Ну конечно, давно. Как ты подрастать начал, я и заметила.

Вот так. Живешь-живешь, и вдруг совершенно случайно на шестнадцатом году жизни выясняется, что фигурой ты вышел в деда, который, захлебываясь, орет: " Незаконный!"

- А родственников отца ты когда-нибудь видела?

- Братьев и сестер у него нет. Про отца его я не знаю, а мать то ли в Калинине живет, то ли в Калининграде, не помню, - задумчиво говорит она. А может, уже и умерла. Времени-то много прошло. Да и с твоим отцом я недолго встречалась, вот и не познакомилась.

Я делаю над собой небольшое усилие и спрашиваю:

- Ты отца очень любила?

Она помешивает в латке, потом поворачивается ко мне, розовая то ли от плиты, то ли от смущения, хотя вряд ли от смущения, потому что отвечает спокойно и тихо, будто сама вспоминает, как же это все у них вышло.

- Наверно, я не думала тогда о любви. Ага, наверно, не думала. Я потом его очень любила, когда расстались. Знаешь, первое, оно долго помнится.

Каким-то странным образом я завишу от мамы. Я не о том, что она зарабатывает деньги, готовит еду и пришивает оторванные пуговицы. Есть между нами какая-то более глубокая связь. Наверное, будет понятнее, если сказать, что я от нее - как ветка от дерева.

Если повредить дерево, мне передается боль его и отчаяние. И пусть я представляю себя взрослым, умным и самостоятельным - я говорю с ветром и греюсь под солнцем, а она зарылась в землю корнями, ничего перед собой не видит, но, чуть задует посильнее, я тянусь к ней же. И ничего уж тут не поделаешь.

25

Тридцать первое декабря.

С бутылкой шампанского в клетчатой маминой сумке и с лыжами я у Капусова. Собирались долго. А я ждал - Тонина придет. Она не пришла.