Весело было. А потом все стало буднично. На демонстрации продолжали ходить лишь самые упорные идеалисты и начальники. К последним принадлежал Наташин папа — пусть не самая большая шишка, но для галочки обязан был посещать культурно-массовые мероприятия, к которым почему-то причислялась и демонстрация.

Из-за этого в деревню к Дружниковым они приехали лишь второго мая.

Лёшка тоже помнит этот день. Впрочем, в этом Наташа даже не сомневалась.

Сколько лет прошло, а стыд не утих и поныне.

Для нее это было делом принципа. Лёшка никогда не был ей нужен. Ей лишь хотелось выиграть пари, за которым ничего не стояло. Или нет. Наверное, пари здесь ни при чем. Гордыня заела. Как так — ее Лёшка, и вдруг женится?! И кого волнует, что Наташе он не нужен. Главное, что ему не может быть нужна никакая другая женщина, кроме нее.

Или все-таки пари? Лёшка ведь ее никогда не волновал. Пусть бы себе женился на ком угодно. Значит, все-таки пари. Оно во всем виновато. Ну и Наташа, знамо: это ведь она все затеяла.

Она полагала, что свадьба еще нескоро. А раз нескоро — ничего страшного, что она вернет себе Лёшку. Он ведь всегда был ее. Об этом знали и Наташины родители, и Лёшкины. Это будет справедливо.

А что она его не любит — пустяки. Это неважно. Главное — уесть Соньку. И Галку заодно. Лёшка женится на Наташе — так будет правильно. Парень хозяйственный, работящий. Наверное, жить с ним будет удобно. То, что он ее любит — факт. Разве этого недостаточно для семейного счастья? Говорят ведь: из двоих всегда один любит, а второй лишь позволяет себя любить. Значит, это самый здоровый вариант. А кому нужна страсть, которая погаснет через неделю?

В конце концов, всегда можно развестись, если окажется, что вместе жить невыносимо.

Она думала так. А что думал Лёшка — ей неизвестно.

Можно сколько угодно корить себя за жестокость, но из песни слов не выбросишь. Это было.

Как был и звонок 8 мая. Шесть дней Лёшке понадобилось для решительного шага.

— У тебя есть час на раздумья. Только обмозгуй тик-в-тик. Чтобы не отнекивалась после: "Ой, я посуматошилась". Я позвонюсь через час. Не надо сусолить — только "Да" или "Нет". Через час. В полшестого.

Вот так. Никаких тебе уси-пуси, никаких "Я тебя люблю, будь моей". Никаких "Я подарю тебе звезду". Серо и обыденно: "Я позвоню через час". Даже хуже: "позвонюсь".

Сердце заколотилось часто-часто: дождалась? что я делаю?!

Вообще-то я человек адекватный. Мне так кажется. Я в этом даже где-то уверена. И к себе отношусь довольно строго. Иногда. Когда заслуживаю строгости.

Но сегодня явно не тот день. Сегодня можно быть снисходительной к себе. Когда же еще, как ни сегодня! Даже отражение в зеркале подмигивает: сегодня можно, сегодня ты самая-самая!

И впрямь хороша. Я и в будни, скромно говоря, вполне ничего. Может, и не королева красоты, может, до всемирных стандартов и не дотягиваю. Я ж живая, а не Барби какая-нибудь. Но сегодня… Да что там! Без лишней скромности: сегодня я превзошла саму себя.

Артём будет в восторге. Потому что его невеста самая красивая. Он заслужил, чтобы его невеста была самой красивой. Он ведь и сам божественно красив. Но не это в нем главное.

Тёмыч у меня романтик. И профессию из этих соображений выбрал. Охрана национальной безопасности, это вам не халам-балам. Не какой-нибудь там участковый в райотделе МВД. Национальная безопасность — звучит круто! Артём не допустит, чтобы на подотчетной ему территории орудовали вражеские шпионы. А может, его самого когда-нибудь зашлют на вражескую территорию. Не шпионом. Агентом. Секретным. А я буду верно ждать его дома. А может, и меня вместе с ним отправят. На всякий случай нужно будет серьезно заняться английским. Русский-то знать в совершенстве не такая уж и доблесть для носителя языка. Хотя, если честно, не многие носители могут этим похвастать. Решено, сразу после свадьбы принимаюсь за английский. Нет, не сразу. Сразу после медового месяца. Или вскоре после него. В общем, в ближайшее же время.

Тёмка будет счастлив, когда увидит меня в этом платье. На мать я буду злиться еще долго, но Лёшку уже готова расцеловать за царский подарок: с каждой минутой платье вызывает все больший восторг. Не столько свадебное, сколько торжественное. Но и свадебное тоже. На голове жемчужный веночек и тонкая фата в один ярус — панически боюсь сходства с нарядным тортом. Босоножки на шпильке, белые, почти прозрачные из-за ажурной сеточки ремешков. И хорошо, что босоножки. Не придется Артёму пить шампанское из туфельки. Это ужасно негигиенично.

Говорят, примета плохая в босоножках замуж выходить. Счастье будет дырявым. Глупости! Туфли смотрятся грубовато. Босоножки в тысячу раз нежнее. И Артёму лучше. Вряд ли ему доставило бы удовольствие шампанское из туфельки, пусть даже из моей. Он у меня эстет. И я у него тоже.

В длинном узком платье сидеть в машине неудобно. Усвою на будущее. Но узкие платья не разлюблю. А длинные не собираюсь носить каждый день.

Мама такая нарядная. Только сиреневый цвет ей не очень идет, лицо кажется чересчур бледным. Волнуется, бедная. Еще бы! Чай, не каждый день единственную дочку замуж выдает.

Я, конечно, все еще зла на нее, и злиться буду долго: не нужно было у Лёшки деньги клянчить. Но платье шикарное, а главное, мать все-таки, хоть и бывает ужасно вредной. А вообще мне ее жалко. Мы с Тёмычем уедем, она совсем одна останется.

— Ма, не волнуйся. Все будет хорошо.

Она кивнула как-то слишком отстраненно, вроде меня уже нет рядом. Ладонь с сиреневым, в тон платью, маникюром бессмысленно поглаживает обивку сиденья. Беззащитная, ранимая. Бедная моя. Пока я была рядом, она не чувствовала себя осиротевшей после папкиной смерти. А теперь…

Я погладила руку. Мама от неожиданности вздрогнула, отдернула ее.

— Мам! Не раскисай. Ну не хоронишь же ты меня?!

— Типун тебе, — мать закрестилась часто, мелко.

Галка тихонько хихикнула впереди. Думала, никто не заметит. Хорошо хоть Сонька во второй машине, иначе ржали бы до самого загса, дурочки безмозглые. Жаль, что нельзя взять двоих свидетелей, Сонька остается не у дел. Ну да ничего, она все равно будет рядом. Мы всегда вместе, три подружки не разлей вода.

Артёма я приметила сразу, едва въехали на стоянку возле загса. Народ толпился кучками: у каждой кучки своя свадьба, у каждой свадьбы своя кучка. Но Артёма видно было сразу, его в любой толпе выделяет рост. И вообще яркая внешность. С одной стороны, хорошо. С другой, применительно к профессии, уже плохо. Не бывать ему агентом заграницей с такими данными. Шпион должен быть сереньким-средненьким, совсем-совсем незаметным, незапоминающимся, иначе его мигом вычислят. А "серенький-средненький" — это не про моего Тёмыча. Не видать нам с ним заграницы, как своих ушей. Ну и пусть. Не буду учить английский. Что мне, делать больше нечего? Я замуж выхожу! И впереди меня ждет прекрасная семейная жизнь. Буду организовывать мужу уют, вот. Это полезнее английского.

Тёмка красивый. Смокинг ему очень идет. И галстук-бабочка тоже. Так естественно выглядит, можно подумать, всю жизнь только смокинги с бабочками и носил, никаких джинсов не зная. Не только у него самая красивая невеста, но и у меня самый красивый жених. И вместе мы — самая красивая пара. И дети у нас будут самые красивые. И умные. В папу. Ну и в меня тоже: может, я и не знаю английского, но это еще не говорит о непозволительной скромности моих умственных способностей.

По идее я должна была дождаться, когда Тёма подойдет к машине, откроет дверцу и поможет мне выйти. Потом я взяла бы его под руку, и мы бы степенно пошли навстречу гостям.

Степенно. Ага. Матрона какая выискалась! Не умею я степенно, рано мне это уметь. А главное, если бы я стала ждать, когда Тёмыч вытащит меня из машины, он не смог бы насладиться зрелищем меня, любимой, в полный рост. Каждому известно: большое видится на расстоянии. Подойди он ко мне вплотную, сможет увидеть разве что мое лицо. Но его он уже видел неоднократно, и сегодня, в боевой раскраске, будет видеть еще целый день, я ведь от него теперь и на шаг не отойду.