Замужем неловко жить;
С половицы на другую
Не дают переступить.
Дела сразу пошли лучше: по-серьезному разжало билась и завыла невеста, хотя лицо ее от слез только больше разгорелось, начали прикрывать глаза плат ками ее товарки, в голос заревели вдовы. Даже я едва сдерживал слезы: так получалось все естественно и го рестно.
Но для матери, Марии Герасимовны, все было мало. Она привела причитальницу-плакальщицу, соседку На талью Семеновну. Гармонист перестал играть, девушки затихли, когда вошла в куть эта черноглазая, с тонкими чертами лица, старая, но и сейчас еще красивая, несо гнувшаяся женщина.
- Давай-ко, Наташа, помоги! - попросила ее Мария Герасимовна.
- А чего это вы коротышки поете? - с упреком об ратилась ко всем Наталья Семеновна.- Надо волокнис тые песни петь, нельзя без волокнистых. Поди-ко и кра соту не справляли, что за свадьба такая? Позвали бы меня вчера, я ведь и красоту всю помню. Раньше мне Митиха Лискина- вот уж причитальница-то была! - скажет, бывало: "Садись-ко, Наташка, возле, у тебя го лос вольной, учись!" И я с ее голоса, еще девчонкой, все волокнистые, протяжные песни запомнила. Памятью ме ня бог не обидел. Сколько своих девок после замуж отдавала, ни много ни мало шесть дочерей в люди выве ла - как причеты не запомнить! А грамоты не знаю: азбуку прошла и оспой заболела. Потом уж дотягивала, когда взрослых учили, да самоуком. Могу, ко нечно, прибауточки прочитать и варакать умею, расписываюсь, а все неграмотная. Была ли красота-то у вас?
Никакой красоты в доме Марии Герасимовны не бы ло: мать и дочь бегали как угорелые, чтобы все приго товить к приезду жениха и новых гостей как следно быть. Не до волокнистых песен было, не до свадебных обрядов.
- Тогда уж давайте и красоты немного прихватим,- решила Наталья Семеновна.- Может, кто подтянет? Или нет?
- Подтянем! - неуверенно отвечали ей.- Ты только запой.
Мария Герасимовна поднесла старушке стакан пива:
- Прочисти горлышко-то, Наташа, легче запоется. Наталья Семеновна выпила пиво, вытерла губы тыль ной стороной ладони и запела печально, волокнисто:
Солнышко закатается, дивьей век коротается.
Дивьей век коротается, да пошел день на вечер.
И пошел день на вечер, да прошел век девичьей.
И да прошел век девичьей, да прошло девичьее житье.
И прошло девичьее житье, все хоженье да гулянье.
Отходила я да отгуляла летом по шелковой траве,
И летом по шелковой траве, зимой по белому снегу.
Казалось, изба стала просторнее, потолок поднялся, а сарафаны да кофты запестрели еще ярче.
Голос у Натальи Семеновны высокий, чистый, не ста рушечий, пела она неторопливо, старательно, без ро бости: просто делала нужное людям дело, из-за чего же тут робеть?
Девушки начали подтягивать ей, но вряд ли хоть одна из девушек знала эти старинные свадебные причеты. Подтягивать было легко, потому что каждый стих (стро ка) причета исполнялся дважды, вернее, окончание каж дого стиха переходило в начало стиха следующего, и так без конца.
По этой же причине и записывать причеты с голоса было нетрудно, что я и сделал.
- Приставайте, приставайте, девки! - говорила вре мя от времени Наталья Семеновна.- Подхватывайте! - И сама продолжала петь.
Невеста перестала плакать, она, должно быть, просто забыла о себе, растерялась, настолько необычными пока зались Натальины плачи после немудрых жалостливых ко ротышек под гармошку.
Колокольчики сбрякали, да сердечико дрогнуло.
И да сердечико дрогнуло, ретивое приодрoгнуло.
И ретивое приодрoгнуло, да не ве-ошняя вода,
И да не вешняя вода под гору разливалася,
И да под гору разливалася, подворотни вымывала...
- За невестой приехали, вот о чем поется! - поясни ла Наталья Семеновна и попросила: - Налей-ко мне, сватья, белушечку, что ты один стаканчик подала, в гор ле першит. Ведь говорят: сколько пива, столько и песен.
Мария Герасимовна поднесла ей полную белую чашку пива, считавшуюся почетной, как в старину братыня. Старушка встала со скамейки, приняла белушку с покло ном, обеими руками, но выпила не всю: важна была честь! Затем тщательно вытерла губы и снова запела:
И да не ком снегу бросило, да не искры рассыпались,
И да не искры рассыпались, да во весь высок терем,
И да во весь высок терем ко родимому батюшке,
И ко родимому батюшке, да ко мне молодехоньке,
Да ко мне молодехоньке, да во куть да во кутеньку.
Еще дружко-то княжая под окошком колотится,
Под окошком колотится, да в избу дружка просится,
И в избу дружка просится - я сама дружке откажу...
Я сама дружке откажу: дружка, прочь от терема!
Дружка, прочь от высока - не одна сижу в тереме,
И не одна сижу в тереме - со своими подружками...
Кроме теремов высоки-их и столбов белодубы-их бы ли в песне и князья, и бояры, и дивьей монастырь со мо нашками, были и Дунай - быстра река и Великий Устюг, Осмоловский сельсовет и колхозное правленьице. Расска зывалось в последовательном порядке, как приезжают сваха, и дружка, и жених, и свекор-батюшка, и свекровь-матушка, как они входят на мост - в сени, затем ступают за порог в избу, садятся за стол, требуют к себе невесту и как невеста дары раздает и просит благословенья у отца с матерью, которое "из синя моря вынесет, из темна лесу выведет, и от ветру - застиньице, и от дождя - притульице, от людей - оборонушка". Ведется песня от лица невесты, умоляющей защитить ее от чуж-чуженина - же ниха, от князьев и бояров, ступивших в сени: "И подруби-ко ты, батюшко, да мосты калиновы, да переводы малиновы", либо от лица девушек, высмеивающих сваху: "У вас сваха-то княжая, она три года не пряла, она три года не ткала, все на дары надеялась", а еще высмеиваю щих скупого дружку: "Что у дружки у нашего еще ноги лучинные, еще ноги лучинные да глаза заячинные..."
Наталья Семеновна увлеклась, распелась, а все нет-нет да пояснит что-нибудь: так мало, должно быть, ве рила она, что содержание старинного причета понятно всем нынешним, трясоголовым; нет-нет да и вставит какую-нибудь прозаическую фразу между строк. Кажется, свадьба эта воспринималась ею не всерьез, а лишь как игра, в которой ей, старой причитальнице и рассказчице, отведена главная роль.