«Сумасшедшие твари, — раздраженно думал Рэндо. — Он навел на них страху, разумеется, они его признают владыкой преисподней, не то что преступником. Да они просто не понимают, что говорят! Они же не понимают людей, тем более людей с континента. Они и здешних людей никогда не понимали. Нет, бесы бы их побрали! Я узнаю, кто на самом деле стоит за всем этим. Ллау мне скажет, в конце концов».

Когда ниттаец поднял голову и несмело глянул на Рэндо, лицо губернатора Хараи было почти светло.

— Я верю, — мягко сказал он. — Еще час. Покажи.

Человеческие лошади не бывают белой масти: белые лошади на самом деле — седые.

Белыми от природы бывают только хищные лошади айлльу.

Охотничья коляска губернатора, запряженная парой демонических коней, мчалась быстрее, чем паровик с мотором на Третьей магии. Рэндо правил, слушая редкие и короткие указания Ллиаллау. Вскоре яблоневые сады сменились заливными лугами, потом одно за другим замелькали села, переходящие в пригороды Ниттая. Айлльу, верховые, то скрывались из виду, то вновь появлялись. Серебряные волосы Аяри сверкали в лунном свете, рыжая грива Тайса казалась черной. За полчаса, которые заняли спешные сборы, коней успели накормить мясом, и теперь они шли на пределе скорости.

— Уже близко, — прошептал вельможа.

Рэндо глянул на часы: было едва заполночь.

Показался Ниттай. На самом деле коляска уже въехала в черту города, ухабистая дорога, которую обступали приземистые домишки, шла по Ниттаю, но освещен в ночи был только отстроенный после войны многоэтажный центр, и он-то виделся вдалеке скоплением огней.

Здесь, на окраине, если кто-то и не спал ночью, то, вне сомнения, спрятался, завидев демонов губернатора. Город казался вымершим.

— Налево, — сказал Кинай.

Тусклый одинокий фонарь, качавшийся над входом в часовенку, был виден издалека — в этих нищих местах он оказывался единственным источником света, кроме Луны.

— Здесь.

Лошади всхрапнули, остановившись. Айлльу спешились. Кинай постучал в двери, окликая какого-то господина Саойу.

Часовенка принадлежала местной религии. Рэндо по долгу службы, из личного интереса и еще потому, что был близким другом Наставляющей Сестры Ирмерит, хорошо знал островные верования и культы. Уже тысячелетие Метеаль через местных князей пыталась утвердить в качестве главной религии культ Царя-Солнце. К тому времени, как на острова пришла Уарра, затея эта во многом увенчалась успехом: горожане относились к старой вере кто с насмешкой, кто с отстраненным уважением. Среди селян же официальная религия так и не утвердилась. Пахари обожествляли природу и поклонялись могущественным духам — предкам, стихийным бедствиям, айлльу. Впрочем, для них айлльу и были стихийным бедствием…

Господин Саойу, наконец, вышел на зов вельможи. Как и предполагал Рэндо, это оказался жрец, хранитель часовенки.

Он был невероятно стар.

Жрец походил на обомшелый пень — обмотанный какими-то тряпками, хранившими остатки красок и вышивки, седой как лунь, нечесаный. Остатки волос на висках переходили в брови, а те — в бороду. Веки старика густо заросли бородавками и диким мясом.

«Он слеп», — подумал Рэндо.

— Ночь или день, не ведаю, господин Кинай, а благ вам всяких, — сказал он на одном из народных диалектов; губернатор понимал его через слово, но смысл улавливал.

— Сейчас ночь, господин Саойу, — сказал Кинай. — Простите, что беспокою вас. Окажите услугу. Я совершу пожертвование.

— Как могу, господин Кинай, как могу…

— Попросите духов, господин Саойу.

Старик покивал и вдруг тихонько засмеялся.

— Я слепой, — просто и доверительно сказал он. — Но ухом моим могу отличить шаги человека от шагов айлльу. Страшно мне. Зачем к скромной часовне пришли повелители наши?

«Повелители наши». Рэндо подумал, что теперь так именуют уаррцев, а прежде, выходит, повелителями звали айлльу… Да знает ли старик о завоевании островов? Ему не меньше девяти десятков лет, он мог ослепнуть задолго до того, как в море показались транспортные платформы под флагом империи. Как это странно и грустно — видеть человека, мир которого умер, а сам он еще живет…

— Молитва, — сказал Ллиаллау. — Молитва. Все мы пришли ради одной молитвы, господин Саойу. Вы знаете, какой.

— Да, — ответил слепец. — Да.

За часовней следил кто-то молодой и зрячий: она была чисто выметена и убрана причудливо. Где-то качались связки цветных камешков, где-то благоухали сушеные травы; поблескивали даже крупицы золота. Деревянные статуэтки богов и духов стояли вдоль стен. Рэндо знал, что эти искусно вырезанные изваяния здесь только для красоты: в обряде они не участвуют.

Само богослужение, на взгляд уаррца, выглядело так нелепо, как только возможно. Но пока жрец готовился к нему, раскладывая свои орудия на широком резном столе, Кинай Ллиаллау преклонил колени, и, к величайшему изумлению Рэндо, Тайс и Аяри последовали его примеру. Айлльу сами принадлежали к числу могущественных духов, которым служили в этом храме, и прекрасно знали об этом. Что могло стать причиной подобного почтения?.. Уаррец чувствовал себя почти неловко: он единственный стоял прямо среди склоненных голов.

«Ллау, что ты собираешься мне показать?» Впервые мысль была окрашена не мрачным стремлением знать ответ, а простым любопытством.

Ритуал в храме древней религии островов представлял собой… игру в куклы.

Действующие идолы выглядели в точности как детские игрушки, сшитые из ткани, набитые соломой и раскрашенные. У идолов были игрушечные деревянные дома, троны, мечи, все это жрец перемещал по столу с помощью священных щипцов, сопровождая действия пением, молитвами и звоном маленьких колокольчиков, что рядами висели над столом. Переливы колокольчиков были прекрасными, тоны их — неземными; музыка сообщала жалкому дикарскому ритуалу иную сторону, неожиданный смысл.

Господин Саойу пел на своем наречии, и губернатор не сразу различил слова молитв.

А различив — не поверил ушам.

— Да придет к нашему дому Высокий Харай и да возьмет нас под свою руку, — просил жрец. — Он, он оборонит нас…

Увидав куклу, губернатор едва сдержал смех — но нельзя было отрицать, что куклодел видел его и пытался изобразить в тряпичном идоле его черты. Кукла была больше прочих, с маленькими глазами, лицо ее постарались разрисовать так, как видели у уаррцев.

Потом появился враг.

— И да сгинет Желтоглазый! — решительно сказал господин Саойу. — Сгинет он, сгинет.

Нахмурив клочковатые брови, старик взял деревянными щипцами куклу, изображавшую злодея, поднял ее и с силой бросил о ритуальный стол.

Злодей был повержен. Набитые соломой конечности бессильно завернулись, нитяные патлы рассыпались по гладкой доске: жалкий вид имел он.

— Высокий Харай — вот кто оборонит нас от Желтоглазого!

Сказав это, старый жрец усадил куклу, изображавшую губернатора, на маленький трон в центре стола, и торжественно поклонился ей.

Злодей же лежал в ничтожестве.

У него были черные как уголь волосы и узкие, точно щелки, глаза, вышитые золотой нитью…

— Этого не может быть, — шепотом сказал Рэндо.

Тайс глубоко вздохнул и поднялся с колен. Оторвав взгляд от ритуального стола, Рэндо обнаружил, что Аяри уже стоит, с обычным своим отсутствующим видом. Оставаясь коленопреклоненным, Ллиаллау поднял голову, глаза его лихорадочно блестели; Рэндо понял, что сейчас островитянин возносит молитву уже не перед куклой-идолом, а перед живым божеством…

И бог повторил, чувствуя, как безумная усмешка растягивает губы, как кровь все быстрее бьется в висках:

— Этого просто не может быть.

Вечереет. Но еще не зажглись фонари, и стеклянные их бутоны похожи на льдинки в оправах из кованого железа. Черный металл кажется еще чернее на фоне снега, который падает и падает, свежий и тихий, заметая высокий город. Серебряные звезды церквей светятся под небом, затянутым облаками. Обледенелая мостовая покрывается скрипучим ковром.