Если же вы утомлены жизнью — вы не хотите. Так не смертью ли утомлены души ваши? Утомленные жизнью проповедуют смерть? — Так ведь они и не знают иного!

Думающие о вечном не могут ни жить, ни радовать. Они не хотят, они "хотели бы", не живут они и не радуют. Что сокрушаться о них? Не мое это дело!

А возможность всегда открыта, нужно просто хотеть, зрение же к желанью приложится. Вам нужно, а я хочу!

Нет закрытых дверей для желающего, ибо он хочет войти, но не того, чтобы вы ему отперли! Какое ему до вас дело, если вам до самих Себя дела нет!»

Так говорил Заратустра, а я вспоминал всех моих дорогих невротиков. Я невротик…

Интересно, кто-то слышит мой смех?…

Иногда коллеги расстраивают меня больше моих пациентов. Нет, даже чаще.

— Ну что ты?… - протянул Зар. — Пустое.

— Знаешь, когда младшая обезьянка изобретает новый способ доставать банан, у нее отбирают добычу. Когда старшая обезьяна изобретает новый способ доставать банан, то у нее учатся. Мы не так-то далеко ушли от приматов! Есть, правда, одно отличие: наши «бананы» нельзя отобрать, они сгниют раньше, чем кто-либо успеет их съесть, отобрав.

«Не мечтайте о великом, будьте великими, — говорил Заратустра. — Зачем воевать вам, если и без войны можно быть победителем?

Не воюйте ни с собой, ни с другими — любой исход только смерть означает. К чему война вам, где не может быть победителя?

Не воюйте с незнанием, ибо на какую победу можете вы рассчитывать? Кого хотите вы в плен взять, чем поживиться?

И со знанием не воюйте, познание — не война, но страда! Воюя, разрушаете вы и отрицаете, а познание действительное — это признание. Лучший результат отрицания — ноль, но что это за победа?

Признайте же поражение свое, не сумевшие, этим дадите слово вы знанию. И знание не учите, но разрешите ему говорить, тогда сможете вы слышать.

Когда же говорите вы сами, то того не услышите, что хотите услышать. Что делаете вы, солдаты речи? Хороший солдат — мертвый солдат. Вы хорошие солдаты!

Воины лучше солдат, ибо отрицают воины сами себя, так что нет, по крайней мере, двусмысленности, впрочем, оттого-то они и глухи, ибо всякая война — сердец контузия.

Не ищите врагов ваших, ибо враги всегда глухи. Но и глухой враг лучше исполнительного солдата, поэтому не ищите вы и солдат.

Война — это безумие мира. Не лечите мир от безумия, но не заражайте его своей злобою. Ненависть слепа, познающие, неужели же не жалко вам глаз ваших?

Великий не воюет, великий обладает, а обладать может он, лишь не притязая. Обладать, не имея, — вот в чем секрет познавшего.

Не имеющий — не потеряет, а потому нечего страшиться ему, таков обладатель истинный. А имеющий уже потерял, ибо остановил он то, что живет лишь в движении.

Обладать — не значит иметь, обладать — значит не бояться. Как можете обладать вы миром, когда мир обладает вами? Что ж нет в вас силы признать принадлежание ваше?

Только принадлежащий и обладает действительно, ибо лишь он не боится потери, ибо не требует, но принадлежит. Нечего терять свободному, только страшащийся и боится!

Рыцари скупые, очнитесь же, ваши ларцы прохудились!

Предоставьте маленьким мальчикам говорить: "Я смогу!" Говорите: "Я смог!" Но помните, что хороша лишь та храбрость, что не боится утраты.

Обладателя я люблю, что знает стыдливость своей сердечности, ибо он не покушается.

Обладателя я люблю, что знает сердечность своей стыдливости, ибо он не противится.

Но если вы сами себя боитесь, разве же я не буду пугаться вас? Безумие пугает! Зачем вы боитесь? Страх, лишь страх защитить может, и только!

Дурно не то, что вы скрываете, дурно то, что скрываете вы. Ибо низка возвышенность всякая, если она ложна.

Знающий не заносчив, знающий злобы не знает, ибо знает он, что ее нет, но есть только страх. Знающий не боится, он знает.

Гордый убеждает меня в своей силе, но я убеждаюсь лишь в его страхе. Он обманывает самого Себя!

У знающего нет врагов. "Каждому свое", — говорит он, говорит, но тем не приговаривает.

Бунт — это слабость рабов, это слабость страшащихся, что бессильны признать свое рабство. Бунт — это доказательство рабства и утверждение страха.

Если признает раб рабство свое, он освободится от страха и не будет рабом более. Ибо нет и не будет свободы иной, кроме свободы от страха!

Нечего терять рабу, кроме своего страха. Так против кого ж бунтует он, если не против самого Себя?

Заткните же уши свои, когда говорит кто-то в вас: "Ты должен!" Слушайте свое: "Я хочу!", ибо это говорите вы Сами.

"Ты должен!" — таковы слова страха вашего, ибо вам страшно платить. Но кто же вынуждает вас покупать?

"Я хочу!" — говорите вы Сами. Но прислушайтесь! — не страх ли подобрался к вам так, шепча гипнотически: "Должен!"

Не надейтесь, что сделают нечто для вас. Ибо большего, чем вы Сами, никто вам не сделает. Так зачем вы размениваете золото на черепки глиняные?

Будьте же эгоистами, ибо слабыми вы никому не нужны! Так что делайте для самих Себя, если думаете о Других!

Человеческое — такова большая гастроль страха вашего. Но не срывайте афиши его, ибо это приемы страха. Не забрасывайте яйцами его тухлыми и овощами гнилыми, ибо не гневом, но радостью победить можно страх человеческого и человеческое вместе с ним. Радуйте самих Себя, если хотите вы Других радовать!

Принадлежите тому, что дорого вам, и не придется повиноваться счастливому! Обладайте тем, что дорого вам, и не придется воевать обладающему! И не ищите пощады для страха вашего, но ищите для него смех!

Так и я не щажу страхов ваших, ибо смешно мне беречь их, когда дорожу я вами, бесстрашные!»

Так говорил Заратустра, чтобы не боялся я быть маленькой обезьянкой, чтобы не боялся быть человеком.

— Они снова затеяли войну! Мальчишки гибнут, а им хоть бы хны! Интересно, они видели двадцатилетнего молодца без ног?! А без рук? А дементного, после этой чертовой войны?! - я сокрушался, у меня ныло сердце, а перед глазами стояли мальчишки, возмужавшие за считанные месяцы Чеченской войны. Я лечил их, если можно назвать так беседы с людьми, которые не хотят жить…

— Андрей, выключи телевизор, — тихо сказал Заратустра.

Вот, что он говорил мне сегодня:

«У всякого безумия два костыля. «Добро» и «зло» — вот костыли идеологии вашей.

Не может быть идеи у идеологии, все это блеф! Но вот «добро» и «зло» всегда в ней будут! По ним отличайте идеологию.

Одно несет она на знаменах, другое — топчет ногами. И нет для нее ни правых, ни виноватых, ибо не знает она человека, даже говоря о нем, обожествляя! Но знает она лишь «добро» и «зло», ибо она — падальщик.

А стадо ваше не может без идола. Раньше «богам» вы молились, теперь молитесь вы на «человека», гуманизмом зовете вы нового идола. Такова новая религия ваша, новый ваш Вавилон!

Но идолу всегда лгут, ибо надеются на него, а потому требуют от него жадно. И суждено погибнуть идолу этому в безумии бунта своих почитателей, ибо не в силах он оправдать ожидания, ибо нет его: он безответный ответчик. Поругание — такова цена вашей присяги, поклонники идола!

"Добро" и «зло» — их зову я жерновами идеологии! Что за разница вам, о какой из них вас раздавливают, а каким давят? Перемените бирки, если так для вас это важно. Суть идеологии от того не изменится, отнюдь, ибо она раздавливает!

Защитники человека, вы войну осуждаете, но умеете ли вы прежде того осуждать осуждение? С кем вы играете в прятки?! Гуманисты, вы же осуждаете человека! Кто развязал войну, если не человек? Кто взял ружье и выстрелил из него, если не человек? Кого хотите вы защищать? Кто жертвой назначен защиты вашей?

Если думает гуманизм о человеке, то как может он предпочесть одного человека другому? Какая разница для него меж тем, что войну развязал, и тем, что погиб в ней? Разве первый не более второго нуждается в помощи? Кому же вы лжете, рассказывая о гуманизме вашем? Что скрыть вы хотите за красочным словом этим, если не страх ваш, апостолы новые?