– А девятый сюжет, профессор, как можно трактовать опьянение Ноя?

– Здесь мы вновь сталкиваемся с таинственной душой Микеланджело. Художник вспомнил небольшой по объему отрывок из девятой главы Бытия, в котором говорится: «Ной начал возделывать землю и насадил виноградник; и выпил он вина, и опьянел, и лежал обнаженным в шатре своем». [132]Микеланджело изображает эту сцену: слева Ной работает на своем винограднике. На переднем плане он, с кувшином и остатками винограда, уже пьян. Справа – Хам, отец Ханаана, который смотрит на наготу отца своего. Сим же и Иафет покрывают его, отведя взоры. Видимо, в этом сюжете Микеланджело увидел символ заблуждений, вины и конфликтов человечества.

Мужчины в смущении опустили глаза.

– Вы считаете возможным, – обратился кардинал Еллинек к Паренти, – чтобы в интерпретации Ветхого Завета крылась разгадка надписи?

Профессор долго раздумывал над ответом, наконец, подняв глаза на фреску, произнес:

– Считаю ли я возможным? В случае с Микеланджело возможно все. Мне кажется более вероятным найти ответ, изучая пророков и сивилл. Не только потому, что лишь пять из них отмечены буквами этого странного имени ABULAFIA, но потому, что их фигуры на своде – доминанта изображения, так что…

– Понимаю, что вы хотите сказать, – прервал его Паванетто. – Пророки и сивиллы кажутся наблюдателю важнее, чем разбросанные между ними сцены Ветхого Завета.

Остальные согласились с Паванетто.

– Обратите внимание на то, кто из пророков изображен: Исайя, Иеремия, Иезекииль, Захария, Иона, Иоиль и Даниил. Микеланджело обошел вниманием наиболее авторитетных: Моисея, Самуила, Натана, Илию и Иисуса Навина. Причины такого предпочтения непонятны. Прихоть ли это, или для того есть реальная причина?

– Предсказание прихода Мессии! – воскликнул Еллинек. – Они все говорили о пришествии Мессии, в отличие от остальных пророков.

Паренти усмехнулся:

– А Иона? К Ионе это разве относится?

– Нет, – возразил Еллинек.

– Значит, эта версия ошибочна. Иначе чем объяснить присутствие Ионы? Думаю, что единственной причиной такого странного выбора можно считать то, что Микеланджело предпочитал написанные пророчества лишь высказанным. Поэтому и выбрал пророков, оставивших письменные свидетельства в священных книгах, или тех, кто в этих книгах упоминался.

– А сивиллы?

– Сивиллы, разумеется, фигуры небиблейские. Их изображение является одной из самых больших загадок Сикстинской росписи.

– Микеланджело никогда об этом не говорил. Можно сказать, что это женские фигуры пророков, но они являются существами истинно земными, тогда как пророки вдохновляются космосом. В этом – следы неоплатонических воззрений Микеланджело. Однако и пророки, и сивиллы являются низшими пророческими сущностями. Господин кардинал, вы, очевидно, сможете привести нам цитату из Павла!

Еллинек согласно кивнул и процитировал Первое послание Павла к Коринфянам:

«И пророки пусть говорят двое или трое, а прочие пусть рассуждают. Если же другому из сидящих будет откровение, то первый молчи. Ибо все один за другим можете пророчествовать, чтобы всем поучаться и всем получать утешение. И духи пророческие послушны пророкам». [133]

– Так пишет Павел. Теперь сравним двенадцать апостолов и сивилл: только у Ионы, Иеремии, Даниила и Иезекииля есть атрибуты, которые позволяют их безошибочно идентифицировать, иначе их не так легко было бы опознать. Иону – по изображению кита и листьям клещевины; Иеремию – по печали и разочарованию на лице, которые напоминают о его словах: «Не сидел я в собрании смеющихся и не веселился: под тяготеющею на мне рукою Твоею я сидел одиноко, ибо Ты исполнил меня негодования. За что так упорна болезнь моя, и рана моя так неисцельна, что отвергает врачевание?» [134]Даниила мы узнаем по двум книгам. Он записывает фразы из книги Иеремии. На голове Иезекииля – повязка в виде тюрбана, о которой в Писании сказано: «Но ты не сетуй и не плачь, и слезы да не выступают у тебя; вздыхай в безмолвии, плача по умершим не совершай; но обвязывай себя повязкою и обувай ноги твои в обувь твою…» [135]Остальные не от мечены характерными деталями и изображены вполне свободно.

Затем профессор перешел к характеристике обнаженных мужских фигур над головами пророков и сивилл так называемых ignudi –обнаженных, присутствие которых удивляло многих.

– Обнаженные – это ангелы, – предположил Паренти, – в том виде, как их описывает Ветхий Завет: мужчины без крыльев, сильные и красивые. Их чувственную наготу Микеланджело изобразил, опираясь на то место в Книге Бытия, где два ангела остановились переночевать в доме Лота. Мужчины Содома возжелали прекрасных юношей. То, что они изображены попарно, заимствовано из их описания во Второй книге Моисея. Содержание круглых табличек tondi(одна из них начала уже разрушаться) определено с большой степенью достоверности. Речь идет об аллегорическом изображении десяти заповедей.

Паренти, наконец, указал на треугольники над окнами – люнеты. Они, по мнению профессора, наверняка изображали происхождение избранного народа, начиная с Авраама, Исаака и Иакова до Иосифа – всего сорок фигур. Вот, в общих чертах, содержание того, что изображено на своде Сикстинской капеллы.

Слушатели молчали, каждый раздумывал об услышанном.

– О чем вы думаете, Ваше Высокопреосвященство? – спросил Паванетто. – Я размышляю о том, что хотел сказать Микеланджело столь дикой интерпретацией Ветхого Завета (ведь он изображал лишь сцены из Ветхого Завета). Какую же цель он преследовал, расписывая капеллу?

– После того, что мы услышали, хочется задать другой вопрос: был ли Микеланджело знатоком Библии или воспользовался услугами теолога? – спросил Паванетто.

– Об этом ничего не известно, – произнес Паренти.

– Это впечатление обманчиво, – прервал Еллинек, – ведь, если не считать Книги Бытия, которую каждый ребенок изучает в школе, Микеланджело имел представление лишь о пророках Исайе, Иеремии и Иезекииле. Еще знал пару псалмов. А это далеко не все ветхозаветные книги.

– Мне кажется, – начал Паренти, – по некоторым отличиям в стиле изображения можно догадаться, что Микеланджело только в процессе работы начал подробно изучать Библию. Художник не придерживался хронологии: начал с опьянения Ноя, и потом продолжал рисовать дальше. Этот вывод подтверждается и сюжетом о Боге Отце. Взгляните на Бога Отца, которого Микеланджело начал писать в сцене сотворения Евы, и сравните его с Богом Создателем Адама или же в следующих сценах. Это уже абсолютно другая манера изображения. То же можно сказать о пророках и сивиллах. Первые из них, хотя выписаны не менее тщательно, содержат меньше библейских атрибутов, чем последние. Более поздние выглядят мудрее. Полагаю, что эти фрагменты были дописаны Микеланджело после детального изучения Библии.

– А как быть с таинственной надписью? – взволнованно спросил Еллинек.

– Надпись, очевидно, была задумана с самого начала, – ответил реставратор Федрицци. Хотя бы по формальным причинам: буквы распределены по всей длине изображения. Кроме того, как уже было сказано, мы можем быть уверены, что надпись не была нанесена позже, так как для нее использована та же краска, что и для фресок.

Еллинек опустил взгляд:

– То есть Микеланджело с самого начала решил зашифровать на своде Сикстинской капеллы какую-то тайну. Мне кажется, надпись родилась не вследствие внезапного душевного порыва или перепада настроения.

– Нет, – ответил Федрицци, – мое исследование подтверждает как раз обратное.

Человечество обязано большинством своих величайших открытий не разуму, а элементарной случайности. Именно так было и на этот раз, когда по разным причинам многие люди оказались вовлеченными в решение этой задачи. Августин рассказал аббату родного монастыря на Авентинском холме о том волнении, в которое повергла курию надпись Микеланджело.