— Твоя попытка закончилась, едва начавшись, — возразил Марк, наслаждаясь ощущением Мэгги в своих руках, хотя его переполняли нетерпение и желание. — Вашему браку не хватило времени расправить крылья. У тебя никогда не было кредита на покупку дома, собаки, детей, споров насчёт того, чья очередь стирать бельё. — Глядя на её дрожащую нижнюю губу, Марк не сдержался и поцеловал её слишком крепко и слишком быстро для того, чтобы получить удовольствие. — Не будем ничего решать прямо сейчас. Пойдём, я провожу тебя до машины.
Направляясь к её «Себрингу», оба молчали. Мэгги повернулась к Марку попрощаться, но он взял её лицо в ладони и снова впился в губы, на сей раз позволяя своему рту задержаться до тех пор, пока из её горла не вырвался мягкий стон, и пока она не ответила на поцелуй.
Марк поднял голову, пригладил её разметавшиеся кудри и заговорил хриплым от чувств голосом:
— Одиночество не означает безопасность, Мэгги. Это просто одиночество.
После того, как она села за руль, Марк аккуратно захлопнул дверцу и долго смотрел вслед удаляющейся машине.
Глава 13
К облегчению Мэгги на следующий день её отношения с Марком вернулись к норме. Он принёс в магазин кофе и был таким непринуждённым и очаровательным, что ещё немного, и она смогла бы поверить, будто сцены перед входом в его дом вовсе и не было.
В понедельник, в её выходной, Марк попросил Мэгги помочь ему с покупкой рождественских украшений, ведь у них с Сэмом не было ни одного. Мэгги прошла вместе с Марком по магазинам Фрайдей-Харбора и посоветовала выбрать гирлянды из живых хвойных веток для украшения каминных полок и дверных проёмов, венок для входной двери, набор массивных свечей в подставках из дутого стекла[52] и плакат с Санта-Клаусом в старомодной рамке. Марк отказался только от декоративной пирамиды из фруктов в колониальном стиле[53], предназначенной для центра стола.
— Я ненавижу искусственные фрукты, — сказал он.
— Почему? Это же красиво. В викторианскую эпоху именно такие пирамиды использовали как праздничное украшение.
— Мне не нравится всё, что только выглядит съедобным, хотя на самом деле несъедобно. Я бы предпочёл пирамиду из настоящих фруктов.
Мэгги посмотрела на него с весёлым раздражением.
— Она бы долго не простояла. К тому же, если бы пирамида была из настоящих фруктов, и ты бы их съел, что бы ты потом стал делать?
— Купил бы ещё.
После того, как последние покупки были сложены в машину, Марк сумел убедить Мэгги пообедать с ним. Она пыталась отказаться, ссылаясь на то, что они и так слишком долго гуляли, но Марк продолжил льстивые уговоры:
— Это просто как бы ленч, только попозже.
И она сдалась. Они поехали в уютный ресторанчик в четырёх милях от Фрайдей-Харбора, и сидели там за столом у сложенного из грубого камня камина. При свете свечей они ели сочные морские гребешки с Аляски, утиное мясо в собственном соку и козьим сыром, а затем филе-миньон, блестящий от кофейной глазури, приготовленной по старинному рецепту.
— Если бы это было свидание, — сказал ей позже Марк, — оно было бы лучшим в моей жизни.
— Ты приобрёл хороший опыт, — со смехом ответила Мэгги, — на тот случай, когда действительно с кем-нибудь пойдёшь на свидание.
Но даже для неё самой это прозвучало фальшиво и неискренне.
Несколько недель перед Рождеством, остров бурлил в череде праздничных событий: концертов, гуляний, конкурсов рождественских огней и фестивалей. Но с наибольшим нетерпением Холли ждала ежегодный иллюминированный лодочный парад, проводимый мореходным клубом Фрайдей-Харбора и яхт-клубом острова Сан-Хуан. Флотилия разукрашенных и снизу доверху залитых светом судов следовала от Корабельной бухты до яхт-клуба и обратно. Даже лодочники, не участвовавшие в параде, вывешивали огни на своих корабликах. Последней во флотилии всегда шла лодка Санта-Клауса. Санта сходил с неё на пристань Спринг-стрит, там его встречали музыканты, а потом он на пожарном автомобиле отправлялся в реабилитационный центр.
— Я хочу смотреть парад вместе с тобой, — сказала Холли, и Мэгги пообещала, что сразу после закрытия магазина придёт на пристань, где они и встретятся.
Однако на пристани и вокруг собралась огромная толпа, а радостный шум, производимый участниками парада и певцами гимнов, почти оглушал. Мэгги пробиралась сквозь толпу, минуя семейства с детьми, парочки, компании друзей. Разукрашенные огнями лодки сияли и сверкали в темноте, вызывая крики восторга. С замиранием сердца Мэгги поняла, что найти Холли и Марка будет нелегко, если вообще удастся.
Ничего страшного, уговаривала она себя, они прекрасно проведут время и без неё, ведь она не член семьи. Если Холли и огорчится из-за того, что Мэгги не появилась, то ненадолго.
Однако никакие рассуждения не помогали ослабить сдавленность в горле и тревожное стеснение в груди. Мэгги продолжала поиски в толпе, минуя семью за семьей.
Вдруг ей показалось, что в общем гаме она услышала своё имя. Остановившись, Мэгги обернулась и внимательно оглядела окружающих. На глаза ей попалась девочка в розовом зимнем пальто и красной шапке. Это Холли, стоя рядом с Марком, махала ей. У Мэгги даже слегка перехватило дыхание от облегчения, и она двинулась к ним.
— Ты пропустила несколько лодок, — воскликнула Холли, беря Мэгги за руку.
— Сожалею, — ответила запыхавшаяся Мэгги, — вас трудно было найти.
Марк улыбнулся и обнял её одной рукой за плечи, притягивая Мэгги к своему боку. Опустив взгляд на её лицо, он заметил, как она глубоко втягивает воздух.
— С тобой всё хорошо? — спросил он.
Мэгги улыбнулась и кивнула, стараясь не дать пролиться слезам, опасно наполнившим глаза.
«Нет, со мной не всё хорошо», — подумала она. Только что она как будто побывала в одном из тех снов, в которых пыталась найти кого-то или что-то, а оно всегда ускользало в одном из обескураживающих ужасных ночных кошмаров. А сейчас она оказалась там, где ей очень хотелось быть, рядом с двумя людьми, ощущать близость которых ей хотелось больше всего на свете.
Происходившее казалось настолько правильным, что Мэгги это даже пугало.
— Ты уверена, что тебе не нужно дерево? — спросил Марк в следующий понедельник, когда Мэгги помогала ему погрузить в грузовик великолепную дугласову пихту[54].
— Нет, не нужно, — весело ответила она, нюхая свежие следы древесного сока на своих перчатках, пока он привязывал дерево. — Я всегда провожу Рождество в Беллингеме.
— Когда ты уезжаешь?
— В сочельник, — сказала Мэгги и, заметив лёгкое неодобрение Марка, добавила: — Прежде чем уехать, я оставлю подарок для Холли под рождественским деревом, и она сможет открыть его утром в Рождество.
— Она бы предпочла открыть его вместе с тобой.
Мэгги моргнула, не зная, что ответить. Означает ли это, что он хотел бы, чтобы она провела Рождество вместе с ним? Он думает о том, чтобы пригласить её?
— Я всегда встречаю Рождество со своей семьей, — осторожно произнесла она.
Марк кивнул и не стал продолжать разговор. Приехав к дому у виноградника «Рейншедоу», они вместе с трудом затащили дерево внутрь.
В доме было тихо: Холли ещё не пришла из школы, а Сэм уехал в Сиэтл навестить друзей и сделать кое-какие предпраздничные покупки.
Мэгги улыбнулась, увидев множество снежинок из белой бумаги, гирляндами свисающих с потолка и в дверных проемах.
— Кто-то потрудился.
— Холли научилась их делать в школе, — объяснил Марк, — и теперь превратилась в фабрику по изготовлению снежинок.
Он начал разводить огонь в камине, а Мэгги тем временем разворачивала свёрток с белыми мерцающими лампочками ёлочной гирлянды.
За час они установили дерево на подставку и развесили на нём лампочки.
52
Mercury glass, silvered glass — дутое, двуслойное стекло. Первоначально изготавливалось в Богемии. У нас его, видимо, называют богемским независимо от места производства.
53
Колониальный стиль называют также Williamsburg-style, очевидно, по имени американского городка Уильямсбург, что на юго-востоке Вирджинии, популярного туристического центра штата. Поселение здесь возникло в 1633 году. В 1698–1778 —город был столицей Вирджинии. Название Уильямсбург город получил в 1699 году.
В 1928 году по инициативе Дж. Рокфеллерама в Уильямсбурге начались реставрационные работы. Была воссоздана историческая часть города. Уильямсбург стал городом-музеем в колониальном стиле.
54
Дугласова пихта, дугласия (по имени шотландского ботаника Д. Дугласа, D. Douglas; 1798–1834), лжетцуга тиссолистная (Pseudotsuga menziesii, более известная под неправильным названием P. taxifolia), вечнозелёное хвойное семейства сосновых. Огромное дерево, высотой 50–75 (100) м. В молодости оно имеет узкопирамидальную крону, а в зрелом возрасте — цилиндрическую. Ствол прямой или слегка конусовидный, до 1–3 (а то 4) м в диаметре. В лесах, в затенённых местах ствол очищается от сучьев на две трети своей высоты. Кора молодых деревьев тонкая, гладкая, серая, с многочисленными желвачками, содержащими смолу. У старых кора утолщается до 20–30 см, становится бороздчатой, покрывается глубокими трещинами. Ветви тонкие, обычно с множеством боковых веточек. Хвоя густая, 2–3 см длиной, мягкая, линейная, плоская, прямая или слегка изогнутая, на вершине притупленная или закрученная. Сверху окрашена в тёмный, желтовато- или голубовато-зелёный цвет, снизу имеет продольные беловатые полоски.
Живёт по разным данным до 500, 1000 и даже 1400 лет.
Дугласия естественно произрастает в западной части Северной Америки между Каскадными горами и Тихим океаном. Чаще всего дугласия образует чистые насаждения без примеси других пород, но иногда встречается и в лесах вместе с другими хвойными — тсугой, туей, елью ситхинской, а южнее даже с вечнозелеными дубами.
Дугласия очень популярна в США, она была символом проходившего в 1969 году в Сиэтле XI Международного ботанического конгресса.