Итак, по всей видимости, эта трогательная писулька — затравка моего квеста. Если так, нечего торчать на этой поляне, тем более что я сделал еще одно довольно неприятное открытие. У меня нет никакого оружия. То ли так задумано, то ли гребаный Консультант что-то упустил из виду. Ладненько, главное, что у меня есть деньги. Надо добраться до ближайшего населенного пункта и посмотреть, чем там можно разжиться.

Засунув письмо папаши Пертинакса в сумку, я двинул быстрым шагом по лесной тропе. Все мои мысли были о ситуации, в которой я оказался. То, что все происходящее со мной не кошмар и не плод больного воображения, было очевидно. Я мог ощущать запахи цветов, слышать шелест листвы и пение птиц, солнце припекало мне голову, грубая холстина рубахи неприятно драла кожу на спине и плечах, кожаная мотня натирала ноги — и не только ноги. Все это слишком реально, чтобы быть галлюцинацией. Одно понятно — хочу я того, или нет, но мне придется выполнить треклятый квест, чтобы вернуться домой, в свой мир, в свое время, в свою уютную квартиру, чтобы стать не лохом Алекто (блин, до чего омерзительно звучит!), а Лехой Осташовым, гражданином Российской Федерации и аспирантом-филологом. Парнем, который больше никогда не будет играть в компьютерные игры, даже если его попросит об этом сам Билл Гейтс.

Лес начал понемногу редеть, сплошная чаща стала разваливаться на небольшие рощицы, и очень скоро я увидел вдалеке группу строений. По всей видимости, это и была деревня Мартенек. Тропка, по которой я шел, теперь вывела меня на поля с колосящейся пшеницей. Если использовать наш земной календарь, то сейчас в этом мире должно быть начало августа. Работников в поле я не заметил, хотя день был погожий. Это было странно, но мне совершенно не хотелось искать причину такой непонятной лени местных жителей. Я прошел еще с километр и скоро вышел на широкий тракт, ведущий прямо к деревне.

Здесь мне впервые встретился человек. Какой-то пожилой крестьянин ехал в деревню на повозке, запряженной ослом. И повозка, и осел, и крестьянин ничем не отличались от своих земных собратьев.

— Добрый день, отец! — крикнул я, помахав крестьянину рукой. — Не в деревню ли едешь?

— Приветствую, уважаемый лох, — ответил старик и остановил повозку.

Меня как обухом по башке саданули. Проклятый Консультант! Ведь сказал же, сволочь, что мой незавидный профиль никто здесь не заметит. Ну, встречусь я с этим говнюком, я ему покажу…

— Что-то не так? — крестьянин перестал улыбаться.

— Нет-нет, отец. Это деревня Мартенек?

— Она самая, уважаемый лох.

— Превосходно, — я скрипнул зубами. — Не подвезешь ли до деревни?

— Охотно, уважаемый… — Старик осекся, поймав мой взгляд. — Десять соверенов.

— А не жирно ли будет?

— Совсем не жирно. А коли жалко денег, топай пешком дальше.

— Прощай, — я понял, что старик задрал цену как минимум в десять раз. Учтем на будущее, что здесь все видят во мне…Язык не поворачивается назвать кого. И при удобном случае попытаются развести. Вот я и не буду таким словом. Пусть едет дальше на своей таратайке. До деревни не так далеко, прогуляюсь без проблем.

Я демонстративно плюнул в дорожную пыль, смерил старика-рвача презрительным взглядом и зашагал к деревне.

Мартенек оказался грязной и убогой деревушкой: дома были глинобитные с соломенными крышами, дворики перед ними были отгорожены от улицы низкими плетнями — курица перепрыгнет. Воздух пропитывал ядреный запах навоза, отбросов, псины и невычищеного свинарника. Кудлатые грязные кабыздохи тявкали на меня едва ли не из-за каждого забора. У домов возились крестьяне — в большинстве молодые крепкие ребята в сермягах и деревянных башмаках, и девушки в холщовых платьях и платках, похожих на детские чепчики. Местные народ показался мне не блещущим красотой — мужчины были низкорослые и широкоплечие, с мрачными неприветливыми физиономиями, женщины мелкие и чернявые. Мое появление было встречено с молчаливым интересом, крестьяне и крестьянки таращились на меня, но заговаривать никто не решался. Тогда я сам решил начать разговор.

— Добрый день, уважаемый, — сказал я коренастому мужику, чинившему плетень. — Это ведь Мартенек, не так ли?

— Мартенек-то Мартенек, — ответил мужик, даже не глянув на меня. — Чего надо-то?

— Что-то смотрю, у вас в полях никто не работает.

— А праздник сегодня, — заявил мужик. — День Землицы-Хранительницы. Нельзя на земле работать.

— Понятно. Я тут ищу одного человека, Жиля Кацбалгера.

— Пять соверенов.

Я с трудом поборол желание как следует врезать этому парню по загривку.

— Один соверен, — предложил я, взяв себя в руки.

— Ладно уж, — крестьянин взял у меня серебряную монету, попробовал на зуб и тут же затолкал ее за щеку. — Толстого Жиля ищешь? Это в корчму идти надыть.

— Понял. А кузнец у вас тут есть?

— А как жа. Кузнец есть.

— Где мне его найти?

— Один соверен.

— Поцелуй меня в зад, — ответил я и пошел искать корчму.

Корчма располагалась примерно в четверти километра от деревни, у самой дороги — большой сруб с двускатной драночной крышей и просторным двором. Во дворе стояло несколько подвод, а у коновязи мирно жевали сено из яслей с десяток лошадей. В центре двора красовался колодец, но я не отважился напиться из него — ведро на веревке журавля больше напоминало помойную бадью. Тут же играли детишки, грязные как шахтеры после смены. Игра заключалась в том, что детки по очереди швыряли камни в спящего у забора мертвецки пьяного мужика и хлопали в ладоши, когда мужик после удачного попадания начинал издавать разные малоприятные звуки.

Внутри корчмы было темно, чадно, а смесь запахов была такая, что меня чуть не стошнило. Мда, подумал я, не «Макдональдс» и даже не привокзальная закусочная. За длинными скользкими от жира и пролитого пива столами закусывали несколько гостей — по всей видимости, хозяева стоявших во дворе подвод. Вид и запах пищи вполне соответствовал тем мерзким звукам, которые издавали едоки, поглощая свой обед. На меня они даже не глянули. Я им был по барабану. Поискав глазами, я увидел в дальнем углу что-то вроде барной стойки, а за ней — тучного мужчину с шикарными бакенбардами а-ля самодержец Александр Второй.

— Что нужно? — осведомился мужчина, когда я подошел к стойке. — Поесть? Выпить? Комнату?

— Ни то, ни другое, ни третье, — сказал я, хотя мне очень хотелось есть и пить. — Я сын Пертинакса.

— Того самого Пертинакса? — Глазки толстяка сверкнули в полутьме. — Старины Пертинакса из Рокара? Давненько я про него не слышал, клянусь Бессмертными. Как он поживает?

— Он умер.

— Печально. Но это жизнь. Все там будем.

— Он просил передать тебе это, — я протянул толстяку письмо папаши Пертинакса. — Прочти его.

— Хм! — Толстяк пробежал письмо глазами и внезапно швырнул его на полную углей жаровню. Я даже вскрикнул, увидев это. Письмо вспыхнуло и в несколько секунд сгорело дотла, добавив к царящей в корчме вони едкий смрад горелой кожи.

— Было письмецо, и нет письмеца, — ухмыльнулся толстяк. — Что дальше?

— Я жду, когда ты отдашь мне деньги.

— Какие деньги?

— О которых говорится в письме.

— В каком письме? — Толстяк самодовольно хихикнул. — Покажи мне письмо.

— Слушай, ты, наволочка с говном, — прорычал я, обходя стойку и приближаясь к трактирщику, — если ты вздумал меня кинуть, я тебе…

— Ладно, ладно, успокойся, я пошутил, — затараторил трактирщик, отступая к большим бочкам в углу. — Шуток что ли не понимаешь?

— Хреновые шутки не понимаю. И бью за них фейсы до получения однородной синей массы.

— Ишь ты, горячий какой лошок попался! Не кипятись, парень. Отдам я тебе папашины дукаты, честью клянусь. Но не сразу. Проблемка у меня одна есть, коли поможешь решить, я к пертинаксовым денежкам еще и от себя прибавлю хорошую толику.