– Привет, мистер Стиллмен, – сказал он. – Мы пьем чай… и теперь я совсем не против здесь остаться.

Пол подошел к столу и взял себе сандвич с бананом.

– Рад слышать, что ты хочешь остаться, Джинджер. Полагаю, ты положил глаз на мою хорошенькую секретаршу?

Джинджер торжественно кивнул, а Марни залилась краской, когда Пол, проглотив сандвич, посмотрел на нее с циничным выражением, заменившим улыбку в его глазах.

– Похоже, вы умеете обращаться с мальчиками, Марни, – протянул он.

Марни вскоре с глубоким интересом полностью погрузилась в свою работу. Июль цвел пышным цветом, и в свободное от работы в офисе время она читала Джинджеру книги на залитых солнцем лужайках клиники и рассказывала о диких животных и незнакомых птицах, часто навещавших длинные берега Норфолк-Броде. Еще он любил слушать о морском побережье, потому что никогда не видел моря и не играя на песке с ведерком и лопаткой, и Марни описывала ему Ярмут от начала до конца, рассказывая, как ветер раздувает мелкий песок и как большие прыгучие волны накатывают на берег, блестящий пиратским серебром. Джинджер обладал цепким, быстрым умом и с огромным удовольствием, выслушивал красочные рассказы Марни. Один из них в особенности нравился мальчику, в нем говорилось о Поле Стиллмене.

Однажды он довольно долго стоял и беседовал с ними, а когда его вдруг отозвала медсестра, Джинджер прижался личиком к шее Марни и спросил, почему у мистера Стиллмена такая большая дырка в подбородке.

Буйное воображение Марни без труда снабдило ее объяснением, и ямочка на подбородке ее работодателя превратилась в пещеру, в которой живет заколдованная принцесса с полпенни ростом. Иногда в погожую погоду, уверяла Марни Джинджера, ее можно увидеть сидящей на ракушке и расчесывающей длинные черные волосы.

Осматривая мальчика, Пол, должно быть, частенько удивлялся, почему тот, словно зачарованный, не отводит взгляд от его подбородка, когда Джинджер доверчиво рассказал эту историю Аде Баррингтон, она не увидела в этом ничего хорошего и пересказала ее Полу на утреннем сеансе массажа спины.

– Я всегда думала, что там живет дьявол, – фыркнула она, и Пол отплатил ей тем, что ущипнул там, где ее долгое время уже никто не щипал.

– Я теперь исправился, Ада, – сказал он. – В октябре я женюсь.

– В октябре, да? Полагаю, ваша очаровательная Илена получит все, что положено? Подружки невесты? Мальчики из хора? Ведра шампанского?

– Да! Я был настроен на что-то более быстрое и менее шумное, но Илена будет выглядеть сказочно, так что, полагаю, придется мне мучиться в брюках в полоску, но будь я проклят, если надену цилиндр.

– Как дела у младшей сестры Илены?

– Руки у нее зажили, но мне кажется, что у нее разбито сердце, Ада, а в лечении таких болезней я не специалист.

– Сердца никогда не вылечишь до конца, Пол. – Внезапно в голосе Ады Баррингтон зазвучала более серьезная нотка. – Нет, никогда их нельзя починить, хотя их можно склеить, как разбитую вазу, и, если не подходить близко или не обращаться слишком грубо, они вполне сойдут за целые.

– Можно подумать, что вы знаете это на личном опыте, Ада.

– Я потеряла любимого человека в Йоханнесбурге сорок лет назад и так до конца это и не пережила. Ах, теперь мне лучше, Пол. Намного легче.

Ада была крупной женщиной, но он поднял ее и снова уложил на простыни без усилия, и, когда она поправляла плечики ночной рубашки, ее глаза лукаво блестели, глядя на него. Его непослушные волосы упали на лоб, рукава белой рубашки были закатаны выше локтей, обнажая поросшие темными волосами, энергичные руки. «Он выглядит как настоящий мужчина, – подумала она с одобрением. – Мужчина до мозга костей, и к тому же с добрым сердцем». Ада Баррингтон наклонила голову в сторону соседней комнаты.

– Сегодня малышу делают рентген, не так ли, Пол?

Он кивнул, откидывая темные волосы со лба:

– Кровь стынет в жилах, как подумаешь, как бессердечно некоторые относятся к своим детям, разве нет? Закон слишком снисходителен к ним, и хотя такие люди, как я, иногда могут залечить физические раны, нанесенные этими бесчеловечными скотами, мы мало что можем сделать со шрамами души. Я надеюсь, что смогу вернуть здоровье телу Джинджера, но он, вероятно, будет подвержен неврозу и приступам страха до конца своих дней.

– Бедный ягненочек! – Старинные серьги Ады, длинные, украшенные бриллиантами, сочувственно покачнулись. Ада никогда не снимала серьги, даже в постели, и ее смелое, все еще красивое лицо всегда было сильно напудрено и нарумянено. Она выглядела как актриса, и в семьдесят шесть у нее все еще был звучный актерский голос и веселый, слегка игривый огонек в голубых глазах. Пол очень любил ее. Большинство ее друзей постепенно ушли из жизни, оставив ее довольно одинокой, и он считал, что в клинике она искала не только телесного облегчения, но и компании. У нее был артрит, и она ложилась в клинику примерно два раза в год. Он всегда предоставлял ей место, несмотря на то, что мало чем мог помочь ей в ее болезни.

Она смотрела, как он опускает рукава рубашки.

– Вы никогда не думали о том, чтобы вернуться в Канаду? – спросила она.

– Дрю, мой брат, хотел бы, чтобы я вернулся, но я в некотором роде осел здесь теперь, когда моя клиника заработала. И я не думаю, что на самом-то деле Илене вряд ли понравится жить там. – Он улыбнулся, надевая пиджак. – Для Илены существуют только три цивилизованных места – Лондон, Париж и Рим. Не думаю, чтобы я осмелился увезти ее слишком далеко от ее излюбленных парижских показов моды, Ада.

В его голосе звучала сардоническая нотка, но снисходительная улыбка на губах заставила Аду предположить, что такой роскошной особе, как Илена Жюстен, следовало извинить ее пристрастие к фешенебельному обществу и шикарной одежде и гораздо менее безответственное отношение к жизни, чем у ее будущего мужа. Каким бы ответственным он ни был, но он также обладал энергией, которую никогда не мог израсходовать полностью, даже в конце долгого дня, и на самом деле Ада вовсе не была удивлена, что у него была потребность в волнующей партнерше, а не в домашней женушке. Илена Жюстен волновала в полной мере. У нее была изысканная фигура, а ее рот всегда выглядел так, словно жаждет жадных поцелуев.

– Ну, мне приходится любить вас и покинуть, Ада. И все бегаю то вверх, то вниз, как бык Барни по четвергам, и Марни ждет меня, чтобы рассчитать зарплату персонала. – Пол расхохотался и дотронулся пальцем до ямочки на подбородке. – Забавная девчушка, не так ли? – Он поспешил вниз.

Илена и Пол ужинали в этот вечер во французском посольстве, и ему хотелось скинуть с себя обычную четверговую гору бумаг как можно скорее. Ужин в посольстве был довольно важным событием, и Илене удалось вызвать у Нади интерес к платью, которое она собиралась надеть, поэтому вечером она хотела приехать в клинику, чтобы показать его кузине.

Сестринское бунгало было расположено так, что его привлекательная веранда ловила последние лучи заходящего вечернего солнца. Они позолотили каркас веранды, пролившись на Марни, устроившуюся на деревянных перилах, придав крашеным волосам Джулии Брелсон мягкий золотистый оттенок. Джулия расположилась в плетеном кресле, делая себе маникюр.

– Все радости жизни принадлежат богатым, не так ли? – сказала она слегка недовольным тоном.

– Вы говорите так, Джулия, но могу поспорить, что не захотели бы поменяться местами с Надей Жюстен, – ответила Марни. – Похоже, деньги не могут вернуть ей здоровье, а вы можете танцевать и делать тысячу и одну вещь, которые ей недоступны.

Джулия отодвигала упрямое полукружье маленькой оранжевой палочкой.

– Интересно, что будет с этим ее французским дружком? Если его признают виновным, то посадят в тюрьму на много лет, так ведь?

– Я не знала, что вы читаете по-французски, – резко сказала Марни.

– О, я подружилась с французской медсестрой, когда была в Бартсе, и она меня немножко научила. Я вовсе не блестящий знаток, заметьте, но обхожусь. – Тут Джулия посмотрела вверх и увидела, с каким хмурым выражением разглядывает ее Марни; краска немедленно отхлынула от ее вызывающего личика. – Вы, однако, быстро стартуете, черт побери! – пробормотала она. – Вы догадались, что это я принесла газету Наде, так ведь?