Он покачал головой.
Он никак не мог понять, почему вслед за бароном Теодульфом в пролом стены не бросились рыцари и лучники, сердженты и тафуры короля Филиппа или короля Ричарда? Что их остановило?
Серкамон с тоской смотрел издали на костёр, горящий далеко за стенами Аккры.
Возможно, сейчас вокруг костра собрались благородные бароны, чтобы обсудить неудачный приступ. А, возможно, обозлённые тафуры, те, что и на приступ идут босиком, поймали старуху из тех, что рыскают по всему лагерю, а потом передают сведения неверным...
Серкамон почему-то очень хотел знать, что сейчас происходит вокруг костра, но Господь сделал по-своему: он поставил серкамона перед тем, кого благородные рыцари давно собирались посадить на кол, перед начальником Аккры Маштубом.
Маштуб щёлкнул пальцами.
Бесшумно вошёл в шатре и присел на корточки рядом с ложем Маштуба невысокий человек, плотно кутающийся в плащ с низко опущенным на лоб тюрбаном.
Маштуб что-то произнёс на языке неверных.
— Теперь вы будете отвечать, — по-французски произнёс человек в плаще и в тюрбане. — Вам зададут разные вопросы, а вы будете отвечать на эти вопросы. Иначе вам никак нельзя.
Это было так неожиданно, что барон Теодульф, брызгая слюной и ещё больше, чем всегда, пуча свои безумные глаза, выдохнул:
— Ты кто? Франк?
Человек в тюрбане испуганно вздрогнул:
— Я франк. Но я давно принял ислам. Аллах оказывает свою милость тем, кто искренне признает его силу.
— Клянусь божьей смертью! — богохульно взревел барон. — Клянусь божьими глазами, ногами, руками! Клянусь божьей глоткой и зобом божьим, отступник, я доберусь до тебя!
— Тебя убьют раньше, чем ты поднимешь руку, — смиренно ответил отступник и, повернув голову к Маштубу, перевёл ему неистовые слова раненого барона.
Маштуб усмехнулся.
— Спроси своего начальника, — негромко сказал сеньор Абеляр, — почему наш штурм не удался?
Маштуб выслушал толмача и кивнул.
— Латинян погубила жадность, — объяснил толмач. — Войдя в пролом стены и пропустив первый отряд, тамплиеры встали в проходе и мечами не пустили остальных воинов в город. Они посчитали, что Аккра сдастся и они успеют поделить между собой самую богатую добычу. Но Аллах не допустил плохого. Всех, кто ворвался в пролом, вырезали.
— И тамплиеров? — взревел барон.
— Тамплиеры успели уйти.
Ужасные ругательства, самые дерзкие и богохульные, изверглись из пасти барона. Он ревел, пока один из воинов не ударил его сзади рукояткой кинжала по голове.
Маштуб поднял руку и заговорил.
Толмач медленно переводил.
— Аллах не позволил собакам-латинянам сорвать со стен Аккры жёлтое знамя Магомета, — переводил толмач. — Аллах велик. Воины великого Саладина, хранителя веры, уничтожили собак-латинян на реке Кресон и там же убили великого магистра иоаннитов Рожэ де Мулена. Мы отобрали у собак-латинян Тиревиреаду. Мы разгромили собак-латинян под Хаттином, а там против воинов Аллаха выступали граф Раймунд Триполийский, великий магистр тамплиеров Жерар де Ридорф и граф Рено Шатийонский. Мы взяли Сайду, Яффу, Кесарию, Аскалон. Иерусалим открыл перед нами свои святые ворота. Летучие отряды защитника веры великого Саладина не позволил собакам-латинянам ходить по нашей земле.
— Но вы не взяли Тир! — взревел барон. — Вы не справились с Конрадом Монферратским. Перед стенами Аккры стоят воины короля Ричарда и короля Филиппа.
— Собаки, — перевёл ответ Маштуба толмач. — Грязные собаки. Они уже передрались из-за кости, которую им не проглотить. Латиняне бегут из лагеря. Они боятся умереть от болезней и голода. У них нет денег, чтобы купить место на венецианских галерах, они перебегают к нам. Аллах велик, он принимает всех, кто принимает ислам. Мы можем даже не торопиться, — высокомерно сказал Маштуб, почему-то вздохнув. — Времени у нас, как песка в пустыне. Время перемалывает всё. Аллах велик. Аллах утопил рыжебородого Барбароссу в ручье, в котором не утонет щенок. Воля Аллаха превыше всего.
— Я не утка, я не утону! — взревел барон, пытаясь поднять правую руку. — Пусть идут в воду те, кого туда тянет. Очень скоро жёлтые штаны Магомета будут сорваны со стен Аккры.
Толмач перевёл слова барона Маштубу.
Наступило молчание.
— Позволь мне с помощью вопросов выяснить состояние твоей души, — наконец произнёс толмач.
— Это говоришь мне ты, проклятый отступник?
— Это говорит защитник веры Маштуб.
— Помолчи, барон, — негромко заметил сказал сеньор Абеляр. Было видно, как ему тяжело говорить. — Я сам хочу ответить на вопросы Маштуба.
Барон замолчал, бессмысленно пуча безумные глаза и пуская с губ прозрачную слюну.
— Думаете ли вы, сеньор, — спросил толмач, переводя слова Маштуба и глядя теперь только на сеньора Абеляра, поддерживаемого оруженосцами. — Думаете ли вы, сеньор, что этот мир приводится в движение лишёнными смысла причинами или же он всё-таки поддаётся разумному управлению?
— Всё в воле божией, — ответил сеньор Абеляр.
— Но короли Ричард и Филипп враждуют друг с другом. Они стоят у стен Аккры, но не могут её взять. Они спорят, кого посадить на иерусалимский трон, собаку-рыцаря Га Лузиньяка или собаку-маркиза Монферратского. У них помутился ум. Они делят трон, который ещё надо завоевать, и они не понимают, что завоевать иерусалимский трон можно только совместными усилиями. У них совсем помутился разум.
— Всё в воле божией, — повторил сеньор Абеляр и было видно, что ему трудно произносить даже такие короткие слова. — Наверное, ты мудр, начальник Маштуб, но ты, наверное, не знаешь, что Крез, царь лидийцев, столь долго угрожавший Киру, сам был впоследствии предан пламени костра. Наверное, ты никогда не слышал о том, что пришло время и римский консул Павел сам проливал благочестивые слёзы из-за несчастий Персея, пленного им же? Ты говоришь о времени, Маштуб, но у нас этого времени ничуть не меньше.
— Твои несчастья, — негромко перевёл презрительный ответ Маштуба толмач, — являются наказанием за твои заблуждения, ибо ты не в силах правильно оценить ход событий.
— О чём они говорят? — снова взревел барон Теодульф. — Клянусь божьими потрохами, я не понимаю ни слова!
Маштуб что-то высокомерно сказал и в шатёр внесли холодный шербет на серебряном подносе.
— Пей и ты, пучеглазый, — перевёл слова Маштуба толмач. — Наверное, ты больше никогда не будешь пить, грязный латинянин. Аллах велик, он разрешает тебе сделать несколько глотков.
— В большой шкатулке, которая стоит справа от моего ложа, — перевёл толмач слова Маштуба, — лежат пряди волос, присланные мне всеми женщинами Аккры. Все женщины Аккры, молодые и старые, сказали мне, что теперь я волею Аллаха располагаю их жизнями. Отсылая мне свои волосы, каждая по маленькой прядке, все женщины Аккры сказали, что вручают мне свои молодые и старые жизни и теперь волею Аллаха я обязан их защитить. Глядя на такого грязного и трусливого латинянина, как ты, ревущая во весь голос грязная и трусливая собака, ты, мерзкий шакал, омрачающий мир своим видом, я вижу, что некоторые тайные мои колебания и мысли бесцельны. Я должен защитить Аккру и её жителей. Поэтому я уничтожу всех трусливых собак.
— Барон Теодульф не труслив, — терпеливо возразил Маштубу сеньор Абеляр. — Он совершил много подвигов. Его рукой уничтожено столько неверных, что только сам Господь знает, почему святая земля ещё не очищена от неверных. Но это время впереди и я надеюсь, что волею божьей благородный барон Теодульф ещё увидит это время.
Маштуб помрачнел.
Некоторое время он внимательно и с некоторой печалью смотрел на сеньора Абеляра.
Потом медленно встал и, не глядя, протянул назад правую руку.
Кривая сабля одного из воинов тут же оказалась в его руке.
Маштуб, не торопясь, проверяя пространство, отвёл руку в сторону и повелительно приказал сеньору Абеляру:
— Подойди ко мне.
Сеньор Абеляр поднял голову, но остался стоять на месте, зато его оруженосцы испуганно отступили.