В Сирию отправился отдельно от главного войска своего императора и ещё один немецкий князь ландграф Людвиг Тюрингенский. С значительным отрядом дворян и слуг он оставил в июне 1189 года родину, прошёл сухим путём до Бриндизи, сел там на корабли и также осенью этого года достиг области единоверцев на Востоке.

В то время, когда Германия снаряжалась на священную войну, Англия и Франция были также в бурном возбуждении. Но крестоносное движение развивалось в этих странах совсем иначе, чем в Немецкой империи. Уже несколько десятилетий Иерусалимское государство впадало во всё более затруднительное положение, и французы и англичане задумывали новый большой поход против ислама, но он никогда не осуществлялся, так как силы этих народов почти беспрестанно уходили на домашние раздоры, по большей части очень дикие.

Так случилось и теперь. Несчастье Святой Земли тотчас вызвало страстное крестоносное одушевление, но началу похода ещё долго мешали гнусные раздоры.

Только что — в декабре 1187-го — стало известно поражение христиан при Гаттине, как старший сын английского короля Генриха II Ричард, герцог аквитанский и граф Пуату, дал обет крестового похода, а через несколько недель, когда пришла ещё весть о падении Иерусалима, то и у короля Генри ха и у его французского противника, короля Филиппа II Августа, явилось желание также принять на себя крест. До этого момента короли были между собою во вражде, но теперь они сошлись для мирных переговоров — 21 января 1188 года — между Жизором и Три под тем могучим вязом на границе Франции и Нормандии, где с незапамятных времён князья этих стран имели обычай вести переговоры. Короли протянули друг другу руки, обнялись, поцеловались и приняли крест. Их пример увлекательно подействовал на баронов, рыцарей и весь народ Франции, Англии и Уэльса. Скоро уже перестали спрашивать, кто примет крест, а спрашивали, кто его ещё не принял. Жёны принуждали своих мужей, матери — своих сыновей, последнюю опору своей старости, пристегнуть священный знак к своим плечам, старики, которые уже не могли совершить далёкого путешествия, отдавали в руки проповедников последние свои сбережения. По поручению папы было возвещено, что каждому пилигриму, который искренне покается, будут разрешены его грехи, а если у него есть долги, то он получит льготы при их уплате. Но кто помешает вооружениям крестового похода тем, что в ближайшие семь месяцев начнёт войну, тот подвергнется великому отлучению от церкви; никто не должен также “чрезмерно клясться и играть в кости, или допускать роскошь в одежде, или брать с собой в крестовый поход женщину, исключая прачки”. Наконец, чтобы покрыть большие издержки похода, все, кто в нём не участвовал, должны платить “Саладинову десятину”, т.е. отдавать десятую часть своих доходов и движимого имущества, из которого исключались только лошади, одежда и оружие, книги и драгоценные камни. Так с пылким рвением делались самые широкие приготовления и уже мечтали о том, что отныне, когда примирились так долго враждовавшие между собой короли, вообще будет невозможна больше кровопролитная война между христианами; люди уже утешались гордым пророчеством, что в течение двух лет господство мусульман будет совершенно уничтожено.

Первый диссонанс в радостном настроении тех дней принесён был взысканием Саладиновской десятины, которое во многих местах производилось с большой суровостью, и к этому присоединились ещё ужасные мучительства над евреями, от которых выжимали несметные суммы. Но ещё хуже было то, что старинная вражда государей этих стран вспыхнула снова. Сначала — весной 1188 года — поссорился герцог Ричард с южнофранцузскими вельможами; затем в эту ссору вмешались оба короля, и в скором времени половина Франции снова покрылась убийством и пожаром. Напрасно многие французские бароны требовали мира, чтобы можно было, наконец, начать поход против Саладина; напрасно папские легаты угрожали воевавшим суровыми церковными наказаниями; правда, начались переговоры, но они прерывались одни за другими, и раздор государей принял мало-помалу самые отвратительные формы. Король Филипп в яром бешенстве велел срубить на границе Жизора тот древний вяз, который так часто охранял своими ветвями дружественный разговор, и когда кардинал Иоанн из Ананьи хотел устрашить его отлучением от церкви, король обвинил его, что тот подкуплен золотом его противников. Короля Генриха подозревали, что он находится в запрещённых сношениях с невестой Ричарда, принцессой Алисой, сестрой Филиппа, и что он хочет обидеть своего сына относительно наследства в Англии. Ричард из-за этого дал себя увлечь в союз с Филиппом против своего собственного отца, и Генрих был наконец поставлен в такое стеснённое положение, что должен был 4 июля 1189 года согласиться на мир на позорных условиях. Это разбило сердце стареющему королю: он умер с проклятием непокорному сыну.

Для крестового похода эта смерть была счастьем, так как Ричард, вступивший теперь на английский престол, вследствие этих событий был в хороших отношениях с Филиппом. Оба короля ревностно снаряжались теперь к священной войне, причём Ричард, но своему страстному нраву, чтобы как можно скорее собрать значительные суммы денег, продавал за бесценок замки и деревни, епископские престолы и места прелатов. Но христианам на Востоке сначала это мало послужило на пользу. Дело в том, что в поход отправлялись мало-помалу, и плыли в Сирию для участия в осаде Акры сначала только отдельные французские и английские отряды, а сами короли, и с ними главная масса крестоносцев обеих наций ещё долго мешкали частью на родине, частью на пути, пока наконец не взглянули серьёзно на цель своего предприятия.

Весной 1190 года собрались отряды английских пилигримов, которые хотели отправиться с Ричардом на Восток. Своё выступление с родины они посрамили ужасным преследованием евреев, “врагом Христа, сокровища которых должны были служить для освобождения Святой Земли”, и правительство восстановило в стране порядок только с трудом и после того, как было пролито много крови. Одна часть пилигримов отправилась во Францию, чтобы примкнуть там к французским войскам своего короля, другая часть отплыла тотчас же на сильном флоте, в котором, кроме других судов, насчитывалось 108 больших транспортных кораблей и который должен был потом перевезти всё крестоносное войско в Сирию. Ричард ввёл во флоте очень строгую морскую дисциплину, по которой даже за мелкие проступки назначались страшно суровые наказания, но было ещё очень сомнительно, удастся ли этим способом удержать в порядке дико возбуждённые массы пилигримов. Флот получил затем приказание обогнуть Францию и Испанию, между тем как сухопутное войско английского короля шло прямо через Францию к Везеле в Бургундии, где оно должно было соединиться с отрядами Филиппа-Августа. Здесь в первых днях июля сошлись оба войска. Король и войска сердечно приветствовали друг друга и продолжали вместе поход к югу при радостных песнях. Но так как число этих крестоносцев превышало 100 тысяч и содержание такой большой массы на одном и том же пути вызываю затруднения, то было решено, дойдя до Лиона, снова разделиться, идти в некотором расстоянии друг от друга в Мессину, а оттуда в верном союзе отплыть в Сирию. Таким образом, эти пилигримы не воспользовались больше традиционным путём великих крестовых войск через Грецию и Малую Азию; они предпочли отправиться морским путём, вероятно потому, что и французы и англичане узнали о союзе византийцев с Саладином.

Король Филипп первый покинул Лион, отправился в Геную, сел на наёмные суда и достиг 16 сентября Мессины. Ричард пошёл в Марсель, а оттуда шёл без всякого определённого плана то на корабле, то проезжал верхом, ради удовольствия, прекрасные местности вдоль всего западного итальянского берега; 23 сентября он с большой пышностью въехал в Мессину. Незадолго перед тем туда уже прибыл его флот, довольно счастливо выдержавший разные опасности. При высадках на португальском берегу он отчасти совершал грубые насилия против тамошних христиан, отчасти с самопожертвованием помогал им в борьбе с мусульманами.