Две группы граждан особенно не враждовали, а иногда и имели точки пересечения: кое-кто из детей алкоголиков носил «семафорные» береты.
Из сквера идеально просматривался вход в маленькую частную гостиницу «У Сергеича», а с помощью хорошего бинокля можно было рассмотреть, что происходит в номере, где квартировала Заноза.
Никита Уваров выбрал маскировку под растамана. Нацепил берет, дурацкую хламиду, парик с косичками, взятый напрокат в театральной студии. Даже забавно. И растаманы оказались ребятами неплохими. Слегка заторможенными, но добрыми.
Такси тормознуло у самой ограды сквера. Когда Заноза, опершись на руку галантного Юкио, выбиралась из автомобиля, Никита запросто мог к ней прикоснуться. Это, впрочем, было не нужно. Важнее было услышать, о чем они говорят.
— О, Юкио, у нас завтра трудный день. Послезавтра свадьба, нужно успеть обзвонить всех гостей! Ляжем сегодня пораньше, да? Закажи в номер пару бутылок шампанского... Лапушка, снусмумрик мой желтенький...
Кроме снусмумрик, Никита ничего не понял.
Он подождал, пока японец с «невестой» не поднимутся в номер, а потом звонил в дверь: примут ли «У Сергеича» делегацию богатых растаманов из Австралии?..
Нэцке, амфоры, навигационные инструменты Крузенштерна, античные статуи, мазня авангардистов, нефритовые колонны, флейта Пана, портреты героев двенадцатого года в одноименной галерее — все на месте. А сердце не на месте.
Надя смотрит с немым вопросом.
И никакие слова в голову не приходят. Только глупости всякие.
— Надя, а ведь Екатерина Вторая в Эрмитаже умерла?
— Она... эээ... — смутилась Надежда.
— Наденька, я знаю, что императрица умерла в туалете! Но ведь туалет находился в Эрмитаже?
«Тьфу! О чем это я... Что за детский сад...»
— Да, наверное.
— А в каком именно туалете, науке известно? Он сохранился?
— Я не знаю,— растерялась Надя.
— Сейчас у бабушки спросим...
Егоров ринулся к смотрительнице и стал выяснять, где здесь туалет, да не простой туалет, а тот самый, где испустила последний дух императрица Екатерина по кличке Великая. При этом у него вновь открылся бурский акцент. Надежда и смотрительница смотрели на «Пауля», разинув рты.
Зазвонил мобильник. Егоров ждал звонка, но все равно вздрогнул.
— Хелоу,— закричал Сергей Аркадьевич.— Я, я... Пуркуа?
Смотрительница замахала на странного посетителя руками, требуя выключить телефон: «Нельзя, нельзя». При этом, полагая, что иностранец лучше поймет с акцентом, смотрительница вычурно коверкала русское слово: «Нэлсиа-а!»
Егоров ринулся в соседний зал, продолжая кричать в трубку:
— Майн готт... Я, я... О'кей!
Надежда догнала «Пауля» у павлина с часами. «Пауль» тяжело дышал и пялился в потолок.
— Пауль, что с вами?
— А-а... Надо срочно лететь,— выпалил Егоров.— Проблемы с банком и налоговой службой.
Он решил воспользоваться советом Любимова.
— Это серьезно? — упавшим голосом спросила Соколова.
— Могу все потерять. Вино, страусов, репутацию! — с отчаяньем валял ваньку Егоров.— Где у вас самолетные кассы?
— Совсем рядом, на Невском...
Надежда подумала — а ведь если Пауль все потеряет... Страусов и вино... Что ему останется тогда делать? Возвращаться в Россию.
И на мгновение ей захотелось, чтобы Пауль все потерял. Они придумают, чем ему здесь заняться. Он такой деловой, решительный — может к Роману в партнеры пойти.
Или получиться немного — и экскурсии водить.
Но тут же устыдилась своих желаний.
Она желала Паулю только удачи.
Любимов загнал машину аж к Александрийскому столпу, куда заезжать категорически было запрещено. Остановился в тени грандиозной колонны. С некоторой опаской: со школы Жора знал, что столп ничем не крепится, фундамента у него нет, и держится он исключительно за счет своей тяжести. Странно это, конечно. Но если столько лет не упал, то и сегодня, скорее всего, устоит...
Милицейская машина, возмущенная наглостью неизвестного водителя, взревела и рванулась к Любимову с другой стороны площади. Жора вышел навстречу коллегам, успокоил. Они, оказывается, тоже слышали про то, что колонна стоит сама по себе, но решительно в это дело не верили. Считали байками для развлечения туристов.
Егоров и Соколова появились довольно скоро. Раскрасневшийся Егоров шел чуть впереди, решительно размахивая руками.
— Заработать хотите? — спросил Егоров, наклонившись к окну.
— Смотря куда надо,— зевнул Любимов, вживаясь в образ бомбилы.
Егоров вопросительно глянул на Надежду.
— Сначала вон туда, на Невский к авиакассам, а после на Дачную.
— Садитесь,— кивнул Любимов.
До центральных авиакасс доехали за минуту. Егоров нырнул в дверь, Любимов и Соколова остались его дожидаться. Жора внимательно рассматривал Надежду в зеркало. Он впервые мог видеть ее вблизи. Что же это за женщина, растопившая сердце сурового замначальника штаба...
Надежда поймала его взгляд, вздрогнула.
— За границу летит? — спросил Любимов.
Если бы операция «Жених» продолжалась, этот вопрос был бы «прокольным». Ну с чего случайному водителю догадаться, что пассажир побежал за заграничным билетом? Но теперь же было все равно...
— Да, он там живет,— печально ответила Надежда.— В Южной Африке.
— Ого! — присвистнул Жора.— В Африке... А вы что же?
— Я здесь... остаюсь... — вздохнула Надежда.— Порой обстоятельства сильнее нас.
Появился Егоров с билетом в руках (тоже абсолютно ненужная уже конспирация — не полезет же Надежда его проверять), открыл дверцу, забрался на заднее сидение...
— Придется через Лондон. Не люблю я это «Хитрово»...
«Хитроу» никто в главке не говорил. «Хитрово» — оно как-то по-нашему, по-домашнему...
— Когда вылет? — спросила Надежда, отводя глаза.
Оказывается, она надеялась краешком души, что билетов не будет.
— Через три часа,— Егоров посмотрел на часы.
— Только вещи успеть забрать,— вздохнула Надежда.
— И с родителями попрощаться... Я, пожалуй, с дядей Володей выпью по рюмке...
Надежда чуть не заплакала.
— Куда ехать? — спросил Любимов.
— На Дачную через магазин, а потом в Пулково.
...И ведь надо же, дяди Володи, как назло, дома не оказалось. Ушел к товарищу в стоклеточные шашки играть. Мобильника у старшего Соколова не было, а телефона товарища Екатерина Сергеевна не знала.
— Самолет ждать не будет,— вздохнул Егоров.— Вот так получилось... не по-русски как-то.
Проводы — вещь вообще тяжелая. Разлука ты, разлука, чужая сторона... А уж тем более в такой безнадежной ситуации. Все слова сказаны, все признания сделаны, все...
Нет, конечно, не все признания сделаны и не все слова сказаны, но сейчас-то их говорить — бесполезно. Зачем? Только травить себя. Что толку в разговоре, который не будет иметь продолжения?
Посадка заканчивалась. Операция «Жених» — вместе с посадкой.
И что дальше?
Конечно, они будут жить в одном городе...
И вполне могут встретиться на улице. Или в Эрмитаже. Около «Блудного сына». Или в Павловске — надо же когда-нибудь туда доехать. Белочек покормить...
Егоров представил себе сцену встречи.
Невидимая красавица сообщила по радио, что пора лететь в Лондон.
— Пауль, мне жаль, что так сложилось.
— И мне... жалко.
Егоров неловко взял Надину ладонь в обе руки. Неловко поднес к губам, неловко поцеловал...
— Зато теперь я буду знать, что где-то на краю земли есть человек, который обо мне думает.
— И любит,— вдруг признался Егоров.
«Господи, что же это я говорю... На старости лет...»
— Идите, вам пора,— быстро ответила Надя.— Увы, параллельные прямые не пересекаются.
Поцеловала Егорова в щеку, развернулась и стремительно пошла к выходу. Не оглядываясь.
Егоров смотрел ей вслед.
Посадка закончилась... Но ему не надо было никуда лететь.