Рогов достал из машины сверток и отправился с переводчиком в отель. Они едва убедили Юкио открыть дверь. Тот не верил даже своему соотечественнику, натурально вообразив, что по-японски заговорил злодей Козлов, решивший все же расправиться с незадачливым женихом. Решили уже открывать дверь гостиничным ключом, но тут Юкио все же взял себя в руки.
Первым делом Рогов попросил его позвонить в свой банк. Юкио долго ворковал по-голубиному по мобильному телефону, дважды продиктовал номер кредитки, закатывал глаза, издавал гортанные непонятные звуки... Наконец отключился. Жалостно посмотрел на Рогова. Произнес длинное страстное ку-сю-мисю-каря-маря.
— Осталось восемьсот долларов, а было семьдесят тысяч, — перевел переводчик.
Рогов кивнул. Сказал зачем-то:
— Вот тебе и суши, вот тебе и сашими...
Велел переводчику нет переводить.
Юкио снова сказал: кусю-мисю-каря-маря.
— Это невозможно,— перевел переводчик.— Никто не знал его пин-код. Даже родная бабушка...
Рогов вытащил из свертка прибор для набора пин-кода. Тот самый — для перераспределения трудовых и нетрудовых доходов любителей русских невест.
— Знакомая штука?..
Юкио внимательно посмотрел на прибор. Спросил, можно ли взять в руки. Повертел, обнаружил пластилиновую пластину, издал протяжный боевой клич.
— Это из ателье,— перевел переводчик.
— Наше ноу-хау,— не без некоторой даже и гордости порадовал Василий.— У вас в Японии еще не додумались. С его помощью пин-код узнали, а деньги через банкоматы сняли. Сегодня ночью.
— Но карта всегда при мне! — воскликнул Юкио, выслушав перевод.
— Пусть невесте спасибо скажет,— пояснил Рогов.— Пока он спал, она ее напарнику передала, а после вернула. Мы со вчерашнего дня за ними следим. Он у нее не первый.
Юкио схватился за голову.
Он расстроился больше, чем в первый момент из-за денег.
Он проиграл больше: проиграл любовь.
Хорошо, все же, что теперь не надо по всей строгости соблюдать законы самурайской чести. А то пришлось бы делать харакири.
— Деньги мы изъяли, правда, в рублях,— успокоил Вася.— Надо съездить написать заявление в милицию.
Юкио безучастно кивнул головой. Одно заявление он здесь уже писал...
За соотечественника забеспокоился переводчик:
— А что же он будет делать с рублями? Столько рублей...
— Полтора миллиона где-то,— равнодушно кивнул Рогов.— Матрешек пусть купит. Для бабушки...
Муся и Пуся, во-первых, были обижены на хозяина. Бросил на произвол судьбы, оставил какому-то недотепе, и вот результат: чуть не умерли от страха, досады, голода и темноты. Во-вторых, от болонок пахло самогоном. И походка у них была несколько нетверда, особенно у Пуси, который постоянно натыкался на ножку кухонного стола. Видимо, давали знать о себе алкогольные пары.
Но на Егорова все это не произвело какого-то особого впечатления. Он злился на Рогова, утешал и кормил болонок как-то автоматически. Мысли его были где-то далеко. Он даже — невиданное дело — забыл перед прогулкой облачить болонок в попоны.
На углу собачки тревожно затявкали. Егоров, доселе пристально изучавший узоры на асфальте, поднял голову и увидел знакомого ротвейлера. На сей раз, правда, в наморднике и на поводке. Егоров проследил взглядом за поводком и обнаружил на другом его конце лысого человека в кожаной куртке. С ним тоже произошла перемена: улыбался как-то подобострастно. Сказал:
— Доброе утро.
Взгляд Егорова потеплел.
— Вот,— кивнул на ротвейлера.— Совсем другое дело. Теперь не страшно. Можно гулять сколько угодно.
— Только до суда,— вздохнул бритоголовый,— под подпиской...
Максим Виригин помнил поговорку: возвращаться — плохая примета. Помнил и помнил, никогда к ней никак не относился. Примета и примета, поговорка и поговорка...
Но сейчас, воткнув компьютер обратно в розетку и восстановив подключение к Интернету, он набрал поговорку в поисковом окне.
Девять тысяч семьсот двадцать шесть упоминаний!
Есть материал для размышлений.
Что же там Пишут умные люди?
«Иначе действительно есть опасность вернуться не в лучшие времена, а возвращаться, как бытует поверье, плохая примета»,— бубнил политический обозреватель.
«Я оставил титул чемпиона Европы, и возвращаться к нему не собираюсь»,— решил, как отрезал, боксер Виталий Кличко.
«Я редко вновь встречаюсь с той же самой девушкой. Не зря же сказано, что возвращаться — примета опасная»,— делился опытом ловелас на каком-то глянцевом сайте.
Все не то, не то...
А вот интереснее, дискуссия на форуме: «Вот все говорят: плохая примета, плохая примета, а что значит — никто не знает!! Пример: возвращаться плохая примета (а конкретней?), зеркало разбить — плохая примета, бабулю с пустым ведром на лестнице увидел — плохая примета!? Почему?»
И тут же следовала ссылка на интервью Председателя Общества Ниспровергателей Примет. Оказывается, есть и такое.
Хорошее, наверное, общество.
Виригин нажал на ссылку...
По коридору родного главка Егоров шел неуверенно. Удивительное дело. Раньше он чувствовал себя здесь полновластным хозяином, и это все остальные становились слегка неуверенными, увидав бравую фигуру Сергея Аркадьевича. Но теперь у него появился странный комплекс самозванца. Вот, форму надел, а все кажется, что на шее болтается дурацкий галстук «пожар в джунглях». А в голове вертится не менее идиотская фраза милого дяди Володи: «Крокодила — нет, не понимаю...»
— Заходите, Сергей Аркадьевич,— приветливо крикнул Жора Любимов из приоткрытой двери.
Егоров зашел. Вася сидел за столом, склонившись над бумагой.
— Мы, Сергей Аркадьевич, в рапорте указали, что вы серию тяжких преступлений раскрыли.
— Не надо было,— махнул рукой Егоров.
— Зато выговор снимут,— подбодрил его Любимов.
— Мне уже неважно.
Любимов хотел сказать что-то вроде «время лечит», но вместо этого спросил:
— А звание?
— Да что звание... Не ради званий живем же!
Рогов и Любимов переглянулись. Вот уж нельзя было предположить, что человек так изменится.
— Лучше скажи, она переживала, когда я билет покупал? — спросил Егоров у Любимова.
— Чуть не плакала,— отрапортовал Жора.— «Обстоятельства,— говорит,— сильнее нас»...
Дверь приоткрылась, заглянул Уваров.
— Привет, «убойщики». Егоров не у вас? А, Сергей Аркадьевич! Короче, все нормально. С Петрухой я связался, он ей напишет. Сегодня же по имейлу. Может, и написал уже. От имени друга.
— Почему «друга»? — изумился Сергей Аркадьевич.
— А у вас будто бы сердечный приступ случился, и вы в коме,— сообщил Уваров и расплылся в улыбке: дескать, хорошо придумал!
— Как?! — еле вымолвил Егоров.
— Так ей спокойнее будет,— заявил специалист по сфере нравственности.
Рогов только пальцем у виска покрутил.
А Егоров сорвался с места и побежал. С такой скоростью, будто хотел опередить электронное письмо.
Букет купил у метро. Огромный, на все деньги.
Дверь открыла Надежда. Застыла в недоумении. Произнесла медленно:
— Пауль?..
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
— Надя, иногда прямые все же пересекаются.
Надежда не ответила. Смотрела и улыбалась.
— Меня Сергеем зовут.
И чуть было не спросил: «А тебя?»...